национальным интересам. Западное полушарие изменилась с того времени, когда народы
Латинской Америки жаждали всего лишь освободиться от испанского владычества.
Соединенные Штаты набирали силу, и, по словам Марти, политической задачей
латиноамериканских стран было сопротивление «могучему и честолюбивому» северному
соседу. «Латинская Америка узнала, как уберечься от тирании Испании, - писал Марти в
декабре 1889 года, - и теперь… для нее настало время провозгласить свою вторую
независимость».
На первоначальных этапах борьбы Кубы с Испанией некоторые самые активные
сторонники независимости – и на самой Кубе, и в Соединенных Штатах, - считали
лучшим выходом для острова вхождение в состав Соединенных Штатов на правах одного
из них. «Сторонники аннексии» поставляли оружие кубинским повстанцам и отстаивали
идею независимости Кубы в американской прессе. Мятежники нуждались в любой
помощи, поэтому они не задавались вопросом о том, какого рода связи образуются в
будущем между Соединенными Штатами и свободной Кубы, - в разгар войны им было не
до этого. Однако в 1889 году закрывать глаза на эту проблему было уже невозможно.
В самих Соединенных Штатах на взгляды кубинцев особого внимания не
обращали. Судьба Кубы должна была решиться в переговорах между Мадридом и
Вашингтоном. Возможность выкупить Кубу у Испании – эту идею первым высказал
Томас Джефферсон – рассматривалась в связи и с такими вопросами, как желание
увеличить импорт кубинского сахара. Противники аннексии основывали свои аргументы
не на том, чего хотят кубинцы, а на том, каким бременем станет Куба для Соединенных
Штатов в качестве новой территории. В марте 1889 года один профессиональный журнал
в Филадельфии напечатал статью под названием «Нужна ли нам Куба?», где
перечислялись доводы за и против присоединения острова. Среди недостатков проекта
была и «неблагонадежность» кубинского народа:
К недостаткам родительской расы [т.е. испанцев] они присовокупили
изреженность и нежелание напрягать силы в степени поистине болезненной. Они
беспомощны, ленивы, нравственно ущербны, у них нет ни опыта, ни природных
качеств, необходимых для исполнения обязанностей граждан великой и свободной
республики. Недостаток мужества и самоуважения ясно виден в той покорности, с
которой они так долго терпели притеснения испанцев – даже попытки восстания
оказались столь жалкими и бессильными, что стоят немногим выше фарса.
Большая цитата из этой статьи была с явным одобрением приведена в «New York
Evening Post», что вызвало возмущение кубинской общины в Нью-Йорке.
Прочитав статью, Хосе Марти написал по-английски возмущенный ответ,
опубликованный в той же «New York Evening Post» четыре дня спустя. Марти не стал
прямо касаться вопроса аннексии и лишь сказал, что «ни один уважающий себя кубинец
не пожелает, чтобы его родина была присоединена к стране, где ведущие умы относятся к
нему с предубеждением, которое можно объяснить лишь либо вульгарным шовинизмом,
либо воинствующим невежеством». Особенно оскорбила Марти та «усмешечка», с
которой филадельфийский журналист отозвался о кубинских борцах за независимость.
«Когда-нибудь эти городские юнцы и хилые полукровки сами поймут, что такое восстать
против жестокого правительства, - писал Марти, - что такое стать солдатами и исполнять
приказы, спать в грязи, питаться кореньями, биться десять лет безо всякого жалованья,
побеждать врагов палками, погибать… Погибать смертью, о которой нельзя говорить, не
обнажив голову».
За восемь лет, которые Марти прожил в Нью-Йорке и проработал корреспондентом
латиноамериканских газет, он стал критичнее относиться к Соединенным Штатам. Пожив
на Кубе, в Мексике, в Гватемале и в Испании, он поначалу восхищался
