— Ну и довольно, проговорилъ онъ твердо;- об?щаю теб? что ни ты, ни кто не услышитъ отъ меня слова объ этомъ пока я совершеннол?тнимъ не буду, чтобы никто не им?лъ права попрекнуть меня ребячествомъ… А тамъ… тамъ какъ Богъ мн? повелитъ, такъ я и поступлю!..
Онъ усм?хнулся, протянулъ руку сестр?:
— Такъ, Маша, ты довольна?
Она глубоко вздохнула:
— 'Довольна'… не знаю; но, мн? кажется, другаго нельзя отъ тебя и требовать пока, отв?тила она не сейчасъ. — Ну и прощай!.. Поздно, ты в?рно скоро спать ляжешь?
— Да, одиннвадцать, лягу сейчасъ.
Она коснулась его лба своими св?жими губами:
— Ложись и постарайся не видать твоихъ т?хъ сновъ… проговорила она ему на ухо звен?вшимъ глубокою печалью голосомъ.
Вася довелъ ее до двери, опустилъ голову на грудь и медленными шагами подошелъ къ ближайшему, освобожденному уже отъ своей зимней рамы окну. Онъ растворилъ его на об? половинки и жадно потянулъ грудью струю широко ворвавшагося извн? св?жаго весенняго воздуха… М?сячная ночь, мягкая и теплая, стояла надъ землей, вся проникнутая торжествомъ и тайною; въ неизм?римыхъ пространствахъ неба бл?дными точками сверкали алмазныя зв?зды, міры неисчислимые какъ пески морскіе…
Вася долго и недвижно вглядывался въ эту ночь, въ эти неизм?римо далекія зв?зды. Его уносилъ неудержимый молитвенный восторгъ… 'О св?те тихій безсмертнаго Отца Небеснаго, шептали безсознательно уста его, — 'о Христе Спасе, Сыне Божій'…
Стихи изъ Іоанна Дамаскина Толстаго, котораго онъ зналъ наизусть, такъ и ворвались ему въ память, въ душу, въ эту минуту:
началъ онъ уже громко, —
И новыя отрадныя, блаженныя слезы заструились по н?жному лицу его.
XV
Въ это же время въ пятнадцати верстахъ отъ Вс?хсвятскаго, въ низенькомъ, закопченомъ зальц? усадьбы принадлежавшей давно знакомому моимъ читателямъ Степану Акимовичу Троженкову сид?ли самъ хозяинъ и полчаса тому назадъ прибывшій къ нему гость.
Это былъ еще молодой челов?къ, весьма невзрачнаго и мрачнаго вида, коренастый и сутулый, од?тый въ поношенное пальто, изъ-подъ котораго, охватывая т?сно его красновато-бурую, мясистую шею, выглядывалъ косой воротъ грязной ситцевой рубахи, и въ высокихъ сапогахъ поверхъ брюкъ. Выбритая повидимому за н?сколько дней борода усп?ла уже опять отрости рыжеватою щетиной волосъ колючихъ и жесткихъ какъ и волосы на голов?, очевидно одновременно съ бородою остриженные подъ гребень. Небольшіе, узкіе глазки какъ бы неохотно подымавшіеся на говорившаго съ нимъ изъ-подъ нависшихъ надъ ними бровей, б?гали по сторонамъ съ выраженіемъ какой-то чуткой, стоявшей в?чно на сторож?, подозрительности.
Хозяинъ въ свою очередь съ едва скрываемою досадой и внутреннимъ волненіемъ поглядывалъ на своего гостя. Господинъ этотъ, что говорится, какъ сн?гъ на голову упалъ къ нему въ домъ, — въ эту маленькую залу служившую ему столовой гд? онъ только что расположился чай пить въ одиночеств?. Вошелъ нежданно изъ сада въ отворенную туда дверь, спросилъ, не кланяясь и не снимая фуражки съ головы, такой то ли онъ, 'Троженковъ Степанъ Акимычъ', и получивъ утвердительный отв?тъ протянулъ ему вытащенную изъ кармана визитную карточку, а самъ угрюмо и устало опустился на стулъ, насупротивъ хозяина и, не ожидая его приглашенія;
— Налейте-ка мн? стаканъ, смерть пить хочется, проговорилъ онъ.
Хозяина видимо покоробила такая нежданная безцеремонность. Онъ молча и насупившись передвинулъ черезъ столъ гостю уже налитый имъ для себя стаканъ, взглянулъ небрежно на переданную имъ карточку…
На ней стояли имя, отчество и фамилія одного его, Троженкова, московскаго знакомаго и приписка рукой этого посл?дняго: 'Очень прошу передать подателю сего сл?дующее съ васъ за сд?ланныя мною по вашимъ порученіямъ въ Москв? покупки, счеты по которымъ вамъ мною пересланы'. Приписка заканчивалась крючкомъ въ вид? росчерка, им?вшимъ повидимому н?кое особенное значеніе, такъ какъ устремившіеся на него глаза Степана Акимовича какъ-то усиленно заморгали, и карточка слегка задрожала въ державшей ее рук? его.
— Вы въ Москв?… про?здомъ были? спросилъ онъ гостя какимъ-то неопред?леннымъ тономъ.
— Былъ въ Москв?, да, уронилъ тотъ не понимая, или не желая понять то именно что его спрашивали.
— Какъ нашли вы Степана Михайловича? Здоровъ онъ?
— Должно-быть.
— Вы съ нимъ давно знакомы?
— Не видалъ никогда.
— Какъ же такъ?..
Троженковъ кивнулъ недоум?ло на карточку которую все еще держалъ въ рук?.
— Одна личность мн? отъ него передала… Насчетъ подлинности не сомн?вайтесь, какъ бы счелъ нужнымъ зам?тить гость.
— Я и не думаю… промямлилъ не договаривая хозяинъ, оглянулся кругомъ и спросилъ:- вы ко мн? тутъ садомъ прошли; а экипажъ же вашъ гд? остался? я колесъ не слыхалъ…
— И слышать не могли: п?хтурой добрался.
— Со станціи?
— Съ полустанка***.
— Восемнадцать верстъ! изумленно вырвалось у Троженкова.
Тотъ только плечомъ вздернулъ.
— Съ утра, стало, маршировали?..
И, не дождавшись отв?та:- Осм?люсь спросить имя и отчество ваше, молвилъ, искательно улыбаясь, Степанъ Акимовичъ, — такъ знаете, неловко въ разговор?, когда не знаешь…
— Зовутъ меня Левъ Гурьевичъ, по фамиліи Бобруйскій… Соотв?тствующій сему и паспортъ им?ю при себ?, прибавилъ онъ, съ какимъ-то дерзкимъ вызовомъ на лиц? глядя на своего собес?дника.
Тотъ какъ-то растерянно ухмыльнулся:
— Паспортъ, да, конечно, въ виду полиціи… Вы изъ Петербурга собственно? спросилъ онъ вдругъ.
Называвшій себя Бобруйскимъ качнулъ утвердительно головой:
