утверждал, что по меньшей мере в первые три года после национализации почти весь ром,
разлитый в Сантьяго, был взят из запасов, которые правительство конфисковало у
семейной компании в октябре 1960 года, а следовательно, это был в точности тот самый
продукт, который продавала «Бакарди». Лавинь сказал, что рома из запасов хватило до
самого конца 1964 года, пока в компании шла реорганизация.
Качество социалистической «Кока-Колы» стремительно ухудшалось, однако с
ромом дело обстояло иначе. Эта отрасль промышленности на Кубе обладала глубокими
культурно-историческими корнями, и многие ветераны производства рома на острове
считали себя хранителями национального наследия, не имеющего отношения к
политическим пристрастиям. Неважно, считали эти мастера себя верными fidelistas или
нет – многие (по крайней мере, поначалу) гордились, что принимают участие в
производстве подлинно кубинского продукта, - работники других сфер промышленности
не всегда разделяли подобные чувства за одним важным исключением изготовителей
сигар. Наконец, в производстве рома был и еще один аспект: это искусство, которым
можно овладеть лишь с опытом, а не научиться в техническом институте, а среди
работников «Бакарди», оставшихся в фирме после ее экспроприации, было достаточно
людей, обладающих практическими познаниями, чтобы обеспечить некоторую
преемственность в традиционных процедурах изготовления рома «Бакарди».
Склад для выдержки рома «Дон Панчо» - здание без окон, от пола до потолка
набитое бочонками с ромом, - выглядело и пахло так же, как и в те дни, когда компанией
руководили Эмилио и Факундо Бакарди Моро. Начальник склада Франсиско Айала,
которого назначил на эту должность в 1959 году Пепин Бош, был на этом посту вторым с
тех пор, как сам дон Панчо умер в 1940 году. Умберто Корона, начальник производства на
заводе, занимал свое место еще при Бакарди, а знаменитый своим несговорчивым
характером Альфонсо Матаморос по-прежнему смешивал ром. Матаморос относился к
своей работе на ромовом заводе при социализме так же строго, как и тогда, когда
компанией управляла семья Бакарди, и он сопротивлялся вмешательству бюрократов-
коммунистов так же упорно, как в свое время – членам семьи Бакарди, приходившим на
завод с уверенностью, что имеют право на знания технологий по праву рождения.
Однако важнейшую роль в том, что предприятие «Бакарди» продолжило работу,
сыграл Мариано Лавинь. Никто не знал тонкости производства лучше него. Лавинь
пришел работать в сантьягское отделение «Бакарди» в тринадцать лет, чтобы помогать
матери после смерти отца. Поначалу он мыл бутылки, клеил этикетки, мыл полы и
помогал плотникам делать бочонки и ящики. Все на фабрике называли его Марианито, и
это уменьшительное имя сохранилось за ним на всю жизнь. Мальчик понимал, что его
мать полностью зависит от тех денег, которые он приносит домой, и поэтому трудился до
поздней ночи, так что в конце концов руководство обратило внимание на его серьезность
и усердие. Понемногу ему стали поручать все более ответственные задания, а он быстро
схватывал основы производства рома и мало-помалу узнал их не хуже членов семьи
Бакарди. «Они меня баловали, - говорил впоследствии Лавинь о Бакарди. – Я был для них
как приемный сын». Факундо Бакарди Моро, сын основателя компании и первый ее
«технолог», еще занимался семейным делом, когда Лавинь пришел на работу в «Бакарди»,
и молодой человек не упускал возможности понаблюдать за работой мастера и перенять
его знания. Хотя официального инженерного образования Лавинь не получил, но усвоил
органолептические методы оценки качества рома – судил о нем по вкусу и аромату и даже
по тому, как он ощущался на коже.
Лавинь много лет проработал на заводе «Бакарди» в Мехико и так великолепно
знал технологии «Бакарди», что один мексиканский конкурент даже пытался переманить
его к себе, утверждая, что с техническими знаниями и опытом Лавиня они вытеснят
