— Не совс?мъ, проговорила, чуть поморщившись, та и посп?шно прибавила:- но главное сд?лано: я почти въ с?дл? (j'ai le pied dans l'etrier)…
Графиня, какъ бы поймавъ налету недоговоренную ею мысль, громко разсм?ялась:
— Да, говорятъ же в?дь теперь, что надо только разъ ум?ть выйти замужъ, а тамъ…
Появленіе мужа Тони прервало ихъ разговоръ. Онъ произвелъ на графиню очень благопріятное впечатл?ніе. 'Слишкомъ плотенъ, но хорошъ лицомъ и од?ваться ум?етъ', р?шила она по первому взгляду. Когда же на вопросъ его жены по-англійски, гд? онъ былъ, Сусальцевъ на томъ же язык? — н?сколько уличнымъ лондонскимъ акцентомъ, 'avec un accent quelque peu cockney', не могла не зам?тить она, — но совершенно свободно отв?тилъ, что ходилъ на почту справляться, не получено-ли на ихъ имя писемъ, poste restante, — св?тская барыня нашла, что онъ 'совершенно приличенъ pour un mari', и положила принять его подъ свое особое покровительство.
Она и чета Сусальцевыхъ стали неразлучны съ того дня, вид?лись съ утра до вечера, совершали вм?ст? прогулки по горамъ и озеру, устраивали пикники на высотахъ Авсенштейна [24]. Съ нимъ обыкновенно присоединялся маркизъ Каподименте, челов?къ очень св?тскій, 'пріятный', начитанный и умный, ухаживаніе котораго за нашею графиней становилось съ каждымъ днемъ все зам?тн?е… Она со своей стороны какъ бы не зам?чала этого ухаживанья и старалась держаться съ обожателемъ своимъ т?хъ 'товарищескихъ', чуть-чуть фамиліарныхъ пріемовъ, которыми женщина даетъ чувствовать не нравящемуся ей мущин?, что онъ 'ни на что бол?е претендовать не долженъ'. Она была въ т? дни въ какомъ-то стих? брезгливости, при которомъ и салонный flirt, и amour de tigre были ей равно противны. 'Моя созерцательная жизнь (ma vie contemplative) вполн? удовлетворяетъ меня, и я ничего другаго не прошу отъ судьбы', говорила она и про себя, и вслухъ, наслаждаясь совершенно искренно, какъ всегда это бывало у нея, сознаніемъ объявшаго ее теперь полнаго безстрастія и соотв?тствовавшимъ такому настроенію ея духа величавымъ спокойствіемъ окружавшей ее альпійской природы… маркизъ чуть-чуть вздыхалъ всл?дъ за такими ея заявленіями, но все такъ же мягко, осторожно и упорно продолжалъ, выражаясь языкомъ поэтовъ, сыпать подъ стопы ея розы своего 'нич?мъ несокрушимаго' боготворенія. 'Allez, cela flatte toujours une femme!' говорила ему по этому поводу въ вид? поощренія г-жа Сусальцева своимъ в?чно ироническимъ тономъ. Мужъ ея за то пользовался всякимъ случаемъ выражать влюбленному Италіянцу свое безграничное въ нему сочувствіе. Онъ видимо изучалъ его и старался подражать изящной непринужденности всего его вн?шняго склада, его манер? покручивать прищуриваясь усы, носить шляпу подъ изв?стнымъ угломъ наклона и закидывать небрежно ногу одну на другую. При каждой встр?ч? съ нимъ онъ жалъ ему, въ избытк? чувства, руку съ такою силой въ своихъ огромныхъ лапахъ, что тотъ каждый разъ морщился отъ боли и отправлялъ мысленно въ чорту московскаго медв?дя. Самъ Сусальцевъ въ обществ? игралъ по большей части въ молчанку, но самымъ внимательнымъ образомъ прислушивался въ занимательнымъ разсказамъ много вид?вшаго маркиза и къ 'умнымъ разговорамъ', ими вызываемымъ, заявляя о принимаемомъ ими въ нихъ интерес? одобрительнымъ кивкомъ или значительною усм?шкой въ-пору, — иной разъ ц?лою несложною, но правильно произнесенною фразой… 'Онъ по-французски плохъ и жены боится', давно р?шено было графиней; но когда шла у нея р?чь о ея protege съ другими, она самымъ серьезнымъ тономъ говорила о немъ, какъ о челов?к?, поглощенномъ обширными экономическими предпріятіями, и которому постоянная забота объ этихъ 'предпріятіяхъ' м?шаетъ принимать участіе, 'comme il l'aurait pu, a nos frivoles causeries mondaines'.
Съ Троекуровыми отношенія графини со времени прі?зда Сусальцевыхъ какъ бы совс?мъ прекратились. Она не могла не зам?тить, что ея компанія не приходилась по вкусу ни отцу, ни дочери; встр?чаясь съ нею на прогулк?, они холодно раскланивались и проходили мимо, не останавливаясь. Сусальцевъ при этихъ встр?чахъ, какъ бы движимый невольнымъ чувствомъ почтенія, скидалъ посп?шно первый шляпу съ головы и отв?шивалъ имъ низкій поклонъ…
— Вы могли бы быть мен?е усердны въ вашихъ учтивостяхъ! желчно отр?зала ему однажды жена по этому случаю.
