простр?леннымъ черепомъ, унося въ могилу ключъ къ разъясненію этой исторіи, — о ней же въ Петербург? им?лись весьма смутныя св?д?нія, такъ какъ прежде всего тамъ въ св?т? никто не читаетъ н?мецкихъ газетъ, да и въ самыхъ в?нскихъ листкахъ по этому предмету никакихъ особыхъ подробностей не заключалось… Какое впечатл?ніе произвела эта новая смерть на графиню, не знаемъ; во всякомъ случа? она окончательно д?лала ее свободною…
Въ Люцерн?, гд? сынъ ея пользовался молочнымъ л?ченіемъ, она нашла довольно пріятное общество, въ томъ числ? отставнаго русскаго генерала Троекурова съ прелестною семнадцатил?тнею дочерью. Она тотчасъ же посп?шила познакомиться съ ними: д?вушка наружностью своей и милымъ нравомъ очаровала ее съ перваго раза, а объ отц? ея она слышала много въ Петербург?, какъ объ 'элегант?', и покорител? сердецъ прежнихъ временъ. Живыхъ сл?довъ этого былаго 'элегантства' она не могла не признать въ немъ, но самъ онъ показался ей мрачнымъ и надменнымъ, 'un orgueilleux taciturne'. Онъ д?йствительно держался относительно ея на строго учтивой ног? и видимо не желалъ допустить никакой интимности между ею и своею дочерью. Это стало особенно зам?тно ей со времени прі?зда въ Люцернъ одной русской четы.
Графиня Елена Александровна по матери была племянница н?коей, весьма св?тской, много принимавшей и любимой въ Петербург? старушки, графини Лахницкой, рожденной Буйносовой (мужъ ея, давно умершій генералъ-адьютантъ, былъ родной братъ Гедвиги Казиміровны). У нея познакомилась она въ одно прекрасное утро съ прибывшею изъ Москвы, незнакомою ей до т?хъ поръ племянницей этой тетки, дочерью ея роднаго брата, Антониною — 'Tony' — Буйносовой, которую старушка выписала въ себ? на житье, такъ какъ, говорила она, вздыхая, на ушко графин? Драхенбергъ, 'братъ мой совс?мъ разорился, б?дной д?вочк? ?сть нечего дома'. Узнавъ объ этомъ, Елена Александровна по свойственной ей восторженности и мягкости сердца сочла нужнымъ оказать д?вушк? самый горячій пріемъ, стала съ перваго же раза называть ее 'ma cousine' и 'ты', хотя въ сущности ровно никакого родства между ними не было, приглашала постоянно къ себ?, вывозила на балы, на которыхъ старуха-тетка перестала уже бывать. Д?йствительные двоюродные братья 'Тони', сыновья графини Лахницкой, оба женатые и занимавшіе уже видныя положенія. были гораздо мен?е сочувственно расположены къ своей б?дной родственниц?. Они — да и вообще таково было впечатленіе, произведенное юною Москвичкой въ петербургскомъ high life, — находили, что при ея 'незавидномъ матеріальномъ положеніи' она должна была бы чрезвычайною скромностью 'se faire, pour ainsi dire, excuser sa trop eclatante beaute', а она, напротивъ, 'смотритъ и говоритъ такъ величаво, будто ув?рена, что весь міръ долженъ быть у ногъ ея'. На это графиня Драхенбергъ пламенно возражала, что 'Тони тысячу разъ права; что въ другія, лучшія времена, когда у людей было больше поэзіи въ сердц?, весь міръ д?йствительно лежалъ бы у ногъ такой красавицы', и старалась доказать это вс?мъ молодымъ людямъ, 'Jeunes gens a prendre' своего круга, которымъ безпрестанно ставила на видъ, какъ 'они глупы', не предлагая руки своей и сердца ея 'splendide cousine', какъ выражалась она. 'Jeunes gens a prendre' отв?чали ей на это, см?ясь, что кузина ея безъ сомн?нія хороша на диво, но что она ужь 'слишкомъ умная и ученая'… У графини за этимъ опускались руки: ей было хорошо изв?стно, какимъ пугаломъ представляются 'умъ' и 'ученость', да еще у женщины, Боже мой! въ золотой сред? петербургскаго Яхтъ-клуба… Такъ прошла ц?лая зима, а въ конц? ея умерла почти внезапно старушка Лахницкая. За этою смертью Тоня Буйносова оставалась въ Петербург? безъ крова, такъ какъ ни одинъ изъ ея двоюродныхъ братьевъ не предложилъ ей поселиться у него въ дом?. Предложила Елена Александровна. Но д?вушка не согласилась принять 'положеніе приживалки' у этой ми?ической родственницы; 'а другаго, какъ ни верти', откровенно сказала она ей, 'мы съ тобою для меня не выкроимъ'.
