Съ самаго прі?зда Кирилла на свою полу-родину, т. е. въ Версаль, онъ поселился на томъ же бульвар?, гд? былъ домъ, въ которомъ онъ долго жилъ, но котораго теперь, конечно, не могъ нанять, не им?я средствъ своего отца. Обстоятельства особенно благопріятствовали и петербургскій узникъ, скоморохъ за столомъ д?да, сталъ зд?сь сразу предметомъ всеобщаго вниманія и любезнаго обращенія. Король зналъ его въ лицо и при встр?ч? милостиво кивалъ головой au jeune russe-versaillais. Герцогини и маркизы тоже милостиво улыбались ему при встр?чахъ. Вскор?, наконецъ, одна изъ нихъ, очень веселаго поведенія, приблизила къ себ? красиваго юношу, какъ мимолетный капризъ, и перезнакомила его съ придворнымъ кругомъ, какъ сына вс?мъ знакомаго, недавно еще умершаго дипломата. Трудно было Спиридону перечить питомцу и обругать его здорово за то, что онъ наприм?ръ засид?лся гд?-нибудь на вечеринк?, когда онъ самъ вид?лъ, что французскій царь кланялся его графчику.
— Нагрубить ему, разсуждалъ Спиридонъ:- нажалуется онъ на тебя зд?шнимъ генераламъ, и что будетъ? Тебя жъ и выпорятъ. Говорятъ, ана?емы, что зд?сь вишь не порятъ! Враки! В?рно знаю, что у нихъ есть эдакое м?сто за н?сколько верстъ отъ эвтой Версальи, куда никого не пущаютъ и гд? вс?хъ генераловъ, и дворянъ, и нашего брата лакея не токмо страшн?юще порятъ розгами, а головы снимаютъ, и четвертуютъ за десять частей.
Но каково соображеніе было у Спиридона о четвертованіи на десять частей, таково же было его составившееся понятіе о Франціи, Париж?, Версали и королевскомъ двор?. Онъ сталъ не на шутку бояться своего графчика и ожидать, что онъ какъ-нибудь нажалуется, и его, не говоря худого слова, обезглавятъ или сошлютъ въ какую-нибудь французскую Сибирь на в?чныя времена.
И Спиридонъ, чтобы ужиться и не пропасть, сталъ, на сколько ум?лъ, ласковъ съ графчикомъ. Но и это продолжалось не долго. Какъ Кириллъ чахъ въ Петербург? въ дом? д?да, такъ и Спиридонъ, хотя здоровенный, сталъ чахнуть въ Версал?. Да и мудрено было, конечно, безвыходно и невозможно положеніе русскаго хама, костромича по происхожденію, уроженца деревни Степкиной Овражки, сотни разъ битаго и дранаго на вс? лады, занесеннаго судьбой мачихой… Куда же? За н?сколько шаговъ отъ блестящаго, пышнаго, сказочно великол?пнаго двора короля, перваго щеголя своего в?ка, гуляющаго среди стриженныхъ аллей, бассейновъ, фонтановъ, среди ц?лой толпы б?ломраморныхъ статуй, ц?лой сіяющей толпы придворныхъ. Положеніе Спиридона, разум?ется, было такое же, каково положеніе таракана пруссака, волею судебъ очутившагося въ изящной бонбоньерк?, переполненной разными чудными и душистыми конфектами.
Такъ или иначе, но Спиридонъ началъ чахнуть и слезно началъ просить своего графчика проставить въ цидуляхъ, которыя онъ отписывалъ аккуратно д?ду, чтобы его, раба помиловали, простили и вернули на родимую сторону. Кириллъ изъ жалости два раза написалъ д?ду, что Сшфидонъ изнываетъ по отечеству и сталъ неузнаваемъ и жалокъ. Черезъ шесть м?сяцевъ прі?халь въ Версаль, довезенный какимъ-то русскимъ, другой дядька, имя котораго юноша Кириллъ сразу и выговоритъ не могъ. Новый дядька былъ молодой, умный и расторопный парень, показавшійся ему даже очень добрымъ малымъ; онъ былъ тоже съ большущими, грубыми и красивыми руками, съ особымъ запахомъ чего-то жирно-горькаго, какъ и Спиридонъ, а назывался по имени Агафаклей.
— Oh, mon Dieu! воскликнулъ на это Кириллъ:- A-ga-fa-cley!! Это ужасно! C'est terrible. Надо будетъ перем?нить это имя, pour ne pas aboyer, когда придется называть. A то в?дь вс? см?яться будутъ надо мной.
Агафаклей привезъ отъ Іоанна Іоанновича грозное посланіе на счетъ Спиридона и хотя дозволявшее ему вернуться въ Петербургъ, но об?щавшее судъ и расправу. Агафаклей на словахъ передалъ Спиридону Ефимычу, что ему: «хоть и не ?зди въ Рассею! Сказывали во двору, что какъ онъ прі?детъ, такъ его выпорятъ и въ степную вотчину на скотный дворъ сошлютъ».
Но Спиридонъ, услыша это, возликовалъ.
— Пусть хоть въ Сибирь сошлютъ! На скотный дворъ?! Да ты вотъ, Агафаклеюшка, поживешь тутъ малость, такъ увидишь. Это теб? такъ внов? повадливо кажетъ. Тутъ жисть окаянная, поскудная, каторжная, пуще всякой Сибири. Слова сказать не съ к?мъ, лба перекрестить негд?, ни одного храма. У нихъ, подлецовъ, церквей и въ завод? н?тъ, а вишь леглизы свои. Захочешь коли молиться, такъ дома молись. Не идтижъ въ ихній леглизъ. A то скотный дворъ! Да я хоть сотню коровъ на себя возьму, ч?мъ съ зд?шнимъ скотомъ расправляться.