Онъ слегка покрасн?лъ:
— Что-же, челов?къ почтенный, пролепеталъ онъ, — и д?вица дочь его опять…
— Такая же противная фуфыря, какъ онъ самъ! перебила она.
Онъ замолкъ.
— У тебя что-то съ ними есть, Tony, вм?шалась графиня:- vous ne vous aimez pas, pourquoi?
— Я къ нимъ совершенно равнодушна, уронила та въ отв?тъ съ высоком?рнымъ и презрительнымъ движеніемъ губъ, — но им?ла la malchance внушить несчастную страсть одному жалкому господину, котораго monsieur de Troekourof прочилъ въ мужья своей царевн?, и они мн? вдвоемъ этого простить не могутъ.
— Вы его знаете? быстро обернулась графиня къ Сусальцеву.
— Кого это-съ? спросилъ недоум?ло тотъ.
— А вотъ этого, котораго жена ваша называетъ 'жалкимъ господиномъ'.
— Знаю-съ, широко осклабился онъ.
— И что же онъ въ самомъ д?л? жалкій?
— Ничего не 'жалкій', возразилъ онъ, самодовольно встряхивая плечомъ: — весьма даже благоприличный, по-моему, и вполн? комильфотный молодой челов?къ… А впрочемъ, какъ вамъ изв?стно, ваши женскіе вкусы съ нашими р?дко когда сходятся.
Графиня зорко вскинула глазами на него, на 'кузину' и громко разсм?ялась.
— Oh, les maris! вскликнула она, отв?чая на какую-то проб?жавшую у нея въ голов? мысль и зам?тивъ подходившаго къ нимъ въ эту минуту маркиза:- Ah, voici notre ami Capodimonte! Что же, р?шено, куда мы отправляемся?..
Д?ло шло о р?шеніи, куда ?хать всею компаніей изъ Люцерна, гд? вс?мъ начинало становиться скучно. Сусальцевы уже второй годъ проводили за границей, пере?зжая изъ Парижа въ Швейцарію, или на какія-нибудь германскія воды, и обратно. Д?ла давно звали мужа въ Россію, но онъ все медлилъ отъ?здомъ: очень ужь хорошо жилось ему, очень ужь 'лестны' были для него усп?хи жены на 'чужой сторон?'. А усп?хи ея были несомн?нны. Въ томъ пестромъ, легко доступномъ Вавилон? всевозможныхъ 'племенъ, нар?чій, состояній', что именуется парижскимъ св?томъ, гд? плебейскіе звуки ея фамиліи 'Sousalzef', возглашаемые huissier въ ceребряной ц?пи на порог? блестящей залы, не шокировали ничьего иноземнаго уха, а красота, роскошные туалеты и широкое русское хл?босольство ея мужа приманивали въ ея домъ на об?ды и вечера ц?лыя тучи поклонниковъ, льстецовъ и прихлебателей, — она съ перваго появленія своего попала въ зв?зды первой величины. Безъ нея не обходились ни одинъ праздникъ, ни одна 'premiere' (первое представленіе) въ театр?; Etincelle [25] въ Figaro чуть не каждую нед?лю распространялась въ детальномъ изложеніи о необыкновенныхъ кружевахъ, тканяхъ, шляпкахъ и уборахъ, 'marques au coin du gout le plus pur et le plus distingue', въ которыхъ 'tout Paris' могъ ее вид?ть на такомъ-то раут?, бал? или пріем? новаго члена въ Academie franeaise; вс? иностранныя sommites и высочества изъ Almanach de Gotha, попадающія въ постоянно движущійся калейдоскопъ 'великаго града (la grande ville)', сп?шили представляться ей и расточали ей то, что Пушкинъ, говоря о Вольтер? [26], называлъ 'земныхъ боговъ напиткомъ'… Но все это не удовлетворяло ее лично. Въ натур? ея было презирать то, что легко ей доставалось. Она презирала этотъ окружавшій ее сбродъ нажившихся вчера богачей изо вс?хъ странъ вселенной, аристократическихъ именъ, носимыхъ людьми съ лакейскою наружностью, лавочниковъ, состоящихъ въ званіи республиканскихъ министровъ, весь этотъ міръ цинической рекламы, всепоглощающей корысти и пустозвонства безъ конца… Роскошь, въ которой купалась она, (они прожили тысячъ триста съ половиной за это время,) прі?далась ей; ей хот?лось чего-то другаго, власти, вліянія, значенія. Положеніе, пріобр?тенное ею, представлялось ей ч?мъ-то 'не настоящимъ', самозваннымъ, ему недоставало санкціи Петербурга. Ее влекло туда, въ этотъ угрюмый, 'скучный Петербургъ', знакомый по одному лишь сезону, проведенному ею тамъ, и не оставившій въ ней особенно отрадныхъ воспоминаній, но въ которомъ, говорила себ? она, 'есть по крайней м?р? une vraie vraie, общество, къ которому принадлежитъ она по рожденію, и роль въ которомъ, казалось ей почему-то, можетъ д?йствительно польстить самолюбію женщины…' Такъ или иначе, она чувствовала какой-то внутренній зудъ 'попробовать Петербурга'. И ч?мъ трудн?е, сознавала она, было для нея теперь быть снова признанною (reacceptee) тамъ 'своею' при томъ имени, которое она носитъ, при томъ муж?, 'котораго она