— Да, ты такая, задумчиво зам?тила на это графиня: — для тебя все или ничего.
— А пока придетъ, промолвила Тоня, кривя свои поб?л?вшія отъ внутренней кип?ни губы, — отправляюсь въ Москву на черстный хл?бъ моего маркиза-папаши.
— И неужели не вернешься бол?е въ Петербургъ?
Красавица глянула прямо въ лицо спрашивавшей:
— Вернусь, когда буду хоть на половину такъ же богата, какъ ты.
Она, д?йствительно, у?хала на другой день, и графиня съ т?хъ поръ совершенно, какъ говорится, потеряла ее изъ виду. Другъ другу он? не писали… Такъ прошли ц?лые четыре года.
И вотъ однимъ сіяющимъ іюньскимъ днемъ, совершая свою обычную утреннюю прогулку, въ обществ? попавшихся ей по дорог? Троекуровыхъ, отца и дочери, и недавно представленнаго ей Италіянца, маркиза Каподимонте, увид?ла она шедшую по алле? навстр?чу имъ стройную, очевидно новопрі?зжую въ Люцернъ, даму въ восхитительномъ туалет?, въ которомъ опытный глазъ св?тской женщины тотчасъ же призналъ произведеніе великаго Ворта. 'Изъ Парижа, и непрем?нно Русская'! сказала она себ?, взглянула пристальн?е…
— Tony! вскрикнула она въ изумленіи.
— Я! отв?тила та, спокойно улыбаясь и подходя въ ней.
Графиня радостно схватила ее за об? руки, прижалась губами къ ея щек?.
— Ты зд?сь… давно-ли?… Замужемъ… за к?мъ? вырывались у нея торопливо одинъ за другимъ вопросы.
— Замужемъ, да! коротко отв?тила дама. И, оборачиваясь въ Троекурову, который, приподнявъ учтиво шляпу, отходилъ отъ нихъ съ дочерью подъ руку:- Le general ne me reconnait pas, il parait? проговорила она в?ско.
Онъ чуть-чуть сдвинулъ брови, но все такъ же учтиво приподнялъ шляпу еще разъ:
— Узнаю теперь: госпожа Сусальцева, если не ошибаюсь? отв?тилъ онъ на томъ же французскомъ язык?.
'Су-саль-цева, quel nom' cocasse!' пронеслось въ голов? графини, между т?мъ какъ молоденькая дочь Троекурова не то тревожно, не то съ какимъ-то жаднымъ любопытствомъ — показалось Елен? Александровн?,- вскидывала на 'Тоню' свои лучистые глаза.
— Папа, теб? пора въ ванну! какъ бы вспомнила она чрезъ мигъ, увлекая отца впередъ по алле?.
Молодыя женщины остались одн?.
— Ну, разсказывай скор?е про себя, разсказывай все, все! торопливо заговорила графиня Драхенбергъ, подхватывая 'кузину' подъ руку и усаживая ее рядомъ съ собою на ближайшей скамейк?.
Черезъ четверть часа она знала о ней все въ главныхъ чертахъ, дополняя остальное своимъ фейерверочнымъ воображеніемъ. 'Tony богата, очень богата теперь… Конечно, au prix d'une mesalliance'. Но графиня не вид?ла въ этомъ особеннаго неудобства. 'Родовые предразсудки' говоря демократическимъ языкомъ. никогда не пускали особенно глубокихъ корней въ міровоззр?ніе русскаго общества; да и въ силу чего держались бы они?
зам?чено не даромъ великимъ поэтомъ… А графиня Елена Александровна къ тому же, столько же изъ противор?чія 'балтійскому феодализму' наскучившаго ей мужа, сколько изъ личнаго уб?жденія 'qu'il faut etre de son siecle', издавна почитала и заявляла себя женщиной 'либеральною' и безусловною поклонницей нов?йшихъ прогрессовъ… Она поэтому тотчасъ же разсудила, что Tony, выйдя замужъ за этого 'richissime negociant', поступила какъ умная женщина, 'comme une personne d'esprit, qu'elle est'… что, конечно, довольно непріятно называться madame Sousaltzef и что особу съ такою фамиліей княгиня Андомская въ Петербург? ни за что не допуститъ перейти за порогъ своей гостиной… 'Mais on peut parfaitement se ficher de la princesse Andomski apres tout!' отважно возражала она себ? тутъ же, 'а если мужъ Тони сколько-нибудь приличенъ, то они со своими милліонами везд? будутъ приняты… В?дь ?здятъ же вс? къ биржевикамъ Довонаки и Гиневену…'
— Ну вотъ, ты и добилась своего! радостно говорила она 'кузин?';- помнишь твои слова предъ отъ?здомъ?… такъ и вышло: изъ 'ничего' 'все'.
