«Бакарди» с мексиканского рынка. Впоследствии Лавинь утверждал, что наотрез
отказался от предложения, поскольку полагал, что если перейдет на работу к
мексиканскому конкуренту, это будет «предательством» по отношению к Кубе и к семье,
которая пестовала его с самого детства. «Мне говорили: «Ты идиот», - рассказывал
Лавинь, - а я на это отвечал: «Да, я идиот, но не предатель!»»
Однако связи Лавиня с семейством Бакарди были разорваны, когда Бакарди
отправились в эмиграцию после конфискации своего имущества на Кубе. Согласившись
работать на национализированном предприятии, Лавинь провел границу между верностью
Бакарди и верностью Кубе и сделал выбор, который возвел между ним и семейством
Бакарди непреодолимую преграду. Тем не менее о своей дружбе с Бакарди Лавинь не
забывал и дома заполнил целый шкафчик памятными сувенирами – бокалами и палочками
для перемешивания коктейлей с эмблемой «Бакарди», фотографиями, на которых он был
запечатлен с Даниэлем Бакарди, Пепином Бошем и другими членами семьи, а также всеми
рождественскими открытками и письмами, которые они с женой получали от старых
друзей по «Бакарди».
Лавинь никогда не был пламенным революционером, и его единственная встреча с
Че Геварой едва не обернулась катастрофой. Гевара как министр промышленности
посетил национализированный завод «Бакарди» в 1964 году – он частенько наносил такие
визиты по всей Кубе. Лавинь страстно любил свое дело – производство рома, - а Че Гевара
думал только о судьбах кубинской революции. С самого начала он ясно дал понять, что на
бывшем заводе «Бакарди» в Сантьяго его интересует исключительно тот вклад, который
предприятие может сделать в укрепление кубинского революционного государства, а не
то, удастся ли сохранить легендарное качество и неповторимый характер кубинского
рома.
- Ну, где вы тут делаете свой крысиный яд? – спросил Че у Лавиня при первой
встрече. Че был, как всегда, в оливковой полувоенной форме и берете, с буйными
черными кудрями и сигарой, торчавшей из нагрудного кармана. Дела он вел в своей
обычной порывистой панибратской манере, как будто по-прежнему оставался
партизанским вожаком в разгар революции. Лавинь, как и многие его ровесники-кубинцы,
гордился своей внешностью и каждый день приходил на работу в идеально отглаженной
спортивной рубашке или гуаявере. Было видно, что дерзость Гевары оскорбила его.
- Здесь не производят крысиный яд, - подчеркнуто учтиво ответил Лавинь. – Мы
делаем лучший на Кубе ром.
После этого он провел Гевару по заводу, объяснил, как в результате брожения,
кипячения и испарения получают этиловый спирт и как затем обрабатывают,
выдерживают и смешивают дистиллят, чтобы получить ром. Лавинь показал Геваре завод
и склад для выдержки рома и рассказал, что ром, который сегодня разливают в бутылки,
на самом деле произведен много лет назад. Гевара внимательно слушал объяснения
Лавиня, однако он явился на завод с собственными идеями. Определенный сорт «экстра-
сухого» рома, который производился на заводе, продавали в аптеках как продукт для
диабетиков. Гевара предложил расширить производство этого сорта за счет того, чтобы
сократить время выдержки, потому что тогда будет меньше потерь из-за испарения.
Лавинь с ходу отверг это предложение, заявив, что ром, который производится под его
наблюдением, не попадет к потребителю, пока не будет должным образом выдержан.
Впоследствии, вспоминая этот визит, Лавинь говорил, что в конце концов сумел
произвести на Че благоприятное впечатление своей решимостью соблюсти качество в
процессе производства рома. «Он обнял меня за плечи и похлопал по спине, - рассказывал
Лавинь, - и ушел уверенный, что это не какой-то сарай, где делают крысиный яд, а
