прі?детъ прощенья просить.
— Да и я такъ-то думаю, Романовна, а все какъ-то страшно, ужь не завелся-ли какой врагъ у насъ. По правд? сказать, боюсь я малую толику этой цыганки поганой, Маргариты. Сдается мн?, что государь съ ней черезъ край хватилъ. Ужь больно хороша она. Да и Гольцъ сводитъ, бестія!
— Это другое д?ло, выговорила Воронцова! — этого и я боюсь, но думаю, что провозится онъ съ ней и броситъ! И опять ко мн?! Не разъ ужь бывало, Гудочекъ. В?дь вс? эти красавицы самомнительны, горды, умничать любятъ, а ему этого не надо. A я, онъ знаетъ, простота! Какъ ни надумаетъ, что ни прикажетъ, я все д?лаю. Такой другой не сыщетъ!
Вотъ именно въ эти дни тоски и придирчивости, однажды около полудня, государь отправился на половину жены, вошелъ къ ней безъ доклада и, отчасти испугавъ государыню внезапнымъ появленіемъ, с?лъ около нея и съ первыхъ же словъ сталъ просить прощеніе за обиду за столомъ при всей столиц?.
Онъ сознался ей откровенно въ своемъ приказ? въ ту ночь арестовать ее и сослался на дядю, Воронцову и Гудовича, которые постоянно клевещутъ ему на нее.
Государыня, разум?ется, лучше ч?мъ кто-либо знала, что случилось съ Петромъ ?едоровичемъ и какой стихъ нашелъ на него. Она знала отлично, что не пройдетъ и нед?ли, и снова онъ отдастъ приказъ арестовать ее, а, быть можетъ, когда-нибудь и даже скоро подобный приказъ будетъ приведенъ въ исполненіе. Но этими днями надо было воспользоваться. Слишкомъ умна была эта женщина, чтобы не пользоваться всячески вс?мъ, что посылала ей судьба въ помощь.
Въ тотъ же день вечеромъ, до приглашенію государыни, Петръ ?едоровичъ снова явился въ ней на чашку чая и нашелъ у нея обоихъ Разумовскихъ, Панина, Дашкову, старика Миниха и н?которыхъ другихъ. Въ конц? вечера государь заявилъ, что онъ давно уже не проводилъ время такъ пріятно съ такими умными людьми, а вс? его окружающіе и приближенные только и знаютъ, что пьянствуютъ, только и ум?ютъ, что лгать и играть въ карты. Онъ попросилъ государыню на другой день снова собрать вс?хъ. Такимъ образомъ, дня четыре къ ряду бывали эти, по выраженію княгини Дашковой, «нечаянные чайные вечера».
Все, что говорилось на этихъ вечерахъ немногими лицами, было сохранено ими втайн?, а, между т?мъ, зд?сь и возникла мысль, зд?сь воскресла мечта государя, зд?сь была брошена искра въ его душу, отъ которой потомъ загор?лся ц?лый пожаръ.
Искуссно, умно, тонко и льстиво напомнили государю о Шлезвиг?, о давнишней вражд? голштинскаго дома съ Датскимъ. Почему государыня, Дашкова или братья Разумовскіе заговорили о Шлезвиг? и Даніи, было ихъ общей тайной. Почему захот?лось имъ начать воевать за маленькое герцогство, — они одни знали.
Минихъ же ораторствовалъ бол?е вс?хъ по другой причин?: старику полководцу хот?лось снова понюхать пороху и, какъ бывало прежде, заставить говорить о себ? всю Европу. Онъ зналъ, что въ случа? войны онъ будетъ главнокомандующимъ.
Наконецъ, однажды, почти не спавъ н?сколько ночей отъ картинъ сраженій, поб?дъ и подвиговъ, которыя т?снились въ голов? и см?няли одна другую, одна другой кровав?й, страшн?й и славн?й, государь пришелъ къ жен? и объявилъ ей, что все р?шено! Сд?лавъ достаточно для внутренняго спокойствія и счастія Россіи, онъ можетъ, долженъ вспомнить теперь и о счастіи, правахъ Голштиніи, о своихъ обязанностяхъ уже не русскаго императора, а принца Голштинскаго.
На вопросъ его, чтобы жена высказала свое искреннее мн?ніе, государыня отв?чала, что не сомн?вается въ полномъ усп?х?, въ ц?ломъ ряд? блестящихъ поб?дъ. Но сов?товать объявить войну она, конечно, не возьметъ на себя, враги ея не преминутъ сказать, что она умышленно сов?туетъ пагубное для Россіи и императора д?йствіе.
Однако, въ тотъ же день вс? самые близкіе люди государю, и т?, которые бывали у него, и т?, которые р?шились не показываться н?сколько дней, вс? узнали о новомъ окончательно р?шенномъ предпріятіи, войн? съ Даніей.
Дни тоски, бол?зненной придирчивости къ друзьямъ, бол?зненнаго миролюбія по отношенію къ своимъ врагамъ прошли, но Шлезвигъ, Данія и война кр?пко зас?ли въ голов? государя.
