поляка, то единственно изъ нежеланія потерять свой титулъ, которымъ очень кичилась. Но, однажды, пять л?тъ тому назадъ, явился вдругъ къ нимъ въ глушь въ гости пасынокъ, князь Гл?бъ. Веселый и умный молодецъ-гвардеецъ, простодушный на видъ, внимательный и почтительный съ княгиней мачихой, ласковый съ сестрами, остался на все л?то и искусно, постепенно, незам?тно завлад?лъ скоро вс?мъ и вс?ми. Осенью онъ уже прогналъ поляка, взялся за д?ло по им?ніямъ и повернулъ все на иной ладъ…
Прежде всего д?вочки, уже взрослыя, были выпущены на волю, ?здили въ гости, веселились всячески и, конечно, также стали обожать брата.
Вскор? же, т. е. мен?е ч?мъ чрезъ годъ посл? прі?зда Гл?ба, княгиня, весной, по настоянію пасынка, пере?хала снова на жительство въ Петербургъ.
Зд?сь началась новая жизнь, показавшаяся дочерямъ еще бол?е странною, потому что он? не понимали въ чемъ д?ло. Однако, невольно и безсознательно он? тотчасъ не взлюбили этого брата Гл?ба. Вдобавокъ он? зам?тили, что ч?мъ бол?е мать ихъ любила, ласкала и превозносила пасынка, т?мъ бол?е стала ненавид?ть его ихъ столичная тетка Пелагея Михайловна Гарина, съ которой он? теперь познакомились и подружились.
Безпорядочная и зазорная жизнь княгини Анны Михайловны въ столиц? окончилась какой-то внезапной бол?знью, которая быстро унесла ее въ одинъ м?сяцъ.
Сестра ея, Пелагея Михайловна, старая д?ва и одинокая, сд?лалась тотчасъ опекуншей и воспитательницей племянницъ. Это, конечно, сд?лалось не по закону, а какъ-то само собой, всл?дствіе жел?зной воли ея и множества «ходовъ», т. е. большаго количества вліятельныхъ знакомыхъ въ Петербург?.
Не видаясь почти за посл?днее время съ княгиней, ведшей неприличную жизнь, Пелагея Михайловна, узнавъ о смерти сестры и немедленно явясь въ домъ на панихиды, привезла изъ своего дома и пожитки, и людей своихъ. Прежде ч?мъ покойная была зарыта въ землю, тетка уже поселилась въ ея комнатахъ и управляла въ дом?. Въ то же время и какъ бы волшебствомъ она осадила или, по ея выраженію, «поур?зала Гл?бовы крылушки».
Князь Гл?бъ хотя и остался было сначала жить въ дом? съ сестрами, но Пелагея Михайловна взяла его какъ бы на хл?ба, что и заявила, положивъ «киргизу» жалованье по дв?сти червонцевъ въ годъ, ради родства.
Князь, однако, и старую д?вицу, и сестеръ вскор? съум?лъ немного снова расположить въ свою пользу, хотя пріобр?сти надъ теткой такое безграничное вліяніе, какое им?лъ надъ ихъ матерью, онъ и пробовать не сталъ. Не такова была Пелагея Михайловна.
— Кремень Михайлычъ! звалъ онъ ее за-глаза. — Никакой калитки не найдешь, даже щели простой, чтобы въ ней въ душу вл?зть, злобно говорилъ князь своимъ пріятелямъ и прибавлялъ въ минуту похм?лья:- Я погляжу еще, да воли нельзя добромъ взять, такъ я ее поверну инымъ вертомъ.
Но время шло и князь Гл?бъ, живя то отд?льно, то у ceстеръ, получалъ свое жалованье отъ тетки, иногда и подачки деньгами не въ счетъ положеннаго, и все еще над?ялся какъ-нибудь со временемъ обойти старую д?ву.
Что касается до сводныхъ сестеръ, то младшая относилась въ нему дружелюбно, старшая-же по- прежнему — недов?рчиво, боязливо и сдержанно. Об? сестры были уже теперь д?вушки-нев?сты. Княжн? Василис?, старшей, минуло 18-ть л?тъ, а младшей, Наст?, 16.
Настя была уже давно, чуть не съ рожденья, предназначена заглазно бытъ женой дальняго родственника отца, юноши Шепелева, который теперь только познакомился съ нев?стой, явившись на службу въ гвардію. Василиса не была сговорена ни за кого. Но и теперь, не смотря на приданое, никто не присылалъ сватовъ, никому въ Петербург? не приходило на умъ просить ее за себя у тетки опекунши. Сама тетка часто говаривала, что ея любимиц? не бывать замужемъ никогда!.. Причина этому была простая.
Княжна Василиса или, какъ звали ее вс? съ д?тства, «Василекъ», еще будучи четырнадцати л?тъ, опасно забол?ла оспой, самой сильной, и до того времени прелестная лицомъ, теперь была обезображена. У б?дной д?вушки все лицо, лобъ, даже носъ и губы были испещрены ямками, бороздками и рубцами. Лицо это, обыкновенно бл?дное, багров?ло по временамъ и отъ сильнаго движенія, и отъ тепла, и отъ мал?йшаго душевнаго волненія. Не смотря на то, что лица, изуродованныя оспой, были довольно обыденнымъ явленіемъ, б?дная княжна все-таки привлекала на себя любопытство даже прохожихъ. Это лицо т?мъ бол?е обращало на себя вниманіе, что въ немъ было еще до бол?зни н?что дарованное судьбой, чего бол?знь не могла уничтожить, и что теперь придавало лицу еще бол?е странное выраженіе.
