хлещет» – (она засмеялась) –Видишь: Что получается, когда патетика оборачивается правдой. Кстати, о пафосе: Можешь трахать меня и спящую – (темп ее речи ускорился) –я ничего против не имею. Когда мне было 6, меня изнасиловал отец – (она решительно пресекла мой неуместный жест сочувствия) –у Петрония сказано: «Да покарают меня боги, если я вспомню, что когда-то тоже была девственницей». – (Она поискала на тумбочке сигарету, но не нашла) –С каждым новым мужчиной я разыгрываю архетип моего изнасилования. А непосредственно перед тем закрываю лицо руками & при этом выгляжу так, будто меня прибили к кресту. Пусть это тебя не смущает. – (Ты слышишь ее голос возле своего уха:) –Я знаю все=это, я видела, потому что мой Бывший и Это тоже заснял на пленку. Он говорил, что подобные реакции типичны для тех, кого в детстве изнасиловали: для таких на всю=жизнь секс становится аналогом побоев. Я думаю, он был прав. От этого так просто не избавишься. Влажной, впрочем, я все равно становлюсь. – (И она принялась сама стягивать с себя, что осталось: очевидно потому, что, по ее представлениям, ты слишком замешкался) –Я не могу злиться на него из-за видеозаписей, даже этого не могу. – Все это она проговорила поспешно, не переводя дыхания, голос ее звучал отчетливо, но сухо; словно под давлением – короткие, начинающиеся с «я» фразы, как если бы она захотела разом выставить все предупредительные надписи & знаки, перед этим завалом из обломков ее прошлого, которые уже никогда не соединить в 1 целое. И свет в комнате вдруг показался тебе известково-белым, а контуры отдельных предметов – сверхчеткими; предметы были резко очерчены, но все – без глубины без теней, все будто выставлены друг-подле-друга, как плоские металлические лезвия, которые неизбежно искромсают каждого, кто слишком близко к ним подойдет. И в этом даже нет их вины. –А теперь – (потягиваясь, скрестив руки на затылке, так что ее нагое тело напряглось, ребра и сухожилия вытатуировали на коже стихотворные строчки теней, более густо-коричневыми сделались соски, волосы в подмышечных впадинах заблестели как шерсть молодой суки) –Теперь можешь показать, в кого мне лучше влюбиться: опять в моего Бывшего – или в тебя. – Так у нас с ней началось – –
–Я привыкла, что клиенты высказывают свои пожелания – правда, касающиеся ! меня. Вы же так долго рассуждали о давней видиотии & о какой-то чужой – :?Уверены ли вы сами, что действительно хотели попасть – ко ?мне.
Женщина уже поставила рюмки & бутылку на стол, но так, как ставят только что вымытую посуду: не чтобы ею пользоваться, а чтобы сразу убрать в буфет & чтобы она больше не мозолила глаза. Ее голос звучит теперь как из громкоговорителя на вокзале. Правда, ты уже много часов нетрезв, виски & неизвестное снадобье, которыми тебя потчевали весь вечер, – поистине демоническая смесь. Глаза женщины, которая сейчас спокойно сидит в кресле, положив ногу на ногу, неподвижно смотрят на тебя с тем же выражением, какое было в них с 1го момента твоего появления здесь. Женщина не кажется ни нетерпеливой, ни раздраженной, ни растерянной : скорее ты подмечаешь в ней то удивление, какое человек обычно испытывает, осознав, что существует еще кто-то, похожий на него…..
Она сама & комната, освещенная полуночной лампой, – все это видится тебе расплывчатым, нечетким, как будто ты смотришь сквозь слоистый известковый раствор; энергично, чувствую я, провожу я рукой по лицу. Но ты чувствуешь это прикосновение не непосредственно. Оно ощущается словно через перчатку или через желеобразный слой: ты регистрируешь сопротивление инородного тела – твоего лица, – но происходит это без тактильного контакта. Хотя я и так сижу, утопая в глубоком кресле, я испытываю потребность устроиться поудобнее, лечь, ощутить на себе плоть какой-нибудь женщины, И как кипяток вскипает во мне желание Эту женщину немедленно изнасиловать – !Покончить !наконец-то покончить со всеми муторными историями !Покончить с унизительными попытками заморочить друг:другу голову, с выеданием дочиста живых человеческих тел дерьмовыми вилками слов, с инфицированием посредством облепленных волоконцами душевности букв-зубьев, алюминиево-серых & имеющих бездушно-металлический привкус – !!Довольно : И тогда я наброшусь, как грубая глыба плоти, на эту женщину, выхрюкивая всего 3-4 звука, как Мясник&Боров в 1 лице, с жирными лапами и слюнявой пастью, весь в навозной жиже, свершу свой мясницкий труд –;– кровь твоя из свинца, твое тело камень: !ЧТО ЖЕ ЧЕРТ ПОДЕРИ УДЕРЖИВАЕТ МЕНЯ ?!ЧТО МЕШАЕТ ИМЕННО ТАК И ПОСТУПИТЬ….. – Осколочные взрывы в голове – тиски закручиваются, сжимая височные доли – Мост над пропастью без дна, или: дно ее это сама Ночь….. еще 1 шаг по жизни, которая не имеет опоры….. И я остаюсь сидеть, я даже не шелохнулся. Волна кипятка спадает.
