И, допивъ свою чашку, она, по привычк?, перевернула ее вверхъ донышкомъ на блюдц?, что значило «довольно». Зат?мъ она встала, ус?лась на свое обычное м?сто, въ большое кресло близъ печки, и взяла въ руки свою постоянную работу крючкомъ.
Василекъ снова стала переспрашивать Шепелева о томъ-же приключеніи съ нимъ и съ какой-то страстью входила она въ мал?йшія подробности. И мен?е важное, касавшееся молодого челов?ка, всегда особенно интересовало ее, т?мъ бол?е такой удивительный съ нимъ случай долженъ былъ взволновать ея кроткую и отзывчивую душу. Чувство обиды и оскорбленія сказалось вновь въ словахъ Шепелева, когда онъ сталъ входить въ подробности своего разговора съ принцемъ, и это чувство мигомъ передалось Васильку. Она также, какъ и молодой челов?къ, не съ разу могла найдти или уловить въ чемъ заключалась обида. Однако, ея женскій разсудокъ скоро доисвался смысла во всемъ.
— Вотъ это что, Дмитрій Дмитричъ, — тихо, почти шепотомъ заговорила Василекъ, слегка нагибаясь къ нему черезъ столъ и безсознательно разглаживая руками свернутое аккуратно чайное полотенце. — Они вс? говорятъ, что мы все одно, что татары какіе или мордва. Они, видите-ли, ученые люди; и англичане и французы тоже у нихъ ученые и имъ — свой братъ. A мы, русскіе, совс?мъ не люди для нихъ, а такъ татарва какая-то. И не только см?ются они надъ нашимъ русскимъ языкомъ, а и надъ в?рой нашей насм?хаются, это я вамъ в?рно сказываю.
— Да, а небось л?зутъ къ намъ, — чужую и ходячую фразу отв?тилъ Шепелевъ. — Кто ихъ зоветъ, сами л?зутъ. Дома-то у нихъ земли мало, хл?ба совс?мъ н?тъ; они изъ соломы да изъ отрубей хл?бъ пекутъ себ?. Вотъ дядя Акимъ Акимычъ сказываетъ, что процарствуй еще годковъ десять Лизавета Петровна, н?мцевъ совс?мъ-бы вывели и искоренили; а теперь пошло опять у насъ на старый ладъ. Не нынче-завтра закомандуетъ опять и Биронъ-кровопійца.
— Что вы, какъ можно! Государь никакъ не допуститъ его къ управленію. Онъ его такъ только выписываетъ изъ ссылки, чтобы Курляндію ему опять предоставить. За него вашъ же принцъ Жоржъ очень хлопочетъ. Мн? братецъ говорилъ.
— Н?тъ, княжна, посмотрите, опять Биронъ властвовать будетъ. И экая обида, что не покол?лъ онъ тамъ въ ссылк?!
Василекъ сд?лала сильное движеніе рукой и осмотр?лась въ горниц?.
— Что вы это, Дмитрій Дмитричъ! Вы не очень такъ говорите, избави Богъ! Вы в?дь вотъ недавно прі?хали изъ деревни, не знаете, что въ Питер? можетъ случиться. Вы будьте осторожн?е, а особенно на словахъ будьте осторожны, — какъ разъ попадетесь. Я вотъ знаю, что бывало въ столиц?: за всякія пустыя р?чи инымъ выр?зывали языкъ, клеймили, на каторгу ссылали, въ Сибирь…. Помилуй Богъ! подслушаетъ кто и донесетъ!
И при этой мысли, что какое-нибудь подобное несчастіе можетъ случиться съ молодымъ челов?комъ, бл?дное лицо княжны побагров?ло. Шепелевъ, смотр?вшій въ эту минуту на нее, невольно подумалъ:
— В?дь вотъ ты добрая, сердечная, а ужь какъ ты дурна-то!
И онъ сталъ отчасти безсознательно разглядывать лицо княжны и мысленно повторялъ:
— Да! Ужь какъ дурна-то!
Женщина тотчасъ сказалась въ некокетливой д?вушк?. Она сразу почувствовала и поняла и взглядъ молодого челов?ка, и мысль его. Василекъ опустила глаза на б?лую скатерть, подавила въ себ? глубокій вздохъ и сердце ея, какъ всегда, тихонько, но больно сжалось. Она предпочитала, чтобъ ей говорили объ ея лиц?, ея прошлой бол?зни, тогда она могла похвастать — это единственно, ч?мъ она хвастала — своей прежней красотой и могла отнестись къ этому, Какъ Божьему наказанію, вел?нью судьбы. Но когда кто- нибудь молча засматривался на нее и ничего не говорилъ, не спрашивалъ, княжн? становилось особенно тяжело. Что касается до этого молодого челов?ка, съ которымъ она такъ недавно познакомилась, котораго считала полу-родней и быстро полюбила, то его внимательный взглядъ на лицо ея всегда поднималъ у ней на сердц? особенно тяжелое и горькое чувство.
