колебаний, когда боролись за руководящие позиции в подразделении «Мужественных
всадников» на Кубе. У Вуда была прямая спина и грудь колесом, короткие темные волосы
он зачесывал назад – и мог запугать одним взглядом, так что для того, чтобы занять
главенствующие позиции, оружие ему не требовалось: при себе он носил всего лишь стек
для верховой езды. К задаче управлять Сантьяго он подошел с обычной для него
деловитостью и решимостью.
Эмилио Бакарди не видел Сантьяго в худшие дни. А Леонард Вуд видел.
Осажденный город был обезглавлен, пятьдесят тысяч его жителей остались без пищи и в
антисанитарных условиях, ежедневно от голода и болезней погибало двести человек. Вот
как Леонард Вуд описывал в своих воспоминаниях первую прогулку по городу 20 июля:
Длинные вереницы изнуренных, желтых, жуткого вида людей устало
тащились по грязным улицам, обходя трупы животных и груды разлагающихся
отбросов, или обессиленно присаживались в долгожданной тени, пытаясь
восстановить силы дремотой. Из заброшенных домов струилось пугающее
зловоние, лучше всяких слов говорившее, что внутри мертвецы. Казалось, самый
воздух напоен смертью… Жители не успевали сразу хоронить мертвых, и их
сжигали грудами по восемьдесят-девяносто трупов, нагромождая их на решетки из
рельсов вперемешку с соломой и хворостом. Все это поливали галлонами керосина,
и страшная груда быстро обращалась в пепел. Другого выхода не было – мертвые
грозили живым, вот-вот могла разразиться эпидемия.
Вуд как губернатор Сантьяго немедленно взял на себя задачу накормить голодных
и начать лечить больных, а также похоронить мертвых. Лености он не терпел; всякий, кто
не подчинялся предписаниям по расчистке улиц, рисковал подвергнуться публичной
порке хлыстом. В первые недели Вуд превратился в диктатора Сантьяго, однако на
многих из тех, кто с ним общался, он произвел самое сильное впечатление. Он
принимался за дела с первыми лучами рассвета, лично объезжал город верхом, надзирая
над санитарными мероприятиями, и мог спешиться, чтобы показать неопытному
работнику, что вниз по склону мести легче, чем вверх, а нагружать тачку мусором
удобнее, если не таскать мусор в нее, а подкатить ее к куче. По вечерам он оставался за
письменным столом, когда все остальные уже расходились по домам. «Им овладела
«страсть к работе», - писал его биограф Герман Хейгдорн. – Впервые со дней войны с
Джеронимо он нашел себе дело, соотносимое с его неимоверной энергией». Однако
Леонард Вуд наряду с деловитостью и предприимчивостью, лучшими качествами янки,
проявлял и властолюбие и высокомерие, которые в конечном итоге и испортили
отношения Кубы и США. Хотя Вуд помогал кубинцам, он явно недооценивал их
готовность взять на себя ответственность. «За одним-двумя исключениями, - писал он
жене, - никто из кубинцев не вызывается сделать хоть что-нибудь для своего народа».
В сентябре Эмилио Бакарди и другие выдающиеся сторонники независимости из
числа santiagueros собрались обсудить, какую позицию им следует занять по отношению к
американской военной оккупации с учетом ее отрицательных и положительных сторон.
Эмилио считал, что с американцами следует сотрудничать, предлагать им помощь и
доверять им – ведь они столько сделали для независимости Кубы. Поскольку Эмилио
всегда держался с достоинством, обладал колоссальным престижем в обществе и был
склонен к идеализму, он, естественно, не мог не привлечь к себе внимания Леонарда Вуда
– и привлек, как своей репутацией, так и фамильным ромом. В ноябре группа жителей
Сантьяго, ставших советниками Вуда, выступила с предложением сделать кого-то из
своих мэром города и попросила назначить на эту должность Эмилио Бакарди. Вуд
согласился, рассудив, что это один из самых талантливых людей, оказавшихся в его
распоряжении.