Два вечера ораторствовалъ появившійся Гольцъ въ кабинет? Петра ?едоровича и, какъ умный челов?къ, краснор?чиво, уб?дительно доказывалъ невозможность этой войны. Онъ доказывалъ что нав?рное мысль эта подсказана государю его врагами, чтобъ удалить его изъ Петербурга и изъ Россіи, дабы за его отсутствіемъ произвести Богъ в?сть что! Гольцъ привезъ даже два письма своего короля, въ которыхъ Фридрихъ говорилъ о томъ, что онъ готовъ помогать Петру въ д?л? Шлезвига, но считаетъ всякую войну для русскаго императора, на первыхъ порахъ царствованія, пагубной и немыслимой. Король сов?товалъ прежде всего подумать о по?здк? въ Москву и коронованіи. Принцъ Жоржъ тоже появился, получилъ обратно женину зв?зду, былъ обласканъ, помирился съ племянникомъ и присоединился тотчасъ къ послу. Но ужь чего Гольцъ не могъ сд?лать, то Жоржу и подавно было не по силамъ. Вс? они стали над?яться, что грезы пройдутъ, какъ прошла его придирчивость, но вс? ошиблись…
М?ра за м?рой, указъ за указомъ доказывали, что нам?реніе государя будетъ приведено въ исполненіе и даже очень скоро, очень энергично и во что бы то ни стало!
Курьеръ государя, тайно отъ вс?хъ, даже тайно отъ канцлера имперіи поскакалъ въ Германію, въ м?сто расположенія корпуса русскихъ войскъ подъ командой Румянцева, и повезъ никому неизв?стную депешу.
А, между т?мъ, государь крайне любезно обращался съ датскимъ посланникомъ Гаке-Гакстгаузеномъ, и датскій дворъ не подозр?валъ о той гроз?, которая надвигается на страну со стороны Россіи.
XI
Еще полнаго м?сяца не прошло посл? перваго свиданія «Ночи» и юноши въ уборной дома Гольца, а безумный пылъ страсти у своенравной кокетки прошелъ! Бытъ можетъ, влюбленный юноша былъ д?йствительно невыносимо ревнивъ, но Маргарита уже искренно начала раскаяваться въ томъ роковомъ шаг?, который связалъ ея существованіе съ этимъ «львенкомъ», какъ она его называла.
Вдобавокъ у влюбленнаго было особенное чутье. Къ Гольцу Шепелевъ не ревновалъ ее нисколько, хотя за посл?днее время посолъ и красавица видались ежедневно и постоянно о чемъ-то сов?щались и иногда очень долго. Но вс?мъ по?здкамъ Маргариты во дворецъ юноша м?шалъ, сколько могъ. Онъ зналъ, какъ и многіе въ Петербург?, что государь становился съ каждымъ днемъ все неравнодушн?е къ зам?чательной красавиц?. Воронцова уже, зам?тно для многихъ, отходила на второй планъ. A другъ ея, Гудовичъ, возненавид?вшій графиню Скабронскую, и грубо обошедшійся съ ней, тоже начиналъ пользоваться меньшимъ благорасположеніемъ государя.
— Ты совс?мъ мужикъ! зам?тилъ ему, Петръ ?едоровичъ. — Съ женщинами обращаться не ум?ешь! Но бол?е этого государь ничего объяснить не захот?лъ.
Насколько когда-то баронъ Гольцъ былъ занятъ мирнымъ трактатомъ Россіи съ Пруссіей, настолько теперь онъ былъ поглощенъ другимъ д?ломъ, — расположить государя къ умной и зам?чательно красивой женщин?, конечно, повиновавшейся ему сл?по.
И ч?мъ бол?е былъ государь милъ и внимателенъ къ Mapгарит?, т?мъ бол?е становился невыносимымъ этотъ юноша, искренно, глубоко и чисто любившій ее первою любовью, и т?мъ бол?е раскаявалась она въ своемъ недавнемъ легкомысленномъ поступк?. Иногда, хотя смутно, но у Маргариты уже стала являться мысль, какъ бы поскор?е разойтись и отд?латься отъ львенка. Но это было, разум?ется, мудрено. Это былъ не Фленсбургъ. Во-первыхъ, потому, что онъ пользовался большими, ч?мъ тотъ, правами, а вдобавокъ и потому, что. какъ юноша, не остановился бы ни передъ ч?мъ. Если бы ему сказали, что онъ будетъ сосланъ въ Сибирь за мал?йшую огласку его отношеній къ графин? Маргарит?, то онъ ни минуты не поколебался бы! Все чаще, въ своихъ бес?дахъ съ Маргаритой, онъ горячо доказывалъ ей, что сочтетъ святымъ долгомъ убить всякаго, къ кому будетъ им?ть поводъ ревновать ее. Слова его дышали при этомъ такою искренностью, что Маргарита не могла не в?рить, и ей становилось еще страшн?е и, конечно, еще досадн?е.
Наконецъ, къ затруднительному положенію присоединилось вдругъ нел?пое и ужасное происшествіе. Такъ какъ Шепелевъ настоятельно требовалъ отъ Маргариты, чтобы она ежедневно бывала у него по
