- Точнее, теперь - вдова князя Тарега.
- Что?!..
- Угробила себя наша кокосина, - вздохнул джинн. - Сказала - угробит, и угробила. Жаль. Хотел я прибить того айютайского монашка- и зря не прибил. Жаль, жаль...
И, вздохнув еще, поплелся среди камней - вслед за Джунайдом.
- Стой!..
- Иди за мной, - спокойно повернул к нему усатую морду кот. - Джунайд расскажет, что тебе нужно делать.
- Стой!..
Кот скрылся в темноте провала. Аль-Мамун, все еще хватая ртом воздух, огляделся.
Сумеречники сидели очень тихо, опустив головы и покачивая золотистыми и черными хвостиками на затылке. На площади легонько посвистывал закатный ветер, растрепывая одежду на живых и мертвых.
Женщина на циновках сохраняла полную неподвижность, остановившиеся глаза смотрели в пустоту. Черные длинные волосы колыхались под порывами пыльного воздуха, легчайшие пряди взметывались и ложились обратно на спину.
- О Всевышний... - пробормотал халиф. - Что здесь происходит...
Вот это - жена нерегиля? У нерегиля - была жена? И ребенок? Когда все это произошло? Почему он, аль-Мамун, ничего об этом не знал? Хотя как бы он мог об этом узнать? Мужчины о таком друг друга не спрашивают... Но тайная стража? Почему?.. Хотя... Ах вот оно что. Вот почему нерегиль постоянно пропадал в лагере сумеречников. О Всевышний. Он там... А он, аль-Мамун, его...
Но что, шайтан всех задери, значило, что нерегиль себя угробил?!
В темноте входа медленно оседала пыль. Все вокруг молчали. Аль-Мамун вдруг понял, что из курящегося дыма на него смотрят мариды. Голова отказывалась принимать услышанное.
И тут из толпы сумеречников донесся странный, сдавленный звук. Абдаллах вздрогнул.
И понял - плач.
И тут же что-то сдвинулось в голове, открывая дверь свету.
Аль-Мамун вспомнил - ну конечно, письмо про статую. Нерегиль написал его давным-давно, целую жизнь назад, в дождливой осенней Басре. Написал, пока сидел под стражей в комнатах Якзана аль-Лауни.
'Удар уничтожит и тело, и дух истощенного злом существа. Вполне вероятно, что освобожденные при ударе энергии произведут вокруг разрушения, и потому нужно позаботиться о том, чтобы рядом оказалось как можно меньше людей...'.
Освобожденные при ударе энергии... Что-то он уже слышал про эти освобожденные энергии...
Точно! Разговор с лекарем! С ибн Бухтишу, после того, как в покоях Ситт-Зубейды убили гулу! От чего умер тот сумеречник? Лекарь сказал: 'Смертельный удар всегда возвращается тому, кто его нанес. Всегда. Чем сильнее существо, тем сильнее ответный удар'...
О Всевышний... Так они все заранее знали?! И только он, аль-Мамун ходил как дурак, обиженный родственниками, и строил глупые планы?!
Они, выходит, знали, что... знали, что...
Конечно.
Зал приемов Умм-Касра: 'Что-то ты от меня скрываешь...'. Что ответил нерегиль? 'Это касается меня одного'.
Вот почему он так легко согласился служить ненавистному хозяину. Конечно. Потому что знал - ненадолго. Один удар - и освобожденные энергии положат всему конец. Конец. Он умрет - и никого это больше не касается.
Неплохо.
Ты все-таки сбежал от меня, Тарик.
И выставил круглым дураком - напоследок.
Все всё знали. Кроме глупца-халифа. Смертного дурака, с которого спросу нет. Хорошо же у тебя получилось надо мной посмеяться, Тарик. На славу.
- Это не так, мой повелитель. Люди ничего не знали. Только сумеречники.
Мягкий голос Джунайда застал халифа врасплох - Абдаллах дернулся в седле и до отказа натянул повод. Кобыла попятилась и жалобно закивала башкой - у нее не оставалось сил, чтобы встать на дыбы.
- Тарег не обманывал тебя.
С усилием выпростав ноги из стремян, аль-Мамун пополз вниз с седла. Какой длинный день, о Всевышний, когда же это все кончится, сколько мне еще идти сегодня по этому городу...
- Он просто выполнял свой долг, - и Джунайд вовремя подхватил его под локоть - ноги почти не держали.
- А... она, - осторожно кивнул Абдаллах в сторону белой фигурки на маленьком плетеном коврике, - знала?
- Знала, - тихо отозвался Джунайд, опуская свои странные, не человеческие уже глаза. - И потому просила оставить хотя бы сына...
- Подожди, - помотал враз отяжелевшей головой халиф. - Она все это время знала, что через несколько месяцев ее муж умрет?
- Да.
- А... ребенок?
- Еще не родился, о мой халиф.
- Подожди, - мысли в голове запутались окончательно. - Она что, попросила оставить ее в тягости, несмотря на...
- Да, - твердо прервал его Джунайд.
- С-сумеречники... - если бы в пересохшем рту оставалась слюна, аль-Мамун бы сплюнул. - Все не как у людей, а как у тварей...
- Эй, полегче... - зашипели у него под ногами.
Котяра-джинн бил тонким хвостом и скалил мелкие зубки.
- Как так можно?!.. Как у нее хватило сердца?!
- А что такого?! - вздыбил шерсть кот. - Через год здесь вообще никого не будет! И что? Помешало это тебе заделать ребенка певичке?
- Что?!
- Что - что? Я про мединку! Учти, у меня племянник в твоем хариме...
- Тьфу на тебя с твоей мединкой! Почему через год здесь никого не будет?!
- Он что, ничего не знает? - недоверчиво хмыкнул кот и задрал морду на Джунайда.
- А что я должен знать, о Кассим? - тоже посмотрел на шейха аль-Мамун.
- Четыреста девяносто первый год, - спокойно проговорил Джунайд.
- Конец света, что ли? - не удержавшись, фыркнул халиф. - Эти кликушеские бредни? Ты шутишь, о Кассим?..
Шейх и джинн продолжили молча смотреть на него. Одинаковыми кошачьими глазами. Аль-Мамуну стало не по себе:
- Джунайд, - тихо проговорил он. - Скажи, что ты пошутил.
Суфий молчал. Кот вздохнул, присел и терпеливо обмотался хвостом.
- Так это что? Правда? - прошептал аль-Мамун, почему-то воровато оглядываясь по сторонам.
- Все знаки говорят о том, что через год халифат вступит в полосу бедствий и потрясений, - спокойно отозвался Джунайд. - Возможно, гибельных для всего мира бедствий и потрясений. Посмотри на небо - и ты увидишь ее. Двурогую Звезду погибели.
- Я не верю в это, - вдруг жестко сказал аль-Мамун.
И тут же почувствовал, как распрямляются плечи.
- Я не верю в это, - с нарастающей, распирающей изнутри яростью, повторил халиф. - Всевышний не оставит аш-Шарийа.
