Квасовъ, и рысью выб?жалъ за ворота на улицу. Тутъ онъ огляд?лся: кром? одной кривой солдатки никого не было вблизи.
— Матв?евна! Матв?евна! замахалъ ей Квасовъ.
Женщина подошла.
— Слушай въ оба. Д?ло сибирное!..
И Квасовъ, озираясь, медленно и шепотомъ, но толково вдолбилъ что-то Матв?евн?, разинувшей ротъ отъ излишняго вниманія и усердія.
— Поняла?
— В?стимо, родимый. Куды же ее тащить?
— Мн? въ руки или въ карманъ. Да со сноровкой. Чтобы никто не видалъ!.. A то оба въ Сибирь улетимъ.
— О-охъ!.. вздохнула Матв?евна.
— Да. В?рно… Ну, кати. Вотъ теб? три гривны. Живо. Единымъ духомъ… Погоди! Какъ меня найдешь, виду не подавай. Стой лучше столбомъ. Я къ теб? подойду лучше самъ, и стану задомъ. Поняла? A ты ее мн? въ карманъ и ухни. Поняла?
— Поняла… Да какъ тоись задомъ?
— О, оголт?лая. Вотъ такъ!..
И Квасовъ повернулся къ баб? спиной и надвинулся на нее такъ близко, что отдавилъ ей ногу.
— Поняла! Въ карманъ мн? и сунь. Ну, качай… Живо! Деньги не потеряй…
И Квасовъ также рысью, но видимо довольный, вернулся въ казарму. Баба пустилась опрометью по улиц? и тотчасъ скрылась за угломъ.
Въ то же самое время въ корридор?, когда Фленсбургъ уже почти догналъ принца, въ нему приблизился почтительно молодой рядовой и выговорилъ на чист?йшемъ н?мецкомъ язык?:
— Если будетъ нужда во мн? его высочеству или вамъ для какого либо объясненія, то я отъ всего сердца готовъ служить.
Фленсбургъ разс?янно отв?чалъ: gut, хотя онъ хорошо не понялъ сразу чего собственно хочетъ этотъ рядовой, и двинулся дал?е.
— Какъ здоровье господина фехтмейстера посл? этой глупой непріятности? снова в?жливо спросилъ по-н?мецки рядовой, сл?дуя за Фленсбургомъ.
— Ничего… Но за эту глупость будетъ еще достойная буянамъ расплата! отв?чалъ Фленсбургъ и прибавилъ, останавливаясь:
— Какимъ образомъ вы преображенецъ?… Вы изъ Курляндіи или…
— Я изъ Казани, господинъ офицеръ.
— Вы русскій?!
— Точно такъ-съ…
— Какимъ же образомъ вы такъ говорите по-н?мецки… зам?чательно хорошо?
— Я люблю языкъ этотъ и знаю его съ д?тства.
— Ваша фамилія?
— Державинъ.
— Державинъ? Не слыхалъ еще ни разу этого имени… Но разв? въ Казани могъ быть кто нибудь способный учить по-н?мецки?
— Да-съ… И Державинъ сталъ бойко и быстро разсказывать, какъ онъ выучился языку.
Разговоръ затянулся. Фленсбургу понравились шутки юноши на счетъ его дикаго учителя, каторжника Розы. Онъ началъ см?яться и разспрашивать подробн?е…
Вскор? Фленсбурга позвалъ кто-то изъ офицеровъ къ принцу. Онъ двинулся и выговорилъ:
— До свиданія. Заходите ко мн?. Я во дворц? принца. Намъ нужны говорящіе по-н?мецки. Д?ло найдется… Заходите…
Фленсбургъ нашелъ принца, гн?вно, но сдержанно объясняющаго что-то такое кучк? офицеровъ на самомъ нев?роятномъ русскомъ язык?. Было видно по лицамъ ближайшихъ, что они при всемъ усердіи не могутъ понять ни одного слова…
— Биль!.. Баба… Мой… Многъ… Не карошъ! разслышалъ Фленсбургъ и подумалъ про себя:
«Охъ, молчалъ бы ужь лучше. Пот?ха одна!» И онъ приблизился.
— Что прикажете, ваше высочество?
— Милый Фленсбургъ, заговорилъ принцъ на родномъ язык?. — Это ужасно!.. Это нев?роятно!.. Поглядите: разв? это ротный дворъ? Это базаръ, ярмарка, синагога, птичій дворъ. Эти бабы… Эта грязь… Эти кл?тки… Эта вонь!
