непрем?нно случилось бы, если бы не Квасовъ, недавно, будто по вол? Божіей, выучившійся мастерски влад?ть оружіемъ.
Квасовъ былъ тотчасъ же освобожденъ самимъ государемъ. A посл? этого, при встр?ч? съ Маргаритой, Петръ ?едоровичъ поблагодарилъ ее при вс?хъ за сов?тъ вызвать участниковъ поединка и допросить ихъ лично. И при челов?кахъ двадцати придворныхъ государь произнесъ н?сколько горячо:
— Я не привыкъ къ умнымъ сов?тамъ! Мн? все глупости сов?туютъ. Спроси я по поводу этого поединка хоть бы вотъ «Романовну», или Гудовича, или хоть дядю. Непрем?нно бы заставили сд?лать чертъ знаетъ что?! Какъ они только сунутся разсуждать, такъ у нихъ сейчасъ Шемякинъ судъ. Благодарю васъ, графиня! Я отнын? буду пользоваться только вашими сов?тами, когда будетъ къ тому случай. A за нын?шнее позвольте мн? при вс?хъ разц?ловать ваши ручки.
XXVIII
Наступили, наконецъ, и посл?дніе дни іюня м?сяца.
Весь этотъ м?сяцъ государь прожилъ въ Ораніенбаум? почти безвы?здно. Государыня сначала оставалась въ Петербург? одна въ большомъ новомъ дворц? и зд?сь на свобод? принимала вс?хъ петербургскихъ сановниковъ, все чаще являвшихся къ ней, все дольше засиживавшихся у нея по вечерамъ. Но зат?мъ вскор? ей приказано было пере?хать въ Петергофъ.
Еще съ первыхъ чиселъ іюня, когда по городу распространилась громовая в?сть о новой предпринимаемой войн? съ Даніей за Шлезвигъ, никому ни на что не нужный, вся столица заволновалась: и дворъ, и дворянство, и простой народъ. Мало того, что правительство примирилось съ исконнымъ врагомъ, съ Фридрихомъ, и стало помогать ему въ его войн? съ прежними своими союзниками! Мало того, что отданы Фридриху, даромъ, годами завоеванныя земли! Теперь начиналась война съ государствомъ, съ которымъ отношенія были отличныя, изъ-за маленькаго клочка земли, котораго, конечно, Данія не можетъ отдать безъ упорной и кровавой борьбы. Недавно подарили Фридриху чуть не ц?лое королевство, а теперь хотятъ завоевать маленькое герцогство!
Но бол?е вс?хъ заволновалась гвардія. Дармо?ды солдаты, привыкшіе по ротнымъ дворамъ къ жизни между курами, д?тьми и бабами, валяться на печи отъ зари до зари, негодовавшіе еще недавно на простые парады и смотры, были совершенно поражены мыслью о войн?.
Сначала прошла в?сть, и ей никто не в?рилъ, а зат?мъ в?сть была подтверждена указомъ государя, что первая выступитъ на войну и первая понюхаетъ пороху, конечно, гвардія. Люди пользовавшіеся каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы въ превратномъ вид? представить вс? распоряженія правительства, тотчасъ же распустили слухъ, которому всякій солдатъ радъ былъ в?рить. Слухъ этотъ былъ, что государь, хот?вшій прежде раскассировать гвардію, под?лавъ изъ нея полевыя команды, теперь хочетъ отд?латься отъ нея бол?е жестокимъ способомъ, — всю положить на поляхъ иноземныхъ подъ пушками датчанъ. Ему не Шлезвигъ нуженъ! Зач?мъ ему маленькое герцогство? Ему нужно средство, законное и хитрое, истребить гвардію. Кто и не в?рилъ этой нел?пости, повторялъ, клялся, что будто бы государь прямо и искренно говорилъ объ этомъ многимъ, и сов?тъ этотъ поданъ ему Фридрихомъ.
Такъ или иначе, но гвардейскіе полки, въ особенности преображенскій и измайловскій, весь іюнь волновались безъ конца. Бабы плакались и причитали отъ зари до зари о томъ, что мужья осуждены на смерть.
Чьи-то деньги щедрой рукой сыпались въ ряды солдатъ. Конная гвардія, измайловцы, семеновцы, преображенцы, отъ капрала до рядового, съ утра ходили во хм?лю. Случаи неповиновенія, открытаго буйства, относительно нелюбимыхъ офицеровъ все учащались. Въ преображенскомъ полку три ненавистныхъ солдатамъ офицера, Текутьевъ, Воейковъ и Квасовъ, даже опасались за свою жизнь.
Текутьевъ, однажды вечеромъ, на собственномъ ротномъ двор?, въ темную ночь, получилъ страшный ударъ кулакомъ по голов?. Онъ не могъ поймать оскорбителя, но вид?лъ, однако, на немъ свой преображенскій мундиръ.
