невероятно любят серфингисты.
Вслед нам откуда-то с моря донеслось:
— Все хоккей!
И неизвестно было, кто это кричит. И непонятно, как это все может быть хоккеем?
Одно за другим мы пронзали созвездия Большой Медведицы, Кассиопеи, Лебедя. Потревоженные нами созвездия меняли свои очертания и становились ни на что не похожими.
Едва не сбив с неба серп месяца, Боб заложил крутой вираж, и автомобиль боком рухнул в воздушную яму. Яма эта оказалось глубока и широка. Мы никак не могли долететь ни до дна, ни до ее противоположного края. И все падали, падали, падали. Машина пыталась нащупать колесами воздух, но ощущала совершенную, первобытную пустоту. Оставалось надеяться, что на дне ямы все же скопилось немного воздуха.
Когда уже показались какие-то крыши, машина нащупала слабый воздушный поток и по нему скользнула на землю.
— Братья, вы не возражаете, если остаток пути мы проедем по земле?
— По земле, по земле! — раздался голос Наянго. — А-то в небе самолеты вон каких ям навертели! Не держит совсем.
— Ниже земли не упадешь, — подтвердил Томи.
— Почему же не упадешь? — удивился я. — Можно упасть. Под землей-то еще кое-что есть.
— Что? — удивился Наянго. — Камни?
— Магма.
— Как же ты туда упадешь?
— Можно, если в вулкан, например.
Томи этот разговор начал раздражать.
— Хватит! А? Завели, на ночь глядя, упадешь-не-упадешь.
— Разговор-то принципиальный, — не согласился я. — Надо знать, куда упасть можно. Чтобы как раз туда и не упасть.
— Брат Боб, есть у вас вулканы?
— Нет, вулканов у нас нет, но это такая вещь, которая может в любой момент появиться. Как прыщ.
— Что все про гадости разные говорите перед сном? Не можете о чем-нибудь другом?
— Тогда, брат Томи, нужно поговорить о целебных сернистых источниках.
— Зачем?
— Они помогают избавиться прыщей.
Дорога бежала под машиной, гранитные стенки мелькали сбоку и улетали куда-то назад. Шевеля кронами, мимо проносились деревья. Вдруг прямо нас из-за какого-то куста выскочил дом и прыгнул к самому бамперу.
Машина затормозила, качнулась вперед, затем назад и, наконец, выровнялась.
— Станция «Дом мистера Ле Суа»! Просьба — освободить салон.
Я вышел и принялся разглядывать дом Боба, но ничего кроме освещенного крыльца разглядеть не сумел. Не понятно было, кончается ли дом сразу за крыльцом или продолжается дальше?
Боязно было заходить в такой дом. Из такого можно и не выйти.
Однако табличка на дверях утверждала обратное: «Гостеприимный хозяин Боб Ле Суа».
На коврике перед порогом имелась надпись: «Добро пожаловать!».
По колокольчику, что висел у двери, бежали кругом слова: «Не стесняйся!».
Боб взошел на крыльцо, дунул на табличку и протер ее рукавом.
— Заходите, не стесняйтесь, — пригласил Боб.
Мы вытерли ноги об «Добро пожаловать!» и вошли.
— А можно позвонить в колокольчик? — спросил вдруг Наянго. — Я с детства в колокольчики не звонил.
— Звони! — разрешил Боб.
Наянго вернулся на крыльцо и дернул за шнурок «Не стесняйся!».
— Спасибо, брат Боб!
— Мой дом, брат Наянго, твой дом. Ты понял?
— Понял, спасибо брат Боб, я тогда еще раз позвоню?
— Хоть десять!
— Наянго, уже двадцать два часа, — намекнул Томи. — Поздно.
— Я десять раз не буду, только один.
— Ох, Наянго, дозвонишься ты.
Мы послушали звон колокольчика еще раз.
Я разглядывал дом. Помещение, в котором мы стояли, начиналось как прихожая, но заканчивалось как холл. У него было три каменных стены и одна стеклянная. За нею виднелась лунная дорожка, перечеркнувшая залив. На ее конце, как желтый цветок на стебле одуванчика, сидела луна. Постепенно цветок побелел, отделился от стебля и поплыл в небо.
— Не стесняйтесь, — толковал Боб, — снимайте обувь, одевайте тапочки и чувствуйте себя как дома.
Одев тапочки, мы действительно почувствовали себя по-домашнему.
По коридору, длинному как подземный переход, Боб привел нас на кухню и усадил за круглый стол. На круглом столе, в круглой вазе, лежало множество круглых фруктов: яблок, апельсинов, винограда.
Абажур над круглым столом тоже был круглым. Квадратный шкаф в этой, круглой в остальном, обстановке огорчал.
— Не стесняйтесь, ешьте!
Наянго взял апельсин и задумчиво посмотрел на него.
— Он напоминает мне солнце Нигерии, брат Боб, я не могу его есть.
— Виноград! Ешь тогда виноград!
— Нет-нет! Брат Боб! Его ягоды похожи на глаза моих детей! А их у меня так же много, как этих ягод!
— А яблоки, что тебе напоминают яблоки?
— Яблоки похожи на холмы, покрытые зеленой нигерийской травой. Дайте мне лучше хлеба с маслом.
— Э-э! Наянго, — сказал Томи и откусил яблоко, похожее на зеленый нигерийский холм. — Вечно ты что-нибудь придумаешь!
— И вовсе не всегда, а только, когда мне грустно и гложет печаль.
— Скажи: хлеба с маслом захотелось.
— Захотелось, ну и что?
— Ешьте, Наянго, хлеб с маслом. Главное, не стесняйтесь.
— Скажите, — спросил я Боба, — почему у вас все круглое, а шкаф квадратный? Может, вы этим шкафом хотели что-то сказать?
— Да нет, собственно. Просто в круглый шкаф неудобно ставить квадратные пачки с чаем и солью.
— Очень интересно, — заметил Томи, — но не пора ли нам? Все-таки уже двадцать два часа.
— Но вы еще не видели главного!
— Расскажите, брат Боб, — попросил Наянго.
— Слова тут бессильны, это нужно увидеть. Глазами! Следуйте за мной!
Боб поднялся с круглого стула и нырнул в коридор, длинный как канализационная труба. Мы нырнули следом за Бобом, проплыли вдоль темных стен и вынырнули в холле-прихожей.
— За мной! — крикнул Боб, приближаясь к проходу в противоположной стене.
Мы вновь окунулись в темноту и последовали за Бобом стилем баттерфляй.
Вскоре впереди появилось зеленое пятно, и мы вплыли в странную комнату. Тут уж все было квадратное. Даже огромная ваза, стоящая прямо на полу, имела углы и грани. В кадке на окне сидел
