напрягая все силы – Встать, Добраться до двери со светящейся замочной скважиной, там все еще ее образ – !там она : Женщина, теперь неподвижная, как если бы она действительно была только образом, картинкой, крошечной голограммой; И свет, казалось, попадал только на ее тело, как если бы именно ее освещал луч прожектора, а все вокруг было цвета антрацита, с меловой крошкой звезд, – еще совсем немного до-туда, мне, ползущему на всех четырех – – но странно далеко и все дальше отодвигается от меня дверь, светящаяся замочная скважина с голограммой женщины – всего 1 точка 1 светлячок 1 гаснущая искра в ночной дали, в конце некоего коридора, обрамленного стиснутого & стянутого растрескавшимися стенами руины, !какие усилия !какие затраты сил, чтобы вдоль этого коридора (который мог бы быть и сточной трубой) наощупь пробираться к выходу – –
И ощутил в тот же миг, когда давление, принуждение, исходившие из полусна, ослабли & отпали от меня, словно пелена, внезапно сдернутая с моих глаз, как заскользили обратно кадры, и почувствовал, что меня отбросило в прежнее настоящее, в прежнее место: Я по-прежнему сидел, прислонившись к стене, недалеко от входа; от отсыревшей кирпичной кладки тянуло холодом, И опять озноб, будто на паучьих лапках, пробегал по коже. : Я даже не изменил положения. Я сидел, оцепенев в неподвижности, поблизости от входа во-Внутрь руины, у края этой бумажной горы….. И против Пустоты, против отсутствия ее тела не существовало никаких слов; уже настоящее с его молчанием было Безмерностью, Дерзостью, чуть ли не худшей, чем любые детскости в словах & жестах, которые могли иметь только 1 результат: с каждой секундой – увеличение Пустоты, по всем направлениям – распространение холода, из кирпичной кладки & от обломков битых кирпичей – –
Ибо ее молчание всегда было таким, как если бы Онемевший вел Хотящего- говорить, одного из способных говорить, вдоль края Пропасти Немых – и котловина этой пропасти лежала бы наполненная, будто черными водами, словами и фразами; проговоренное & прослушанное – слова & фразы, которые, вытекая из немых разговоров с самим собой, никогда не достигали восприятия Другого, ни даже собственного слуха. Говорение Онемевших: непрерывное журчание & бормотание в звуконепроницаемых камерах для допроса, внутри собственной головы. И они, Онемевшие, своим молчанием и скупыми жестами давали мне понять: Загляни сам вниз. Прочитай там то, что дoлжно прочесть. И как если бы то были тексты на блекло мерцающих клочках обоев – каракули Чужака, который, как о нем говорили, разминулся со своей смертью, – подобранные из грязи некоей руины, я вычитал из ее молчания 1 простую уверенность: Не появится никого, кто нуждался бы в твоем голосе, твоей руке или твоей плоти. Нигде & Никогда. Пока ты живешь, живешь-в-силу-необходимости, этого не случится. Ибо таков всеобщий=подлый удел. И если ты исчезнешь, в 1 не-прекрасный день или в 1 не-прекрасную ночь, никто и никогда не станет по тебе тосковать, так же как раньше никто по-настоящему в тебе не нуждался. И поскольку Никто никогда не страдает от отсутствия кого-бы-то-ни-было посреди этого неизмеримого, неведомого мирового пространства, к тебе не будет обращен ни 1-1ный знак, ни 1 зов, ни 1 беглый взгляд прохожего. Это тоже есть всеобщий=подлый удел. Ибо Слишком-многие обретаются здесь, чтобы отсутствие 1, такого как ты, могло хоть на мгновение быть воспринято как утрата.– Вот что мне пришлось вычитать тогда, в ту ночь, из ее молчания, которому она предпослала фразу Ложись лучше спать. И это действительно была Вся Правда: без теней, без возможности найти утешение и защиту, лежала Она, светлая, трезвая & недвусмысленная, передо мной; явленная глазам каждого, кто пожелал бы ее прочесть. То были фразы, которые она позволила мне найти одной бессонной ночью. И я догадался: в этом всегда выражалась ее честность; и – что она была Все-охватной. Только я этого до сих пор не понимал; я, вместо того, чтобы искать в ней=самой, искал любые другие, внешние причины & обстоятельства, которые в конечном счете были для меня удобными отговорками, & моя озабоченность ими означала 1, а именно, забвение того обстоятельства, что вместе с нами, вместе со мной иссякает Время….. И должен был с тех пор во всем Связанным-со-временем распознавать еще нечто Другое, прежде ни разу не продуманное до конца; нечто, что непосредственно касалось меня=самого: ?Как долго еще Это=Все – ? ?Как далеко еще может тянуться эта равнина, это плоскогорье – Ведь нет никакого Спасения в Бесконечности, ибо Бесконечного ни для кого не существует, Вечность тоже истаивает в средоточьи мрака посреди руины – параллели !никогда не пересекаются – И знал с тех пор, что в этом ландшафте моих еще предстоящих лет Ничего Другого уже нельзя будет найти или получить, кроме того, что я уже нашел & получил. Это действительно принадлежало мне, а больше ничего не было.
