обломанного древка торчал из разошедшихся стальных колец, кровь тепло текла где-то под рубашкой. Мальчик смотрел в небо. Сил идти куда-либо не оставалось. От потери крови кружилась голова.
Твой князь мертв, Намайо. Пора и тебе отдохнуть.
Сумеречник улыбнулся и улегся рядом с мертвым гулямчонком на теплый, не успевший за день остыть мрамор. Закрыл глаза и потерял сознание.
6 Ночной странник
Хотя аль-Мамуну обо всем рассказали, он оказался не готов к тому, что увидел. Пыль почти осела, открывая развороченное, бесстыдно торчащее нутром здание масджид. Впрочем, наверняка уже давно не масджид... Арка портала превратилась в груду кое-где еще поблескивающих изразцами камней и щебня. Ступени исчезли, да и самого входа больше не было - только темная пустота над уродливой кучей разбитого камня, показавшаяся аль-Мамуну неровной, беззубой пастью. По камням кто-то карабкался - видно, хотел пролезть и посмотреть, что внутри.
Площадь целиком затянуло вечерней тенью - похоже, солнце уже село, правда, над темными крышами домов еще золотилось небо. Тела и камни, тела и камни, лошадиные трупы, мертвые люди. Пошатывающиеся, то ли от горя, то ли от усталости фигуры бродили между лежавшими.
- О горе мне горе! Али! Свет моих глаз, Али!..
Склоняясь над кем-то, причитал парс - в знак скорби он снял шлем и чалму и распустил длинные кудри воина. Аль-Мамун попытался подъехать ближе, хотя кобыла дичилась мертвецов и оступалась на каменной крошке. Хорасанец причитал над телом гулямчонка.
- Бедняга, - пробормотал за спиной халифа Тахир. - Еще вчера они обменивались стихами...
Парс принялся снимать с плеч свой синий кафтан - чтобы прикрыть и обернуть тело.
- Помогите ему унести Али прочь из этого места, - тихо приказал ибн аль-Хусайн.
Аль-Мамун поморщился: оплакивать гибель возлюбленного - удел благородных, несомненно. Однако, возможно, не стоило этого делать прилюдно. Зачем срывать покровы тайны? В конце концов, мальчик жил не в доме этого парса, а в его, Абдаллаховом, доме. И если молодых людей связывало чувство, то отчего юноша не обратился с просьбой продать гуляма?..
Тем временем, хорасанцы Тахира подошли к несчастному и помогли ему поднять тело возлюбленного на руки. Для этого им пришлось отпихнуть подальше другого мертвеца, сумеречника - похоже, что аураннца. Парсы брезгливо подвинули труп ногами - чтобы не мараться о мертвого кафира.
Впрочем, к делу. А оно требовало немедленного разъяснения. Где нерегиль? Что за чушь ему несли про бред умирающего и прочее? Где Тарик? Не хотелось бы задерживаться в городе после заката, люди начали разбредаться, так где его, аль-Мамуна, командующий?!
Нерегиль обладал удивительной способностью теряться без следа именно тогда, когда требовался своему господину больше всего...
Приподнявшись в стременах, Абдаллах оглядел площадь. И наконец увидел тех, кто должен был дать ему ответ. Аураннцев во главе с наглым котярой Меамори. Вот уж кого по окончании похода нужно будет отправить в ссылку на южную границу - а то и в тюрьму. Не в шамахинские же рудники его пихать обратно... Хотя...
Кстати, у завала на входе тоже что-то происходило. Гигантская куча камня пришла в движение: с шорохом и нарастающим стуком и гулом из нее принялись вываливаться булыжники, мелкая крошка и пыль. Черные струи дыма объяснили аль-Мамуну все - мариды. Убирают камень, готовят проход вовнутрь.
Сумеречники стояли как раз справа от завала - большой толпой. И эта толпа, вдруг понял аль- Мамун, все прибывала. Из устья соседней улицы выскользнула группка гибких, неприятно, не по- человечески текучих теней.
Дав шенкелей заморившейся за длинный день кобыле, халиф двинулся ко входу в оскверненное здание.
На длинный язык каменной осыпи покатились еще обломки - проход все расширялся.
Аль-Мамун подъехал к толпе сумеречников - те настороженно чего-то ждали, словно коты с напряженно поднятыми хвостами. В черном зеве снова закурился дымок. А следом показался почтеннейший Амр ибн аль-Сад в издалека видном полосатом тюрбане. Предводитель джиннов распрямился во весь свой немалый рост - и печально покачал головой.
Толпа сумеречников отозвалась горестным стоном. И разом осела в земных поклонах.
Абдаллах не знал, сердиться ему или удивляться - он перестал понимать, что происходит. На него, халифа аш-Шарийа, никто не обращал никакого внимания.
На каменной осыпи прохода в масджид возникла худощавая фигура в странно глядящемся среди кольчуг и панцирей дервишеском одеянии. Джунайд. Шейх тоже покачал головой - нет, мол. Кошачья стая сумеречников завздыхала и закивала опущенными головами.
Халиф вскинул руку и крикнул:
- О Кассим аль-Джунайд! Что здесь происходит? Каковы обстоятельства, в которых мы оказались?
Абдаллах кричал и с каждым произнесенным словом все острее ощущал неуместность - крика. Этих слов. Всего себя на этой площади.
Сумеречники один за другим поворачивали головы и смотрели назад, куда-то за спину аль-Мамуна. Джунайд даже глазом не повел в сторону халифа, а сразу пошел туда, куда все смотрели.
Медленно, чувствуя, что ничего хорошего не увидит, Абдаллах развернулся в седле.
Через заваленную обломками мертвого прибоя площадь двигалась странная процессия.
Сначала халиф разглядел только белое - женщину в белом широком платье с белыми рукавами до пола. Ее вели под локти другие женщины, тоже в белом. Сумеречницы, аураннки - все до одной в белом. Безо всяких украшений в длинных волосах.
У женщины, которую вели под локти, было совершенно неподвижное, ничего не выражающее лицо. Джунайд, как оказалось, направлялся именно к ней. В трех шагах поклонился - на аураннский манер. Сумеречница в лебедином платье склонила голову в ответ.
- Кто это? - поинтересовался аль-Мамун - скорее у воздуха, чем у кого-то определенного.
Евнухи и гвардейцы маячили в отдалении - как у него получилось оторваться от свиты?..
- Это княгиня Майеса, - отозвались откуда-то снизу.
Быстро глянув под стремя, халиф увидел там черного кота. Кот поднял морду и посмотрел на халифа. Аль-Мамун помотал головой и сморгнул. Кто же ему ответил?..
- Я тебе ответил, - явственно проговорил кот - усы и пасть прошевелились в такт речи.
- А... ты...
- Джинн, - снова шевельнул усами кот. - Мое имя среди силат - Имруулькайс. Люди называют меня Утайба ибн Науфаль.
- Ты...
- Выглядел как черный конь и черный всадник в битве под Фейсалой.
- Но...
- Вдали от Мухсина могу принимать только этот облик.
- А...
- Такое заклятие.
Женщина в белом опустилась на расстеленную для нее циновку. Джунайд еще раз поклонился и пошел обратно к провалу входа.
- Так...
- Княгиня Майеса. Супруга княгя Тарега.
- Кто?!..
- И мать его ребенка, кстати.
- Как?!..
