– А ты… а ты… – Гастон не мог найти подходящих слов.
– Довольно! – резко сказала Фея. – Королева здесь я! И я решаю, кто и как будет поступать. Наступать Вам, принц Гастон, я запрещаю – это безумие…
– …но так уж и быть – защиту Авалона я поручаю Вам и наиболее подготовленным из Ваших бойцов… Все остальные уйдут сопровождать караваны, первые эшелоны которых отправятся этой же ночью. Вопросы есть???
– У меня вопросов нет – сухо сказал Гастон, не опуская глаз. – У меня есть утверждения… От Авалона ни я, ни мои люди не уйдут ни на шаг, понятно? Авалон – святыня для нас. Авалон – город, построенный Великим Королем. Авалон для нас – все – и мы не сделаем ни шагу назад, понятно?
Жемчужно-Белая тут же взмыла под самый купол шатра и хлопнула в ладоши. Над головой Гастона раздался хлопок и на него как снежинки зимой повалили розовые, одурманивающе пахнущие лепестки, но Гастон просто шепнул что-то под нос и лепестки, как и снотворный запах, унес из ниоткуда возникший ветерок.
– Я вам не кролик для опытов – прошипел Гастон, а потом резко развернулся и, выхватив из ножен меч, резко рубанул по ткани шатра несколько раз, проделав в нем большую рваную дыру, в которую и вышел…
– Ах ты, негодяй! – взвизгнула Жемчужно-Белая, бросаясь вдогонку, но её взяла за руку Королева.
– Не надо, сестра! Он прав – сдавать Авалон нельзя…
– Это почему это? – возразила она.
– Интуиция подсказывает… – почти прошептала Фея, смотря на свою собеседницу, но как будто бы и не видя её. – Эвакуируем слабых и беззащитных… Пусть в Авалоне останутся добровольцы.
– Тогда и я останусь здесь тоже! – вскрикнула Ариэль.
– И я… и я останусь тоже! – кивнула золотистой головкой Королева…
…На огромном пространстве бывшего когда-то засеянным кукурузой поле яблоку негде было упасть. Оно все было заполнено тысячами тысяч мужчин – в форменных зеленых плащах с капюшонами за плечами, в форменных зеленых мягких куртках и штанах, с мечами у пояса, луками и арбалетами за плечами, с копьями и алебардами в руках. Все смотрели в одну точку и чего-то ждали, затаив дыхание – в дальнем конце поля стоял большой амбар, куда раньше ссыпали кукурузу. На его плоскую стеклянную крышу уже забирался могучий человек с длинными до плеч черными вьющимися волосами и белым лицом с воспаленными от бессонницы глазами. Человек этот был во всем черном, а поверх черных одежд был белоснежно-серебристый плащ с переливающейся фиолетово-сиреневой аппликацией.
Наконец, человек встал, выдержал паузу, внимательно осмотрев собравшихся. Казалось, его взгляд останавливался на каждом, видел каждого насквозь, и тяжел же был этот взгляд!
Потом он воздел руку и голос его, усиленный в тысячи раз магическим заклинанием, был услышан каждым:
– Сограждане! Друзья! Братья!.. – продолжительная пауза… – Я понимаю, все вы очень устали. После целого дня тренировок – и нелегких – вместо положенного отдыха, на который вы имеете право, вам приходится стоять в тесноте, но, скажу вам честно, все это ничто по сравнению с тем, что нам предстоит… Ничего обнадеживающего я вам сейчас сказать не могу… Вы все знаете – Враг у ворот. По самым оптимистическим расчетам, сделанным нашими разведчиками, орды беспощадных тварей будут здесь послезавтра, а у Авалона, соответственно, к концу недели. Королева отдала приказ о новой волне эвакуации – теперь не только жители западных и центральных королевств Содружества, но и коренные авалонцы превратятся в беженцев, в странников, в отверженных… – ропот и крики в первых рядах… – Но не это самое страшное… Самое страшное, что добычей беспощадных тварей станут две святыни нашего мира – Авалон и Кронбург – город Короля и город Принца – единственные города, к которым непосредственно приложил свою руку Великий Король, чьи камни мостовых и крепостных стен ещё помнят его ноги, его руки, копыта его великолепнейшего из коней – жеребца Бальмунга… Городов – дороже которых для нас всех нет ничего на свете, городов – колыбели нашей истории, нашей цивилизации, нашей культуры… – тут голос Гастона пресекся, и у всех присутствующих глаза замутились от слез, к горлу подкатил комок, запершило…
– Скажи, что нам делать, брат Гастон! Иначе мое сердце разорвется от печали! – раздался откуда-то из середины юношеский голос.
