изумленія.
— Вы опекунша, вы хозяйка по закону надъ моими деньгами, все также глухо и медленно заговорила Настя, только глаза ея засверкали ярче. — Надо мной вы ничего не можете… Оставайтесь съ моими деньгами. Я ухожу безъ нихъ.
— Да, какъ см?ешь ты… зашептала Пелагея Михайловна, теряясь и роб?я отъ лица и голоса. Насти… Да ты… Васидекъ! Василекъ! вдругъ закричала Гарина, невольно призывая на помощь любимицу. — За киргизомъ! Ухожу! Что ты? Что?!..
— Гл?бъ для меня дороже всего на св?т?… Онъ… онъ…
Но Настя не могла договорить. Она ухватилась руками за кровать, побл?дн?ла, закрыла глаза и, наконецъ, шепнула:
— Онъ больше брата… Онъ мн? теперь… Тамъ въ Сибири законовъ людскихъ н?тъ. Тамъ все можно…
И Настя прибавила еще н?сколько словъ, едва шевеля губами, невнятно… ослаб?вшимъ голосомъ…
Но Пелагея Михайловна слышала, поняла, пов?рила… Она страшно перем?нилась въ лиц? и мгновенно ухватилась за голову… помотала головой, тихо ахнула, зат?мъ застонала еще тише и повалилась на подушки.
Настя, шатаясь, вышла и, держась за ст?ну корридора, дошла съ трудомъ въ свою горницу.
Пелагея Михайловна лежала и, при полномъ сознаніи своего положенія, чего-то ужаснаго съ ней, не могла двинуться и не могла позвать…
Только черезъ часъ Василекъ была разбужена горничной, которая тормошила ее за руку. Прійдя въ себя, она услыхала: — Барышня! Барышня! Барын? не хорошо… И давно… Полумертвая…
Василекъ вскочила на ноги и не могла даже ничего понять. Она испугалась, но не понимала то страшное, что говорятъ ей про тетку. Поб?жалъ въ спальню Гариной, она нашла ее въ постели въ страшномъ вид?, котораго Василекъ тоже испугалась и тоже не понимала.
Все лицо Пелагеи Михайловны покосило на сторону, она гляд?ла только однимъ глазомъ, слегка закатившимся, ротъ былъ скривленъ. Увидя Василька, Пелагея Михайловна зашевелила ртомъ, но вм?сто словъ Василекъ услыхала какіе-то страшные ужасные гортанные звуки, которые можно было принять за шутку, если бы они были произнесены ребенкомъ.
По счастію, пришедшій Акимъ Акимовичъ, давно уже дожидавшійся Василька въ гостиной, чтобы по обыкновенію с?сть за чай, — понялъ въ чемъ д?ло. Тотчасъ же на лошадяхъ Тюфякиныхъ онъ поскакалъ за докторомъ. Зат?мъ до полуночи прохлопотали вс? около Пелагеи Михайловны. У нея сд?лался ударъ…
Василекъ была настолько потрясена, что прежній арестъ ужь казался ей чуть не шуткой сравнительно съ теперешней б?дой. Она даже не зам?тила присутствія въ дом?, далеко за полночь, челов?ка, который все-таки былъ для нея — дороже всего въ мір?, т. е. Шепелева.
Около часу ночи, когда Квасовъ сид?лъ у больной, а докторъ у?халъ, Шепелевъ, оставшись въ гостиной наедин? съ Василькомъ, обратился къ ней съ вопросомъ, почему случился ударъ у Пелагеи Михайловны.
Василекъ отозвалась нев?д?ніемъ и внезапно догадалась пойти къ сестр?. Спросить! Но тутъ только она вдругъ всплеснула руками и выговорила:
— A Настя-то? Гд?-жъ Настя? Ея не было…
Она вспомнила, что Настя за все это время хлопотъ около тетки не появилась ни разу.
— Да и я хот?лъ все спросить, воскликнулъ Шепелевъ. — какъ же въ этакое время, да не прійдти помочь.
Василекъ тотчасъ же р?шила мысленно, что, стало быть, сестра лежитъ тоже безпомощно въ своей горниц?. Она бросилась туда. Горница Насти была пуста. Только ящики комодовъ были выдвинуты, многое выброшено на полъ. Н?которыхъ вещей, одного образа изъ кіота и маленькаго ларчика, гд? были ея вещи, не было.
Черезъ четверть часа новой сумятицы въ дом?, Василекъ и вс? домочадцы уб?дились, что княжны Настасьи не было въ дом?.
