«Экспо-67», Мариано Лавинь получил задание сделать то же самое в СССР и Восточной
Европе. Он должен был продемонстрировать русским и жителям Восточной Европы
достоинства тропических кубинских коктейлей на основе рома. Это было непросто. До
прихода Кастро к власти Куба почти не торговала с социалистическим блоком, и хотя
славяне много пьют, они предпочитают собственные напитки – водку, сливовицу, пиво.
Лавинь обнаружил, что ром здесь пьют крайне редко, и то только зимой, совсем
понемногу, добавляя в чай или в кипяток – получался своего рода ромовый пунш. Сначала
Лавинь с делегацией отправился в Москву, затем на ежегодную ярмарку в Лейпциг, а
после этого – в Берлин, Будапешт и Прагу. Лавинь играл роль колоритного
латиноамериканского бармена и привнес кубинскую яркость и энергию в унылые кафе и
негостеприимные бары стремительно ветшавшего соцлагеря.
В Чехословакии Лавинь изобрел новый коктейль с ромом, который назвал
«Высокие Татры» - в честь горного кряжа вдоль границы с Польшей. Лавинь побывал там
и полюбовался заснеженными соснами высоко на горных склонах. До этой поездки, еще в
Праге, он придумал напиток из равных частей рома и сливовицы, украшенный ломтиком
апельсина и кусочком ананаса – этот рецепт должен был символизировать традиционные
напитки обеих стран. Однако коктейлю недоставало легкой горечи, чтобы оттенить
сладость фруктов. Вдохновленный поездкой в Татры, Лавинь взял привезенную оттуда
молодую сосновую веточку, помыл ее и обсыпал сахарной пудрой. Хвойная веточка на
краю бокала напоминала заснеженные польские леса. Коктейль «Высокие Татры»
произвел фурор в барах, где Лавинь его подавал – хотя, к ужасу Мариано, чехи и в самом
деле ели засахаренные веточки! «Я боялся, что они меня убьют», - признавался он
впоследствии.
Из Чехословакии Лавинь поехал в Болгарию, где провел четыре месяца в качестве
«приглашенного хозяина» в огромном, в советском стиле, баре-ресторане на
черноморском курорте Золотые Пески. Во время его пребывания бар переименовали в
«Каней» переоборудовали для рекламы одноименного кубинского рома. Потолок
затянули вьетнамскими циновками, отдаленно напоминавшими соломенные крыши
кубинских домов, а стены украсили всевозможными безделушками, намекавшими на
африканские и местные черты далекой Кубы. Искусственные калебасовые деревья были
увешаны разноцветными электрогирляндами. «Все клиенты хотели купить эту дребедень
и забрать домой, - рассказывал Лавинь, вернувшись на Кубу. – Кажется, они думали,
будто она настоящая. Однажды мы повесили какие-то маски и деревянные мечи – так на
следующий день все растащили».
Турне Лавиня по Восточной Европе во многом напоминало поездку торгового
агента «Бакарди» Хуана Прадо по Западной Европе на несколько лет раньше. Оба
оказались одни в незнакомых странах, оба продвигали продукт, в которым были искренне
заинтересованы, оба находились в сложных обстоятельствах. Прадо остро ощущал
разлуку не только с семьей, но и с родной Кубой – он вовсе не был уверен, что когда-
нибудь увидит ее вновь. Лавинь знал, что на Кубу он вернется, однако во время поездки
по социалистическим странам он окончательно уверился в том, что его страна вошла в
новый, чуждый мир, очень далекий от веселой, легкой жизни, которую знали кубинцы до
Фиделя.
* * *
В 1969 году Фидель Кастро заставил всю страну в едином – и, как сказали бы
многие, нелепом – порыве добиваться в 1970 году урожая сахарного тростника в десять
миллионов тонн. До сих пор рекордным был урожай в 7,3 миллиона тонн в 1952 году.
Урожай в десять миллионов тонн принес бы Кубе обильный доход – а в те времена
финансовое положение страны было напряженным, а Кастро поставил эту цель перед
