— Какъ ты утомился, Володя, теб? бы лечь, уснуть…
— Теперь не заснешь пожалуй отъ самой усталости этой… А по?сть чего-нибудь да выпить, я бы съ удовольствіемъ… Съ утра ни маковой росинки…
Она вскочила:
— Ахъ, а я и не подумаю!… Сейчасъ!… У насъ сегодня баранина была, осталась… Выпить теб? чего же, квасу хочешь?
— А посущественн?е не дашь? усм?хнулся онъ:- для него в?дь держишь, чай?…
— Ты ужь усп?лъ привыкнуть! вырвалось у нея со вздохомъ:- хорошо, я принесу…
Въ дверяхъ въ эту минуту показалась Антонина съ папиросой во рту:
— Ну, а въ чистый видъ не полагаешь ты его привести ужь кстати? брезгливо кивая на Володю, спросила она сестру.
— У тебя тутъ въ комнат? умывальникъ, вода… Могла бы сама предложить! съ сердцемъ возразила Настя, посп?шно выходя за дверь.
— Пожалуй!… Пошли мн? снизу Варюшу, я велю подать ему.
Братъ повелъ на нее недобрымъ взглядомъ. Губы его шевельнулись съ очевиднымъ нам?реніемъ «оборвать» ее. Но онъ сдержался и проговорилъ обрывисто:
— Дай папиросу, — двое сутокъ не курилъ.
Она молча подошла въ дивану, высыпала на него вс? папиросы изъ своего портсигара, поморщилась еще разъ съ видимымъ отвращеніемъ на лохмотья брата и все такъ же безмолвно и величественно повернулась и ушла къ себ?.
VI
La fiammo d'esto incendio non m'assale.
Она пришла опять чрезъ часъ времени. Ее весьма мало озабочивала судьба брата, — она давно разум?ла его какъ «tete felee» и «неудачника», которому «ничего въ жизни и не оставалось д?лать, какъ гибнуть вм?ст? съ такими же, какъ самъ онъ, шутами»; но приключенія его могли, «должны» были быть любопытны. Эти переод?ванія, скитальчества, б?гства — «тотъ же Габоріо», говорила она себ?… И пришла слушать, какъ ?здила въ Петербургъ на литературныя чтенія, устраиваемыя изв?стными господами въ пользу какой-нибудь отставной гарибалдійки' (sic) или 'студентовъ, не им?ющихъ возможности кончить курса въ университет? по независящимъ отъ нихъ обстоятельствамъ'.
Володя, — мы будемъ продолжать называть его такъ, — умытый, въ статскомъ плать? (Настасья Дмитріевна добыла ему жакетку, брюки и сорочку изъ оставленныхъ имъ дома б?лья и одежды) и сытый, сид?лъ на своемъ диван?, рядомъ съ младшею сестрой и затягивался всласть оставленными ему Тоней папиросами, закуривая ихъ одну всл?дъ за другой о пламя стоявшей на стол? одинокой стеариновой св?чи въ позелен?ломъ м?дномъ шандал?. Онъ какъ бы просв?тл?лъ весь лицомъ и духомъ, облекшись въ это св?жее б?лье, насытивъ голодъ и подкр?пивъ силы двумя большими рюмками очищенной. Какое-то на мигъ затишье слет?ло ему въ душу, а съ нимъ и иное что-то прежнее, лучшее…
Онъ уговаривался съ Настей 'объ отц?', когда Тоня вошла въ комнату: ему хот?лось вид?ть 'несчастнаго', но онъ и боялся этого, — онъ зналъ, что окончательный ударъ старику былъ нанесенъ имъ, Володей, его исчезновеніемъ изъ-подъ родительскаго крова, для ц?лей, которыхъ самъ онъ не скрылъ отъ отца. Старикъ, д?йствительно, лишился ногъ въ тотъ самый день, полтора года назадъ, когда Володя подъ какимъ-то предлогомъ у?халъ на крестьянскихъ дровняхъ въ ближайшій у?здный городъ и прислалъ ему оттуда письмо ('и къ чему я это сд?лалъ тогда? лучше было бы просто ничего не писать, пусть бы думалъ, что я въ Москву у?халъ попытаться что-ли опять въ университетъ поступить', говорилъ теперь сестр? молодой челов?къ, покусывая губы), письмо, въ которомъ говорилъ отцу, что онъ идетъ, что онъ 'обязанъ итти въ народъ, помочь избавиться ему отъ тиранніи правительства и господъ'…
— Что же бы ты теперь могъ сказать ему? тоскливо и тихо говорила въ свою очередь Настасья Дмитріевна:- в?дь ты не отказался отъ своихъ уб?жденій?