Однако за последний час усилилась и уверенность, что даже встреча с той другой женщиной, встреча, на которую ты еще недавно возлагал такие надежды, теперь, по причине твоего безнадежного состояния, которое (как ты знаешь) уже не исправится, а только еще более усугубится, !невозможна. Потому что даже минимальный остаток самообладания, внутренней стабильности – нужный хотя бы для того, чтобы 1ый момент вашей встречи, смотрения & прощупывания, каково сейчас настроение Другого, вынести и преодолеть, не испытывая ощущения падения в пропасть –, даже этого жалкого остатка Courage у тебя уже нет –:– Как если бы ты был человеком с содранной кожей, которого когда-то изобразил Вальверде[26], ты: безумец, с жуткой комичностью позирующий, как герой на сцене, в 1 руке он еще сжимает нож, другой показывает на ниспадающий мягкими складками плащ из собственной кожи, тогда как изо всех пор его оголенной плоти беззащитно&неудержимо, непристойно шумными потоками низвергаются кровь и потоки слов, – и вот уже твой крик захлебнулся в крови, остался только текучий комизм булькающих звуков, этих неуместных, нелепых, никому более не понятных истечений, напоминающих лепет идиота, потерявшего даже свое Без=Ума. И ведь новая кожа не нарастет; стаффаж, добавившийся за последние годы, – всего лишь гадкий продукт свертывания, как кожица на остывшем молоке. Происходящее – сперва оно крадется незаметно, распространяясь как мох как плесень, потом неудержимо&буйно разрастается, заполняя немногие годы, проведенные мною в захолустном западногерманском городке, уже очень далеком от жизни той женщины –, в городке, значит, где ты в конце концов открыл собственную адвокатскую контору, ведя Низачем-бытие Ни- с-кем-Не-солидаризирующегося, ты, Новичок=Чужак, вечно упирающийся взглядом в широкие спины&задницы Отвернувшихся-от-Незванного-пришлеца : стрелковые & цеховые объединения, !двадцать ферайнов на двадцать тысяч католических=гарантированно-бессмертных душ: а ты – ты 1 посреди всего этого чуждо-просветительского принуждения к росту самосознания, хребет которого подпирают популярные газеты с воскресными бизнес-приложениями; посреди наглости & нахальства потребителей этой комфортной информации, готовых защищать такое положение дел зубами-&- когтями, даже, если понадобится, себе в убыток –: тогда как Все=остальное, искусство-культура-&- духовность, для которых, по мере того, как Они все более дорожают, находится все меньше ценителей (если, конечно, не считать тех, что бормочут за столом Мы-нннацыя пыс-ссателей & мусс- слителей…..) :Не более чем безделушки, потешная пена, завитки на алтаре воскресного вечера. И лишь когда филиппийцы утратят свои богатства, откроется, как они низко пали[27]…..
Скоро, приходя в свою адвокатскую контору, я стал все чаще оставлять бумаги на столе неразобранными, а сам подходил к окну – и смотрел на пейзаж за стеклом, который был как спокойное зеленое море – примириться с судьбой и только изредка поглядывать на воду, не проплывет ли мимо какой-нибудь вражеский труп, – часы тонули бесшумно, как уходящие на дно камни, И не раньше, чем становилось темно, не раньше, чем пейзаж=снаружи, вспыхнув в последний раз, угасал, отходил я от окна & возвращался в свой маленький кабинет. Мебель & стены в нем к тому времени тоже изглаживались темнотой, но иной, нежели темнота снаружи, как если бы в этом помещении все время пряталась еще какая-то особая темнота, только для меня=одного….. И вот однажды зеленая тишина снаружи была нарушена: громкое гудение строительных & мусороуборочных машин, блеющие голоса свистки крики, пневматические молоты в ритме техно крушили каменную кладку, кровельная черепица, как фарфоровые тарелки, со звоном разбивалась о мостовую, оконные стекла, вместе с рамами, вылетали из стен, как если бы внутри взрывались снаряды, стены выгибались, будто грудные клетки, которым не хватает воздуха, шатались, наклонялись, кладка расползалась по швам – : по соседству рабочие сносили старый, давно пустовавший дом; с грохотом, среди блекло-желтых облаков пыли, обрушивались стены; балки доски & части дверных косяков на мгновения высовывались, как сломанные черные руки, из завалов битого кирпича, но потом и они исчезали в этой могучей, одновременно устрашающей и достойной сострадания