– Ближе к делу! Говори напрямую! Не тяни, Гастон! – раздались отовсюду поддерживающие крики…
– Вы правы, братья! Простите меня за слабость – мне действительно трудно было сказать о главном сразу… – сказал, вздохнув, Гастон. – Я не король, я не могу вам приказывать, но я, как ваш согражданин, собрат, могу просить… Королева разрешила мне набрать добровольцев для защиты великих твердынь. Но я и сам понимаю, что обязать вас на такое дело я бы и не смог, даже будучи королем, ведь не может даже и могущественнейший из королей вести своих подданных на верную смерть… Король дается народу, как пастух – стаду, – беречь его, а не губить – так говорит Писание… И в этом – великая мудрость… Бой, который разгорится здесь через пару дней – будет боем без надежды на победу, без правил – наши враги не берут в плен и не требуют выкупа, они не знают милосердия и сострадания, их задача – погубить, уничтожить, растоптать… И врагу нашему имя – легион! В этом бою не может быть победы, но только смерть – и смерть – страшная… А потому я и не приказываю вам, нет, а просто прошу – те, кто имеет горячее желание встать на защиту Кронбурга и Авалона – поднимите руки, а те, кто хочет уйти – пусть невозбранно уйдут вместе с другими беженцами, сохранив честь – они будут защищать беженцев на всем протяжении пути с оружием в руках, а когда погибнут все добровольцы и Враг доберется до Заморья – будут сражаться с ним там – в неприступных твердынях Скалистых гор – в последнем убежище человеческого рода…
Голос Гастона опять дрогнул и прервался. Он больше не мог говорить, только тяжело дышал, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, и сжимал и разжимал кулаки. Но говорить ему больше и не требовалось – всё поле огласилось дикими воинственными криками и лязгом металла. Тысячи и тысячи мечей, вынутые из ножен, бьющихся о металлические щиты, были знаком согласия. Может быть, кто-то под шумок и не поднял своего меча – видно, все равно не было – но то, что огромное большинство ещё вчера мирных мужиков, многие из которых так и норовили дезертировать от тягот военных тренировок, были готовы пойти добровольцами на смерть – было видно невооруженным глазом… Через пару минут крики и лязг мечей сменился скандированием 'Гастон! Гастон! Гастон!', а Малыш, что-то прошептав на ухо Асмунду и нескольким другим рыцарям, схватили вместе длинный и широкий, как корыто, щит, и, не дав Гастону и глазом моргнуть, водрузили своего вождя на него, высоко подняли над землей, как в глубокой языческой древности воины поднимали своих только что избранных на поле брани королей. Поле взорвалось новыми криками восторга и теперь уже скандировало: 'Король! Король! Король!'. Гастон не мог сдержать слез, скатывавшихся крупными горошинами по его бледным ввалившимся щекам, и не противился, а в голове у него звучало: 'Роланд! Роланд! Роланд!' и видел он не своих собратьев, а воинов давно ушедших тысячелетий, которые когда-то на Ронсельванском поле подняли на щит молодого воина, сразившего в одиночку свирепого дракона…
– Проклятье! Да что же они кричат! – зашипела Жемчужно-Белая, сжимая кулачки. – Тупые мужики! У нас уже есть король и королева, посвященные свыше! А ну, Ваше Величество, давайте-ка вместе прекратим это безобразие! – фея с пепельно-белыми волосами, сердито зажужжав крылышками, взлетела, но опять Королева взяла её за руку и остановила.
– Спокойно, сестра, не надо вмешиваться… В конце концов, Гастон – коронованный король – и если он выживет в войне, в Авалоне вполне может быть два короля – насколько мне известно, прецеденты уже были в истории, не так ли?
Жемчужно-Белая нахмурилась, но сдержалась, вновь опустившись на землю. Прежняя решимость уже