— Конечно, н?тъ! отв?тилъ онъ съ какимъ-то нам?реннымъ жаромъ, взглянувъ искоса на подошедшую въ нимъ старшую сестру.
— Такъ чтобы хуже ему посл? этого свиданія не сд?лалось, Володя! В?дь онъ непрем?нно началъ бы говорить съ тобою объ этомъ, — это его idee fixe, главное, что его гложетъ… Онъ еще сегодня: 'Mon fils', говоритъ, 'un Буйносовъ, ennemi de son souverain et de sa caste'…
Володя слушалъ ее, раздумчиво покачивая головой.
— Феодалъ, молвилъ онъ какъ бы про себя, — наивный, уб?жденный феодалъ! Онъ и между своими- то ископаемое какое-то… Сравнительно съ остальною консервативною слякотью н?котораго съ этой стороны даже уваженія достоинъ.
— Отъ васъ это 'уваженія'? презрительно отчеканила Тоня, скидывая ногтемъ мизинца пепелъ съ папироски.
Онъ не удостоилъ ее отв?томъ.
Она протянула руку къ столу, на которомъ лежали теперь его м?шки съ бумагами:
— Что это ты съ собою притащилъ: прокламаціи?
— Оставь, пожалуйста! крикнулъ онъ, схватывая ихъ и закидывая себ? за спину.
Настало общее молчаніе.
— Что, ты будешь, или н?тъ, разсказывать свои aventures? заговорила она первая:- я для этого пришла сюда.
— И съ этимъ можешь отправляться восвояси, отр?залъ онъ:- никакими моими 'aventures' пот?шать я тебя не нам?ренъ.
— И не нужно! Le petit chose Доде, по правд? сказать, гораздо интересн?е того, что ты можешь разсказать… Bonsoir, la compagnie! заключила она театрально-комическимъ поклономъ и удалилась.
— И что это она изъ себя изображаетъ? злобно, едва исчезла она за дверью, спросилъ Володя Настасью Дмитріевну.
Та пожала плечомъ.
— Какъ всегда: презр?ніе ко всему, что на нее не похоже.
— А у самой-то что въ голов?? вскликнулъ пылко молодой челов?къ.
— Собственная персона и деньги.
— Которыхъ н?тъ, хихикнулъ онъ.
— Но будутъ, и большія.
Онъ взглянулъ не нее вопросительно.
— Откуда?
— Про Сусальцева слышалъ?
— Это который Шастуновское Сицкое купилъ…
— И котораго мы состоимъ должниками;- онъ самый.
— Ну, такъ что же?
— Она положила выйти за него замужъ.
— Такъ мало-ли что!..
— Н?тъ, это у нихъ дня три какъ пор?шено.
— Что ты!
— Я теб? говорю.
— А онъ знаетъ? спросилъ помолчавъ Володя:- в?дь это опять ему ударъ будетъ: 'дочь-молъ моя, Буйносова, за аршинника, за пейзана', примолвилъ онъ, явно насилуя себя на иронію.
— Я ему не говорила и не скажу, посп?шила сказать д?вушка.
— А сама придетъ ему объявить — и того хуже, зам?тилъ онъ, морщась.
