— Такъ не воины живутъ. Эдакъ и свиньи жить не захотятъ!.. прибавилъ Фленсбургъ. — Вс? эти солдатки — причиной разврата и распутства. Офицеры заняты только картами и билліардами въ трактирахъ и всякимъ скоморошествомъ, доводящимъ ихъ до безстыжихъ поступковъ, въ род? посл?дней мерзости арестованныхъ господъ Орловыхъ, за которую они, впрочемъ, и отв?тъ прим?рный на-дняхъ дадутъ… Всему этому его высочество желаетъ положить пред?лъ. Гвардейцы — не стадо свиней! A если они имъ и уподобились, то его высочество поставитъ себ? священнымъ долгомъ…. Фленсбургъ запнулся и, глядя прямо на лица вс?хъ, прибавилъ:- напомнить вамъ, что вы — люди, гвардейцы, а не скоты неразумные…
— А-ахъ!.. раздалось въ кучк? офицеровъ съ какой-то странной неуловимой интонаціей.
Это опять былъ Квасовъ.
Это восклицаніе прервало тотчасъ потокъ краснор?чія наперсника принца.
Онъ смолкъ и обернулся къ принцу, какъ бы говоря: я кончилъ!
Покуда Фленсбургъ говорилъ, принцъ гляд?лъ себ? на кончики сапоговъ и только двигалъ бровями какъ бы въ тактъ м?рной и звонкой р?чи своего любимца.
Какъ раздалось среди офицеровъ восклицаніе: А-ахъ! Жоржъ заморгалъ, поднялъ глаза и благодушно подумалъ:
«Какъ говоритъ?! Поетъ! Даже въ этихъ деревяшкахъ, въ дикихъ людяхъ, чувство вызвалъ!»
И принцъ обратился къ адьютанту.
— Сказали все, милый Генрихъ?
— Все-съ. Надо бы еще опред?лить имъ время, когда ротный дворъ долженъ принять законный видъ. Иначе оно такъ протянется до л?та. Дать имъ м?сячный срокъ? Довольно!..
— Wie sagt man: Monat?
— М?сяцъ… невольно шепотомъ отв?тилъ Фленсбургъ изъ чувства приличія.
— Ну… Ну… обратился Жоржъ ко вс?мъ офицерамъ. — Ну! Фотъ… Отинъ міэсясъ! Отинъ міэсясъ и эти на то коніэсъ. Sagen Sie, biette… какъ-то жалостливо прибавилъ онъ Фленсбургу.- Jch komme nickt dazu!
— Его высочество желаетъ сказать, что чрезъ м?сяцъ всему этому вашему срамному житью долженъ быть конецъ. Чрезъ м?сяцъ чтобы все было по новому!
Офицеры отв?чали гробовымъ молчаніемъ: в?дь не они, а солдаты живутъ въ казарм?!
При посл?днихъ словахъ адьютанта, принцъ кивнулъ головой и прибавилъ:
— Фотъ! фотъ! Зат?мъ онъ сд?лалъ какъ-то ручкой, повернувъ ее ладонью вверхъ, и сталъ тихо и осторожно спускаться съ крыльца.
Громадная колымага принца, выписанная изъ В?ны, осталась и дожидалась его на улиц?, ибо про?хать въ ворота на внутренній дворъ не могла. Принцъ, а за нимъ и Фленсбургъ, сопровождаемые вс?ми офицерами, прошли дворъ при гробовомъ молчаніи.
Принцъ с?лъ въ карету одинъ, а любимцу какой-то солдатъ, глуповатый на видъ, подвелъ его коня. Это д?лалось ради служебнаго этикета, такъ какъ въ гости принцъ и фаворитъ ?здили вм?ст? въ карет?. Уже за н?сколько сажень отъ Преображенскаго двора, Фленсбургъ, галопируя около кареты принца, зам?тилъ что-то торчащее изъ разстегнутой кабуры. Пистолетовъ онъ туда, конечно, никогда не клалъ. Онъ открылъ ее и увид?лъ… огромную св?жую колбасу! Онъ вышвырнулъ ее на земь и вспыхнулъ.
Онъ понялъ, что это былъ отв?тъ офицеровъ на все ими отъ него слышанное.
Оффиціально жаловаться было невозможно, не сд?лавъ себя въ глазахъ вс?хъ посм?шищемъ, подобно Котцау. Да и на кого жаловаться? На ц?лый ротный дворъ?!
A матерый лейбъ-компанецъ это все и сообразилъ!!..
Пос?щеніе принца Жоржа потрясло, конечно, весь домъ и дворъ гренадерскихъ ротъ до основанія.
— Да что онъ? Да какъ же? Да н?што… Ахъ Царь небесный! воскликнули рядовые.
