Гавану, положив конец владычеству Сантьяго как столицы острова, и с этого времени
началось соперничество между двумя городами.
Гавана, стоявшая на западной оконечности острова, находится от Сантьяго на
восточном побережье на таком же расстоянии, как Бостон от Ричмонда, а земли между
ними были труднопроходимы и почти не освоены. В Сантьяго сложилась особенная
атмосфера, во многом более близкая карибским соседям, чем Гаване. Город отделен от
Ямайки и Гаити всего лишь полосой воды, и в гавани постоянно сновали суда. Именно в
Сантьяго и его окрестности бежали в 1791 году, после восстания рабов и революции на
Гаити, французские колонисты, а когда Франция была вынуждена отдать Луизиану США,
в Сантьяго появилась новая волна французской иммиграции. Испанское владычество,
французское влияние и многочисленное свободное чернокожее население сделали
Сантьяго самым многонациональным городом на Кубе.
В молодости, бродя по городским улицам, Эмилио Бакарди слышал приветствия на
самых разных африканских диалектах, по-английски, по-французски, на наречии
гаитянских креолов, а кроме того, конечно, по-каталонски и на кастильском диалекте
испанского языка. Население города составляло всего двадцать тысяч человек, и более
половины из них были рабы или бывшие рабы, однако в Сантьяго кипела культурная
жизнь – по большей части благодаря испанским переселенцам, которых называли
острове, а также французским плантаторам и коммерсантам, пустившим здесь корни. Во
времена Эмилио в Сантьяго действовало Филармоническое общество и городской театр,
где были оперная и балетная труппы, ставили комедии, играли камерные концерты,
устраивали балы-маскарады и даже акробатические представления.
Однако испанское управление предполагало, что официально санкционированная
социальная жизнь должна была в основном вращаться вокруг интересов далекой
испанской монархии, прибытия и отбытия испанских военных и их семейств и
деятельности католической церкви, которая горячо поддерживала Мадрид. В местном
соборе висел портрет королевы Изабеллы II, и при каждом сколько-нибудь важном
событии в жизни ее величества в соборе служили особую мессу, а в Филармоническом
обществе устраивали бал в ее честь. Испанские военные, посещавшие подобные
мероприятия, считались завидными женихами для местных девиц, по крайней мере для
тех, чьи отцы были верными подданными испанской короны. Обстановка в обществе в те
дни отражена в едкой эпиграмме:
Жиль мечтает выдать дочку
За полковника-испанца
И устраивает праздник
С угощеньем и вином.
Но не проведешь испанцев –
Жиль, они тебе покажут,
Что прекрасно различают,
Где наживка, где крючок.
Эмилио Бакарди всю жизнь собирал местный фольклор и, когда нашел эту
эпиграмму в старой местной газете, вырезал ее и сохранил. Он был одержим историей
родного города – во-первых, потому, что для него она была полна цели и смысла, во-
вторых, потому, что она имела к нему настолько непосредственное отношение.
Практически все события в Сантьяго происходили на пешем расстоянии от места, где он
жил и работал. Контора на Марина-Баха соседствовала с домом, который был выстроен в
шестнадцатом веке для Диего Веласкеса. Филармоническое общество находилось всего в
нескольких кварталах. А исторические события, которые наблюдал и фиксировал Эмилио,