XV
И странно распорядилась судьба! Самое тяжелое время въ дом? Тюфякиныхъ оказалось для Василька самымъ счастливымъ временемъ ея жизни.
Тетка была въ постели почти безъ движенія, докторъ не ручался за ея жизнь. Сестра б?жала изъ дому, сама оговорила себя въ канцеляріи Гудовича и добилась того, что посл?довала га ссыльнымъ братомъ.
Но за то зд?сь бывалъ теперь всякій день Шепелевъ. Вм?ст? съ Василькомъ ухаживалъ онъ за больной, просиживалъ ц?лые часы около ея постели, проводилъ иногда ц?лые дни наедин? съ Василькомъ. Видать ее сд?лалось для него потребностью. Ей одной изливалъ онъ свою душу, ей одной передавалъ всякій день то, что приходилось перечувствовать и выстрадать отъ безсердечной кокетки.
Кончилось т?мъ, что Шепелевъ разсказалъ Васильку всю свою исторію съ Маргаритой, начиная со встр?чи въ овраг? и поц?луя въ дом? гадалки. Только объ одномъ умолчалъ онъ: о дерзкомъ свиданіи въ маскарад?. Но Василекъ знала, что именно съ этого маскарада началась ихъ связь. И наивный юноша не подозр?валъ, какъ терзалъ онъ сердце б?дной княжны. Онъ и не воображалъ, какъ тяжело было ей выслушивать всю эту испов?дь, вс? эти признанія. Но за эти дни взаимныя отношенія Шепелева и Василька изм?нились. Юноша посмотр?лъ на некрасивую княжну совершенно иными глазами. Безконечная доброта ея закупила его, и княжна стала его первымъ другомъ. Василекъ по прежнему, но уже сознательно, не боясь своего чувства, любила его и на свой ладъ ревновала къ Маргарит?. Ей казалось, что ея любовь и любовь этой женщины — совершенно два различныя чувства. Ей казалось, что та страсть, въ которой сознался Шепелевъ къ этой кокетк?, ея бы не удовлетворила. Въ грезахъ своихъ о немъ когда-то, представляя себ?, какъ онъ могъ бы полюбить ее, она никогда не думала и не могла даже предполагать возможности такого чувства, какое было у этого юноши къ красавиц? иноземк?. Она ревновала и ненавид?ла графиню только за т? мученія, которыя претерп?валъ отъ нея юноша.
Василекъ теперь перестала смущаться Шепелева, была проще, искренн?е. Юноша, съ своей стороны, посл? своей полной испов?ди обращался съ ней совершенно какъ бы съ сестрой. День за день Маргарита все бол?е и бол?е мучила его, а чистота души и безконечная доброта Василька все бол?е привлекали его. Кончилось т?мъ, что, посл? каждой бурной сцены съ Маргаритой, Шепелевъ безъ оглядки б?жалъ въ домъ Тюфякиныхъ, къ единственному челов?ку на земл?, съ которымъ онъ могъ говорить откровенно обо всемъ.
Однажды, случайно уб?дившись, что есть что-то ужасное и отвратительное въ поведеніи Маргариты относительно стараго д?да, Шепелевъ снова бросился къ другу. На этотъ разъ онъ былъ особенно бл?денъ и печаленъ, но сказать этому милому, чистому существу, что подозр?ваетъ онъ и на что способна та женщина, было совершенно невозможно.
— Что съ вами? приставала на этотъ разъ Василекъ.
Но Шепелевъ долго молчалъ и, наконецъ, отозвался.
— Даже и разсказать вамъ нельзя. Много было всего, но подобнаго, конечно, и ожидать было нельзя. Да, конечно, вамъ сказать нельзя. Но если это правда, если я не ошибаюсь, то кажется… Кажется, у меня все пройдетъ…
Шепелевъ сид?лъ, опустивъ голову, гляд?лъ на полъ и не могъ вид?ть, какъ изм?нилось лицо Василька. Она пристально смотр?ла на него, собиралась произнести два слова, и у нея не хватало духу.
— Да, тогда все пройдетъ, прошепталъ снова Шепелевъ.
— Что пройдетъ? еще тише, черезъ силу, выговорила, наконецъ Василекъ.
— Что? эта безумная страсть! Разв? можно любить… Да н?тъ, я и говорить вамъ не стану. Господи, если бы она была то, что вы! Если бы въ ней была хоть малая толика той ангельской души, какая въ васъ!