— Потому я и хот?лъ, чтобы ваше высочество сами вид?ли преображенскій дворъ. Вы бы не пов?рили. Да и государь не пов?ритъ, пока не увидитъ.
— Н?тъ, государя нельзя сюда вести. Неприлично, наконецъ. Я прежде приказываю все это очистить. У нихъ плацъ большой обращенъ въ огороды! Вы слышите? Изъ плаца огородъ сд?лали!
Принцъ поднялъ руки въ ужас? и пошелъ обратно къ выходу, не желая гляд?ть дал?е. Онъ бормоталъ что-то на ходу себ? подъ носъ. Фленсбургъ разслышалъ только два раза произнесенное слово:
— Янычары! Янычары!..
XXXI
Д?йствительно, ротные дворы преображенскаго и другихъ полковъ им?ли странный видъ, въ особенности для прі?зжаго изъ Германіи офицера, а т?мъ бол?е для того, кто былъ знакомъ съ полковыми дворами и казармами прусскаго короля-воина.
При вход? съ большого общаго крыльца подъ своды ротной казармы, принцъ еще въ начал? корридора, темнаго и грязнаго, былъ сразу пораженъ сплошнымъ гуломъ голосовъ и спертымъ кислымъ, удушливымъ воздухомъ. Причина этой обстановки была страшная т?снота, ибо солдаты жили зд?сь со своими семьями, женами, д?тьми и даже родственниками. Иногда же, по дозволенію потворствующаго начальства, брали къ себ?, если находилось м?сто, на хл?ба, за выгодную плату, совершенно постороннихъ людей. Такимъ образомъ явились въ казармахъ старики и старухи, подъячіе и духовные, стрекулистъ, вдова пономариха, разнощикъ, и какой нибудь хворый, ув?чный или просто побирушка-нищій, аккуратно платящій за свой уголъ изъ грошей собираемаго днемъ подаянія… Попадался тутъ народъ и б?глый, почти безъ роду и племени; жидъ, цыганъ, калмыченокъ, удравшій отъ побоевъ злющей барыни-прихотницы. Вс? они, конечно, приходились на словахъ тетками, дядями и родственниками своихъ хозяевъ-солдатъ.
Маленькія, загрязн?лыя до нельзя горницы разд?лялись перегородками. Каждая семья стремилась им?ть отд?льное влад?ніе, хотя бы на трехъ-четырехъ аршинахъ пространства; и безконечныя жиденькія перегородки громоздили, д?лили горницы на отд?льные «семейники». Поэтому вся казарма казалась неисходнымъ пестро-грязнымъ лабиринтомъ, гд? киш?лъ, какъ муравейная куча, всякій людъ отъ мала до велика и отъ зари до зари.
Тутъ шныряли взадъ и впередъ вереницы бабъ-солдатокъ, кто съ ведрами, кто съ кулёмъ, съ кочергой, съ метлой, кто съ лотками б?лья. Бродили и квартиранты безъ роду и племени, подд?льные дядья и тетки, и на столько сжились съ полковой ротой, что считали уже себя столь же законными обитателями военной среды. Ходили изъ семейника въ семейникъ и сами солдаты, тычась изъ угла въ уголъ, безъ видимаго д?ла, безъ ц?ли и безъ толку, ругаясь и крича не столько отъ гн?ва, сколько отъ тоски и праздности. Они, какъ набольшіе и хозяева, зря привязывались къ шныряющимъ квартирантамъ или къ работящимъ бабамъ, женамъ, сос?дкамъ, наконецъ другъ къ дружк?… И ежечасная перебранка ежедневно переходила въ драку… Метла, лопата, кочерга, ведро, доска, утюгъ, ковшикъ и все, попавшее подъ руку, шли въ д?ло и начинали летать по воздуху и по головамъ.
Тутъ же повсюду б?гали, егозили и скакали десятки ребятишекъ, визжали и завывали грудные младенцы на рукахъ своихъ доморощенныхъ, самод?льныхъ нянекъ, т. е. таскаемые своими семи- и девяти-л?тними сестренками, которыя часто дрались между собой изъ-за нихъ, часто дрались жестоко и съ ними, наказывая и муштруя по прихоти…