Новое для меня заключалось в том, что я – благодаря этой открывшейся передо мной перспективе на необозримую пустоту – потерял страх перед смертью. Я, правда, все еще боялся боли, боялся следующих один за другим параличей или долгого угасания – но страх перед прекращением существования, перед тем, что меня не будет, не будет !окончательно, то есть больше не будет !никогда, – этот страх с той поры исчез и уже не возвращался. ?Или: неужели я посредством такого рода размышлений только ввязался в следующую, удобную мне мысленную игру, 1ственная цель которой, опять-таки, состояла в том, чтобы закрыть глаза на Нечто-Другое, еще не названное и еще не хотящее быть названным, – чтобы просто найти новые отговорки :?Зачем : ?Может, затем только, чтобы не задавать себе Тот вопрос, которым озабочиваются лишь единицы из Слишком-многих, да и то, к сожалению, слишком мало, а именно: для чего ?вообще я еще живу – …..и мухи снова яростным потоком обрушились на меня….. металлическая вьюга….. ярящийся делириум….. их жужжание как слишком тесная оболочка на мою голову мое тело нахлобучилась и давила….. :Ничего другого больше не слышать, ничего – никогда больше не чувствовать, кроме здесь, в этом вязком зловонии чужого, нескончаемого умирания неустанно без пауз повторяющихся мушиных атак…..
?Что сейчас спугнуло их, ?что, помимо привычного уже режима приливов и отливов, побудило к этому штурму: мух….. :которые здесь=внутри, в средоточии Приостановленной Смерти, теперь, как если бы их притягивал магнит мрака, вдруг устремились ко входу в руину, исполненные ярости&алчности – эмоций, которые, казалось, были присущи не самим-насекомым, а скорее исходили от Чужака –:!Лезвия огней, от входа, лихорадочно мечущиеся здесь=внутри, над полом руины, – зазубренные лезвия, светло- розовые, как если бы их подняли со дна какого-то кровяного потока, из сточной канавы на скотобойне : от дверной рамы отрезанный и порубленный на длинные 4хугольные тени огненноцветный свет с запахом (как казалось) старых заржавленных ножей, которые были в употреблении с незапамятных времен, бессчетное число раз окунались в кровь & разделывали охлажденное мясо на скользких, изъязввленных царапинами&зарубками деревянных столах; с абсурдным запахом гниющего металла : так что теперь эти лезвия огней, инфецированные запахом гнили, сновали над всей неразличимой трухой внутри руины, лезвия, кромсающие основание жирной тьмы, светло-розовые, как водянистая охлажденная кровь. Резать, тонкие скальпели, клинки, за которые хватаются антисептичные руки, чтобы ее тело, тело моей жены, открыть….. тогда, после того, как она решилась на операцию. И ощутил в тот же миг, когда это давление, это принуждение, исходившие из полусна, ослабли & отпали от меня, словно пелена, внезапно сдернутая с моих глаз, как заскользили обратно кадры, и почувствовал, что меня отбросило в прежнее настоящее, в прежнее место : Я по-прежнему сидел, прислонившись к стене, недалеко от входа, И опять чувствовал маленький ручеек озноба, вшнуровывающийся в мою плоть. : Я даже не изменил положения. Я сидел, оцепенев в неподвижности, поблизости от входа во-Внутрь руины и у края этой бумажной горы….. Оттуда – усиливающееся шуршание & похрустывание, как если бы рептилия шебуршилась под бесформенными щупальцами бледной бумаги; А перед входом в руину – тени, смазанные силуэты, приводящие на память зигзагообразный совиный полет; тени размахивали факелами, искры разлетались вокруг, мухи, слишком приближавшиеся к огню, светло вспыхвали в миниатюрных взрывах, горячие потоки воздуха от факельного огня гнали их обратно ко мне, в виде хлопьев пепла и жирной пыли –: жужжание мух усилилось чуть ли не до визга – возможно, в результате алчности&ярости, ибо иные эмоции этим насекомым недоступны; – и словно отграниченные от этого жужжания, выцеживались из искромсанной огнем тьмы также и иные шумы, иные звуки: голоса Других, из-снаружи, голоса совиных теней, возбужденно вопящие кричащие друг-сквозь-друга, но непрочные и постоянно заглушаемые буйством насекомых, – как если бы я слушал по коротким волнам очень далекую радиостанцию, и звук то и дело пропадал бы, а потом вновь выныривал из шорохов ионосферы – : !ОНИ меня обнаружили….. шли по моему следу….. чуть ли не