— Вотъ теб? бабушка и Юрьевъ день! говорили, см?ясь злобно и ядовито, вс? офицеры. Имъ въ сущности было все равно, какъ будутъ жить солдаты, но имъ этотъ приказъ казался см?шенъ и нел?пъ. Не все ли равно принцу — съ женами и курами живутъ солдаты преображенцы, или безъ женъ и безъ куръ.
— Вотъ теб? тетенька и Жоржинъ день! шутилъ Квасовъ, встр?чая перепуганныхъ и вопрошающихъ солдатокъ. — Буде съ мужьями-то, поживите и врозь.
— Да за что же, родимый, за что же? вопили бабы.
— A стало быть прынца зависть беретъ, шутилъ Акимъ Акимычъ. — У него жена-то старая, да еще по-русски ничего не ум?етъ, колбасница. A вы, вишь, русскія бабы, да и раскрасавицы, — что теб? в?дьма! Изъ васъ, поди, самая красивая, и та по мн? на чорта смахиваетъ. Ну, а его завидки взяли! Вотъ н?мчура и подумалъ: дай, молъ, разведу раскрасавицъ съ мужьями. И себ?, и русскому дьяволу, и н?мецкому богу — вс?мъ заразъ услужу.
Между т?мъ, покуда принцъ и Фленсбургъ гуляли по казарм?, братья Орловы сид?ли въ одной изъ бол?е опрятныхъ горницъ старшаго въ рот? флигельмана. Хотя они были подъ арестомъ, но ихъ, конечно, не заперли и вс? пріятели поперем?нно сид?ли у нихъ.
Орловы ожидали принца съ адьютантомъ къ себ? въ горницу, даже толковали о томъ, не попробовать ли просить прощеніе у Жоржа и об?щать все… Хоть въ голштинцы перейти къ Котцау подъ команду.
— Даромъ осрамимся, говорилъ Григорій. — Н?тъ, ничего не будетъ. Промахнулся я, что былъ у мерзавца Тюфякина и не побывалъ у этой цыганки Скабронской. Она бы, можетъ, и все сладила.
Алекс?й Орловъ, а равно и друзья были того мн?нія, что надо просить прощеніе у принца не ради себя, а ради того д?ла, что грезится… Да и не имъ однимъ. A съ каждымъ днемъ все бол?е проступаетъ н?что наружу…
— Такое, что духъ захватываетъ! говорилъ Пассекъ.
Григорій Орловъ, а въ особенности старикъ Ага?онъ, поселившійся добровольно въ сос?днемъ семейник?, чтобы служить своимъ господамъ, оба равно не думали и не тужили ни о чемъ, кром? неудачи относительно графини полу-русской, но всесильной…
— Попади вы къ ней — не то бы теперь было! твердилъ упрямо Ага?онъ. — Хоть бы вы что ли, Петръ Богдановичъ, къ ней съ?здили за моихъ, говорилъ онъ Пассеку.
Когда принцъ не нав?дался къ арестованнымъ и надежда на личную просьбу ихъ о помилованіи разс?ялась, какъ дымъ, еще бол?е затужилъ Ага?онъ о своей графин?.
— Фленсбургъ не допустилъ принца, говорили друзья. — Онъ всему и заводчикъ.
Въ тотъ же вечеръ Пассекъ предложилъ на утро съ?здить къ иноземк?, съ которой привязался къ нему Ага?онъ. Посл? недолгаго сов?щанія объ этомъ, тому же Ага?ону вдругъ пришла мысль, на которую вс? закричали:
— Да, конечно! Вотъ ужь на всякаго мудреца довольно простоты на св?т?! Молодецъ ?оша!
Ага?онъ додумался и разсудилъ, отчего бы барину не «мигнуть» тайкомъ изъ-подъ ареста и не съ?здить теперь къ графин?. В?дь д?ло самое простое, можно такъ поладить, что никто не узнаетъ; часовымъ по косушк? вина, а офицеръ по караулу не входитъ въ горницу.
— И какъ это мы раньше не догадались, сид?ли, какъ бабы, да причитали, воскликнулъ Алекс?й Орловъ. — Если потомъ узнается, то, в?стимо, еще хуже будетъ! Да что ужь тутъ!
Сначала между братьями поднялся споръ, кому съ?здить изъ-подъ караула, въ виду могущаго произойти усугубленія вины и отв?та. Ага?онъ считалъ необходимымъ ?хать Григорью Григорьевичу.
— Онъ и по-н?мецки ей болтнетъ, и насм?шитъ, и умаслитъ. Онъ на бабу у меня ходокъ! говорилъ Ага?онъ.- A этотъ что!.. озорничать только можетъ… Пути не будетъ, если Григорій Григорьичъ самъ не по?детъ.
Пассекъ съ вечера взялся за д?ло и на утро, около полудня, онъ самъ зам?стилъ по караулу другого забол?вшаго будто-бы офицера. Рядовые на часахъ тоже оказались такіе, что и вина не захот?ли.
— Какъ можно, что вы! Петру Богдановичу-то, да и не услужитъ пустяками.
XXXII