Уже раза два или три случилось, что онъ всматривался въ нее такъ пристально и всегда посл? бес?ды вдвоемъ. Какъ будто ему пришлось увлечься въ этой бес?д? и вдругъ отрезвиться, вспомнить, что она такъ дурна и пожал?ть о н?сколькихъ минутахъ ласковости и вниманія къ ней. Шепелевъ вдобавокъ ни разу не спросилъ ни у нея, ни у тетки, ни у нев?сты, когда и какъ княжна Василекъ подурн?ла такъ страшно. Лицо ея само за себя объясняло все, а когда могло случиться это несчастье съ д?вушкой, было Шепелеву совершенно безразлично.
Василекъ посп?шно встала, приказала убирать чай и вышла изъ комнаты, будто бы распорядиться по хозяйству.
Шепелевъ прошелъ къ печк? и прижался къ ней спиной, не смотря на то, что она была страшно раскалена.
— Что, зазябъ, что-ли? — выговорила Пелагея Михайловна.
— Н?тъ, зд?сь тепло, а мн? на дорогу надо разогр?ться, идти пора.
— Да, ступай, д?ло позднее, ночное. A Настеньки и не жди, Богъ в?сть, когда прі?детъ; съ братцемъ въ гости у?хала. Ишь нын? времена какія пришли! Прежде великимъ-то постомъ изъ церкви не выходили, да постились-то душой и сердцемъ, а не животомъ. A у васъ теперь какой постъ? ?дите только постное, а на ум?-то масляница. Я, голубчикъ, тоже не изъ какихъ богоугодницъ, тоже гр?шная. Но, в?дь у васъ-то подобія никакого не осталось, — зв?ри, а не челов?ки. Да, впрочемъ, что же я къ теб?-то привязалась, ты в?дь не питерскій. Ты малый — ничего, я тебя люблю, только молодъ ты очень, да и чина никакого н?тъ. Когда еще ты въ офицеры-то выйдешь? Поди, л?тъ черезъ восемь. Тогда Настенька совс?мъ и старухой будетъ. Да! Ужь объ этомъ д?л?, скажу я теб?,- не знаю, какъ и ума приложить къ нему.
Шепелевъ всегда, когда Пелагея Михайловна начинала разговаривать объ его предполагаемой женитьб?, молчалъ, какъ убитый, и это молчаніе краснор?чиво говорило опекунш?, что и по его мн?нію свадьб? этой врядъ-ли состояться.
Пелагея Михайловна разъ по десяти на день повторяла сама себ? все то же разсужденіе:
«Батька покойный подъ хм?лемъ выдумалъ эту свадьбу; мать покойница объ этомъ и не помышляла, ей было, голубушк?, не до дочерей; я бы этого не желала, хоть и добрый малый; сама Настя на него и не смотритъ; онъ насчетъ женитьбы молчитъ всегда, какъ удавленный, стало тоже не хочетъ! A вотъ бы… Да! Дорого бы я дала за это!» — кончала свое разсужденіе Пелагея Михайловна.
A то, что не договаривала даже себ? опекунша — была ею недавно взлел?янная и все бол?е укоренявшаяся въ ея голов? мечта, выдать за сердечнаго и скромнаго молодого челов?ка, вдобавокъ родовитаго и родственника покойной Мавры Егоровны Шуваловой, которая для Гариной была истинная сановница, — выдать некрасивую, по добрую и хорошую д?вушку, ея любимицу, Василька.
Пелагея Михайловна уже р?шила, что. она бы въ этомъ случа? все свое большое состояніе присоединила къ ея приданому, и этотъ ея милый «Василечекъ» сталъ бы страшн?йшій богачъ. Но она боялась, что ни Шепелевъ, ни другой кто — честный малый — на ней не женится; а кто женится, такъ изъ- за денегъ, а такого и даромъ не надо. В?трогонъ и мотъ какой-нибудь будетъ, н?что въ род? ихъ родного «киргиза».
— A гд? они? — прервалъ Шепелевъ раздумываніе Пелагеи Михайловны.
— Настенька съ братцемъ?! У Гудовичевыхъ. Тамъ, вишь, Лизавета Романовна будетъ ныньче. Такъ и любопытно Настеньк? погляд?ть ее. A чего и гляд?ть-то! Толстохарева, такъ что страсть. Во сто разъ дурн?й моего Василька.
— A это кто такая? выговорилъ Шепелевъ.
— Кто, то ись?
— A это…. Лизавета, какъ вы сказываете? Даниловна.
— Лизаветато Романовна?! — И Гарина разсм?ялась. — Вишь не знаетъ! Ахъ ты. деревенщина! Неужто, ты по ею пору о Лизавет? Романовн? ничего не слыхалъ? О Воронцовой?
— Ахъ, Воронцова! — воскликнулъ Шепелевъ. — Какъ же! Она в?дь… И молодой челов?къ запнулся.
— Ну, то-то! Помалкивай! A то не ровенъ часъ, братъ, улетишь въ Пелымъ.
И Пелагея Михайловна, помолчавъ, покачала головой и прибавила:
— Да, мудреное д?ло. Какъ ни раскинь, все-таки удивительно выходитъ. Государыня этакая писаная красавица, про какихъ только въ сказкахъ описуется, а тутъ этакую себ? выискать для любованія. Хоть бы еще ту сестрицу, что за Дашкова сбыли недавно; тоже неказистая; носъ-то, поди, что твой картофель