При первой же случившейся оказіи, состоящій при польскомъ посольств? въ Версал? магнатъ, у?зжая на родину, по просьб? Кирилла захватилъ съ собой Спиридона, съ об?щаніемъ изъ Кракова доставить его какъ нибудь въ Петербургъ. Кириллъ послалъ съ Спиридономъ д?ду письмо, пространное и написанное въ сообщничеств? съ своими друзьями въ довольно р?шительномъ тон?. Онъ говорилъ, что при скудныхъ посылкахъ денегъ онъ при французскомъ двор? срамитъ имя графовъ Скабронскихъ и что самъ король удивляется, какъ ему высылаютъ на прожитокъ такъ мало средствъ. Кириллъ въ этомъ письм? кончалъ угрозой д?ду, что если онъ не будетъ высылать ему по крайней м?р? пятьсотъ червонцевъ въ годъ на жизнь, то онъ, по сов?ту зд?шнихъ министровъ и по желанію даже самого короля, перейдетъ во французское подданство и законнымъ порядкомъ вытребуетъ все свое состояніе.
Спиридонъ, три м?сяца пробывъ въ пути отъ Avenue de Roi до Васильевскаго острова, сіяющій, счастливый и поздоров?вшій по вступленіи на русскую землю, явился передъ ясныя очи Іоанна Іоанновича. Въ тотъ же вечеръ, графъ, прочитавъ привезенное ему французское и дерзкое посланіе внучка, вел?лъ Спиридона заковать въ кандалы. И плохо пришлось бы Спиридону, если бы не случилось казуса. Іоаннъ Іоанновичъ справился черезъ день.
— Что Спирька присмир?лъ въ ц?пяхъ-то? Но графу доложили, что Спиридонъ ликуетъ и, сидя въ сара? скованный, радуется, все крестится, Господа Бога благодаритъ, да сказываетъ, пущай его въ кандалахъ въ старый высохнувшій колодецъ посадитъ графъ и то будетъ Бога благодарить.
Всл?дствіе этого Іоаннъ Іоанновичъ призвалъ къ себ? Спиридона и, бес?дуя съ нимъ, вел?лъ снять съ него кандалы.
Спиридонъ объяснилъ, что предпочтетъ быть живымъ зарытому въ землю, только въ матушку русскую — сыру землю. И зат?мъ въ продолженіи н?сколькихъ часовъ Іоаннъ Іоанновичъ разспрашивалъ Спиридона обо всемъ: о внук?, о Версал?, о корол?, о жить?-быть? за границами государства. И, наконецъ, Іоаннъ Іоанновичъ, вдругъ самъ удивился тому, что оказалось само собой.
Оказалось, что Спиридонъ такой любопытный собес?дникъ, такъ много вид?лъ и знаетъ, такъ р?чисто все описуетъ, такъ ненавидитъ и злобствуетъ на все заморское и такъ радъ вернуться къ нему, старому барину въ услуженіе, что этакого челов?ка не только гр?хъ, а глупость несообразная въ степную деревню сослать или въ Сибирь въ кандалахъ угнать.
Черезъ м?сяцъ Спиридонъ, вм?сто того, чтобы быть острожникомъ или ссыльнымъ, сд?лался въ палатахъ Іоанна Іоанновича не бол?е не мен?е какъ главнымъ заправилой и самымъ приближеннымъ лицемъ къ барину.
Что касается до письма, привезеннаго отъ внука. Іоаннъ Іоанновичъ изорвалъ его въ клочки и только изр?дка, вспоминая окончаніе письма, угрозы молокососа и разхрабрившагося издали «путифица», качалъ головой и бормоталъ:
— Подростешь, в?стимое д?ло, все твое им?ніе и иждивеніе теб? въ ц?лости и сохранности передамъ. A покуда, извини, путифицушка, посидишь у меня въ энтой Версали и на сто червончиковъ въ годъ.
Черезъ шесть л?тъ по возвращеніи Спиридона возвратился въ Петербургъ и самъ молодой графъ Кириллъ Петровичъ Скабронскій и прямо остановился у д?да.
Но съ нимъ случилось такое удивительное превращеніе, что Іоаннъ Іоанновичъ диву дался. Черты лица были, конечно, т? же, но двадцати-трехъ л?тній молодой челов?къ такъ себя велъ и держалъ, такъ говорилъ, что ужь его теперь мудрено было скоморохомъ поставить. Обозвать его путифицемъ, — онъ самъ какимъ нибудь дурацкимъ прозвищемъ сдачи дастъ, и чего добраго, д?душку Кащеемъ безсмертнымъ назоветъ. Графъ Кириллъ сталъ совс?мъ французъ и даже парижанинъ, былъ другъ и пріятель придворнаго кружка въ Версал? и жилъ за посл?днее время при двор? очень широко, бросая золото чуть не за окошки своего великол?пнаго отеля; но это д?лалось, конечно, въ долгъ, за страшные проценты, въ ожиданіи, полученія отъ д?да своего состоянія, за которымъ онъ и прі?халъ теперь.
И д?дъ Іоаннъ Іоанновичъ безпрекословно, по толстымъ книгамъ, реестрамъ и записямъ передалъ внуку все, начиная съ большихъ вотчинъ въ разныхъ губерніяхъ и кончая камзолами, шубами, галунами и