Среди этого, испещреннаго бороздами, челов?ческаго облика св?тились, сіяли чуднымъ св?томъ большіе, великол?пные синеватые глаза. Вся сокровенная внутренняя жизнь, вся душа, которая, обыкновенно, самовластно ложится въ разнообразныя, прихотливыя черты челов?ческаго образа, у княжны Василька не могли отразиться въ изуродованномъ лиц?. И жизнь ушла изъ лица этого въ одни ясные большіе глаза. Вся эта жизнь, теперь печальная, обойденная судьбой, полная горечи и разбитыхъ надеждъ, и вся теплота кроткой и любящей души, вся чистота и глубина ея, все сосредоточилось въ этихъ, всегда грустно-задумчивыхъ глазахъ и сказывалось какимъ-то ласково-н?жнымъ, теплымъ, гр?ющимъ св?томъ. Никогда не вспыхивалъ и не гор?лъ этотъ синеватый взоръ, а в?чно св?тился тихо и безмятежно среди безжизненнаго облика. Взоръ этотъ будто мерцалъ, но лучи его таинственнымъ св?томъ озаряли все и вс?хъ, какъ тихій, почти робкій лучъ лампады, которая теплится предъ кіотомъ среди тьмы и н?моты ночи, озаряетъ золотыя ризы образовъ, и ярко сіяютъ он?, будто собственнымъ св?томъ. И сп?тъ этотъ, это ровно льющееся сіяніе всегда будто говоритъ душ?: покой. смиреніе, любовь…
Одинъ пятил?тній ребенокъ, увид?вшій княжну въ гостяхъ у матери, долго гляд?лъ ей въ лицо и, наконецъ, спросилъ:
— Зач?мъ она все глядитъ?… Все глядитъ!!..
Ребенокъ первый разъ въ жизни, благодаря взгляду Василька, зам?тилъ, что въ глазахъ челов?ческихъ есть что-то… помимо двухъ круглыхъ зрачковъ.
Д?йствительно, глазами Василька говорила ея душа и сказывалась вся. И эти глаза понемногу проникали тоже въ душу всякаго. Даже тяжело бывало инымъ, какъ, наприм?ръ, князю Гл?бу и подобнымъ ему, долго сдерживать на себ? взглядъ княжны. Иногда онъ досадливо. отворачивался или говорилъ сестр?:
— Полно упираться въ меня. Чего не видала? Ну, гляди въ тетушку, а то въ ст?ну. Совс?мъ сдается, по карманамъ лазишь своими глазами. Теб? бы въ сыщики…
И д?йствительно, взглядъ княжны упирался и тяготилъ князя, будто нестерпимымъ гнетомъ придавливалъ его. Когда же Василекъ опускала в?ки, когда на этомъ лиц? потухалъ св?тъ чуднаго взора, то в?чно бл?дноватый обликъ лица, безъ капли выраженія въ чертахъ, не только терялъ всякій смыслъ, и свой чудный разумъ, но совс?мъ мертв?лъ.
У княжны Василька, кроткой, богомольной, добросердой къ б?днымъ, всегда сочувствующей вс?мъ несчастнымъ, была теперь одна особо любимая молитва. Отъ этой молитвы вскор? посл? ея выздоровленья, на первой нед?л? Великаго поста, въ первый разъ въ жизни, заискрились горькими, тяжелыми слезами ея красивые глаза…. Теперь молитву эту Василекъ повторяла ежедневно и утромъ, и ложась спать…. Молитва эта была: «Господи, Владыко живота моего». Самыя любимыя слова этой молитвы для Василька были: «Духъ ц?ломудрія, смиренномудрія, терп?нія и любви даруй мн?!..»
И все это, просимое ею такъ часто и такъ горячо: и миръ души, и защита отъ назойливыхъ, но несбыточныхъ для нея мірскихъ надеждъ и мечтаній, и примиреніе съ незавидной долей — все было дано ей… И съ лихвою! Это все и говорило теперь о себ?, св?тясь лучисто во взор? ея, словно ліясь изъ глазъ и проникая глубоко въ душу всякаго челов?ка.
Василекъ, любившая все и вс?хъ и находившая наслажденье въ заботахъ о другихъ, разум?ется, любила тетку и обожала младшую сестру. Пережившая въ уголк? своей горницы и въ церкви больше, нежели Настя въ гостяхъ, она скоро стала для младшей сестры не сестрою, а матерью, изр?дка журившей любимое дитя, но ничего не вид?вшей въ немъ кром? достоинствъ.
Настю баловали вс?. Тетка вид?ла въ ней единственную надежду породниться съ сановитымъ и важнымъ челов?комъ чрезъ ея замужество и, конечно, придумывала какъ бы разстроить зав?щанный отцомъ бракъ ея съ Шепелевымъ.
Братъ, если не любилъ ея по неим?нію сердца, то всячески ласкалъ и баловалъ сестру, исполняя ея мал?йшія прихоти, но за это бралъ у нея тайкомъ и тратилъ все, что она получала отъ тетки. Кром? того,