Квасовъ, проходя, тоже ночью, по корридору ротной казармы, получилъ ударъ, но уже не кулакомъ, а ножомъ. По счастью, ножикъ скользнулъ, распоролъ ему сюртукъ, прор?залъ обшлагъ мундира и только разцарапалъ плечо. На его крикъ выскочило н?сколько солдатъ, но злоумышленникъ тоже не былъ найденъ. На утро, когда Квасовъ и Воейковъ требовали выдачи этого челов?ка, котораго солдаты, конечно, не могли не знать, то изъ толпы раздался крикъ:
— Небось, не выдадимъ! Обожди малость, скоро васъ вс?хъ голштинцевъ передушатъ!
И Квасовъ уже опасался бывать въ сумерки и по вечерамъ на собственномъ ротномъ двор?.
Впрочемъ, лейбъ-компанецъ, теперь маіоръ, р?дко бывалъ даже на своей квартир?. Онъ проводилъ дни, а иногда и ночи около выздоравливавшаго племянника.
Вм?ст? съ нимъ, не отходя вы на шагъ, ухаживала за юношей и Василекъ.
Шепелевъ поправлялся медленно, но къ концу м?сяца былъ уже на ногахъ, и только немного бл?дный, немного слабый отъ большой потери крови. Вм?ст? съ т?мъ онъ возмужалъ. Въ лиц? его и красивыхъ глазахъ уже не было прежняго юношескаго наивнаго выраженія. Глаза его будто подернулись легкой дымкой печали, дымкой пережитаго, выстраданнаго. Такія драмы, какъ его сердечная драма, не проходятъ даромъ, и даже не рана отъ шпаги Фленсбурга, и не потеря крови, а, главнымъ образомъ, рана, нанесенная въ сердце его Маргаритой, под?йствовала на него, и если не состар?ла, то заставила возмужать.
Впрочемъ, со дня поединка, со времени бол?зни юноши, уже случились два событія, которыя въ жизни Шепелева и жизни княжны отдалили и будто поставили на второй планъ преступный и отвратительный поступокъ Маргариты.
Василекъ была неотлучно день и ночь у изголовья юноши, вопреки вс?мъ приличіямъ, вопреки собственнымъ свойствамъ характера, и на ув?щанія Квасова отв?чала спокойно и твердо:
— Что мн?! Пускай! Будь, что будетъ! В?дь я ему сказалась! Онъ знаетъ! Что-жъ тутъ скрытничать! A что про меня выдумаютъ злые люди, мн? все равно. Господь видитъ, что я дурного не д?лаю. A ходить за нимъ, мн? — сердце и сов?сть велятъ…
Черезъ нед?лю посл? этого, почти безотлучнаго пребыванія у Шепелева, Василекъ, бывшая только раза два около больной тетки на минуту, собралась однажды снова пров?дать больную. Но явившіеся на квартиру Шепелева люди объявили, что барыня приказала долго жить, что по утру ее нашли скончаншейся.
Василекъ вздохнула, перекрестилась, пожелала тетк? царства небеснаго, но сов?сть не укорила ее. Тетка лежала за посл?дніе дни въ совершенно безсознательномъ положеніи, Василекъ нич?мъ не могла ей помочь, а зд?сь около этого челов?ка, который былъ ей дороже всего на св?т?, она была полезна. Зд?сь именно сердце и сов?сть приказывали ей быть безотлучно. Вдобавокъ докторъ Вурмъ, пользовавшій юношу, сказалъ ей совершенно серьезно, что Шепелевъ многимъ обязанъ ей.
Василекъ вм?ст? съ Квасовымъ прохлопотали три дня, похоронили Гарину, и княжна, приказавъ запереть опуст?лый домъ, вернулась снова въ маленькую квартиру выздоравливающаго.
A черезъ дней пять посл? этого перваго событія случилось другое, даже не внезапное или нежданное, а понемногу не зам?тно готовившееся, но про него покуда знали только Василекъ и Шепелевъ.
Однажды вечеромъ Квасовъ, прійдя съ ротнаго двора въ квартиру племянника, засталъ Шепелева уже сидящимъ на кресл?, а Василекъ наливала ему чай.
Квасовъ остановился, погляд?лъ на нихъ, нюхнулъ съ присвистомъ изъ тавлинки и выговорилъ:
— Вотъ только тутъ и душу отведешь! Молодецъ, порося, давно бы теб? сид?ть! Завалялся! Небось, поди и ноги трясутся, какъ у стол?тняго старца. Да, прибавилъ лейбъ-компанецъ, — тутъ вотъ тишь да гладь, а что, порося, у насъ творится, такъ б?жалъ бы за тридевять земель.
— На ротномъ двор?? спросилъ Шепелевъ.
— Да, кажись не нынче, завтра, ей Богу, офицеровъ перер?жутъ. A р?чи такія слышишь, что волосъ дыбомъ становится. A главное, чего, подлецы, захот?ли? За нами тянутся! Мы щенка н?мецкаго свергли съ престола и россійскую д?вицу, да дщерь Петрову возвели на его м?сто. A они чего захот?ли? Вьявъ орутъ,
