общества, а не от их себестоимости. Кастро сказал, что расчет по себестоимости
«слишком отдает капитализмом». Поскольку цены назначались независимо от факторов
рынка, не было никакой возможности подхлестнуть производство дефицитных товаров и
снизить производство товаров, которых было в избытке. Зачастую цены не менялись в
течение года, в то время как в норме они всегда варьируются в зависимости от сезонных
факторов. Подобным же образом уравниловка цен означала, что нет никакого смысла
следить за качеством. Если сигары, скрученные как попало, продаются по той же цене, что
и идеальные, зачем предприятию по производству сигар прилагать усилия к тому, чтобы
делать их лучше? В сущности, стало неважно, приносит ли предприятие прибыль,
поскольку все затраты покрывались из государственного бюджета, а все доходы
направлялись в казну. Хорошо налаженные предприятия перестали отличаться от плохо
налаженных, и никто – от глав администраций до разнорабочих – не был по-настоящему
заинтересован в том, чтобы предприятие приносило реальные деньги. Главной целью
было производить столько единиц продукции – пар ботинок, мешков цемента, ящиков
рома, - сколько установлено государственным экономическим планом, и даже этой цели
зачастую не достигали.
Централизация экономических решений на Кубе при Кастро означала, что рабочие,
их начальники и даже руководство предприятий приучились постоянно передавать
ответственность выше по инстанциям, так что даже самые рутинные решения зачастую
приходилось принимать высокопоставленным чиновникам. Кубинцы настолько не хотели
неприятностей, что неохотно выступали с инициативой, даже когда было необходимо
проявить решительность, и на кубинских заводах и фабриках укоренилась культура
пассивности.
Всякий, кто знаком с попытками построить государственный социализм в странах
Восточной Европы или в СССР, не станет удивляться возникшим на Кубе проблемам.
Иностранные гости, симпатизировавшие революции, убеждали кубинских лидеров
учиться на ошибках социалистических стран. К.С. Кароль, политолог польского
происхождения, долгие годы проживший в СССР, в 1960 годы четырежды посещал Кубу
«в духе солидарности» и несколько раз встречался с Фиделем Кастро и Че Геварой. «Я
видел, к какому хаосу приводят ложные представления о строительстве социализма», -
писал впоследствии Кароль. Он убеждал Гевару найти способ выявлять и поощрять
государственные предприятия, которые работают лучше всех. Однако предложения
Кароля, как и советы других дружественно настроенных критиков, как правило,
отметались. В подобных реформах Гевара, по его же словам, «чуял ревизионистскую
крысу».
Рене Дюмон, левый французский ученый-агроном, которого несколько раз
приглашали на Кубу для консультаций по вопросам развития, никак не мог понять,
почему кубинцы так яростно сопротивляются тому, чтобы предоставить государственным
предприятиям больше автономии. «В СССР уже никто не спорит, что неавтономное
производство обречено на провал», - подчеркивал Дюмон. Он осуждал торговое эмбарго
США как «морально недопустимую меру», однако считал, что кубинские власти
поторопились обвинять эмбарго «во всех лишениях народа». Ведь гаванский порт,
указывал Дюпон, по-прежнему полон судов. Он говорил, что кубинские чиновники, с
которыми ему довелось беседовать, стремились объяснять все экономические проблемы
страны недостаточным развитием. «Это позволяет им, - отмечал он, - покрывать
некомпетентность, вялость, паралич индивидуальной инициативы, конформизм,
гигантизм, расточительность и разгильдяйство».
* * *
Отработав полгода на продвижении рома «Каней» на монреальской выставке
