патриотизма. Куба раскололась надвое. Одна ее часть осталась на острове и
сосуществовала с Фиделем Кастро, даже если не всегда его поддерживала, другая
оказалась вне страны. Бакарди как семья и «Бакарди» как фирма встали на сторону
изгнанников. При таких обстоятельствах возник другой кубинский патриотизм – более
гневный и враждебный и менее либеральный. Фидель Кастро настолько узурпировал
представления о социальной справедливости и национальном суверенитете – он даже
упоминал имена героев борьбы за независимость Кубы в связи с собственной революцией,
- что не оставил места идеализму. Теперь для кубинцев остался только один вопрос: либо
они за Фиделя Кастро, либо против него.
Глава восемнадцатая
Контрреволюция
Когда Пепин Бош со своей супругой Энрикетой в июле 1961 года прибыл в
Майами, то обнаружил, что эмигрантская община в городе, и без того живущая бурной
жизнью, так и кипит от интриг против Кастро. Бывшие военные-batistiano то заключали
союзы, то ссорились с теми, кто поддерживал бывшего президента Карлоса Прио, а
разочарованные fidelistas сговаривались с агентами ЦРУ, чтобы обсудить поставку
оружия и сценарии вторжения. Правительство США рассчитывало, что кубинцы сами
восстанут и свергнут режим Кастро, и на этот случай ЦРУ организовало
«Демократический революционный фронт» («Frente Revolucionario Democratico», ДРФ) –
большую и неповоротливую группировку, которая, по мысли создателей, должна была
объединить разрозненные фракции изгнанников в поддержку эмигрантских военных сил.
Даниэль Бакарди и другие оставшиеся на Кубе по-прежнему цеплялись за свою
веру в Фиделя Кастро, однако Пепин Бош, покидая остров, уже был готов поддерживать
заговоры ЦРУ. Агенты США немедленно заручились его помощью. В сентябре 1960 года
Бош навестил дипломата Ричарда Кушинга, сотрудника американского посольства в
Мехико. Кушинг хотел получить отчет о положении на Кубе, где он служил в течение
пяти лет в эпоху Батисты, и ему нужен был совет Боша по поводу того, как можно
подорвать режим Кастро и кто может возглавить движение сопротивления. У Боша на
этот счет сложилось вполне определенное мнение, и он не стеснялся им делиться.
Согласно телеграмме, отправленной из посольства по поводу встречи с Бошем, он не мог
сказать «ничего хорошего» о руководителях «Frente Revolucionario Democratico» в
Майами, хотя и похвалил Эдуардо Мартина Элену, бывшего полковника кубинской
армии, которому руководство ДРФ поручило надзор над обучением эмигрантских
ополченцев, которые должны были вторгнуться на Кубу. Мартин Элена был
командующим кубинским военным гарнизоном в Матанзасе в 1952 году и отважно
противостоял перевороту Батисты, чем и заслужил восхищение Боша. «Бош так восхищен
[Мартином] Эленой как лидером, - докладывал Кушинг, - что, несмотря на то, что ему уже
почти шестьдесят и он отчасти калека, готов сам присоединиться к рядам ополченцев и
участвовать в любом вторжении, которым будет руководить Элена».
На самом деле Бошу было уже шестьдесят два. Дел, связанных с «Бакарди», у него
было выше головы, так что не стоило обращать внимание на его похвальбу, что он-де
пойдет добровольцем в эмигрантское ополчение. Однако в ближайшие несколько лет Бош
и вправду не жалел времени и денег на борьбу с Фиделем Кастро. Он не только
спонсировал пропагандистские кампании, направленные на то, чтобы настроить
общественное мнение американцев против Кастро, но и финансировал диверсии и
саботаж в пределах Кубы. Его политика претерпела радикальные изменения. На Кубе
деятельность Боша была идеалистической и рассчитанной на дальнюю перспективу, а в
изгнании он стал более мстительным, и его представление о гражданском долге сводилось
теперь лишь к гневной решимости свергнуть Кастро любыми средствами.
