три молчали, такъ какъ у вс?хъ трехъ было тайное горе, которымъ под?литься было нельзя.
Тетка-опекунша, съ нед?лю назадъ, черезъ пріятельницу узнала н?что, поразившее ее и смутившее до глубины души. Она узнала, что Настя съ самой масляницы обманывала ее и, у?зжая съ «киргизомъ», не бывала вовсе въ гостяхъ, а сид?ла въ его квартир?.
Это было нев?роятно и необъяснимо! Какое удовольствіе могла находить Настя просиживать дни или вечера у своего своднаго брата, вм?сто того, чтобы веселиться на вечеринкахъ. Гарина невольно ороб?ла и думать боялась о томъ, что назойливо л?зло ей въ голову.
«Сводитъ у себя въ квартир?! И съ к?мъ?!».. думала она поневол?.
Въ такіе для нея великіе дни поста и молитвы, Гарина сид?ла по ц?лымъ часамъ молча въ своемъ кресл? и думала, что д?лать, съ чего начать. Она боялась даже приступить къ допросу Насти.
Младшая княжна, съ своей стороны, часто ловила теперь на себ? косой и подозрительный взглядъ тетки-опекунши и иногда отворачивалась, иногда же, будто вдругъ вспыхивая, но не отъ стыда, а отъ гн?ва, упорнымъ взглядомъ встр?чала взглядъ тетки-опекунши. И Пелагея Михайловна по этому взгляду догадывалась, что на дняхъ имъ предстоитъ пом?ряться силами.
Наконецъ, сов?сть начала мучить старую д?вицу. Она упрекала себя въ томъ, что не выгнала совс?мъ изъ дома «киргиза», позволила себя провести за носъ и сама виной той б?ды, которая чудится ей.
Настя передъ страстной перестала вы?зжать, потому что князь Гл?бъ не являлся, и стала сумрачна, иногда печальна, иногда раздражительна и привязывалась ко всякому пустяку, чтобы только повздорить съ теткой, а въ особенности съ сестрой.
Княжна Василекъ была вс?хъ грустн?й, но грусть ея была кроткая, почти робкая. И безъ того несловоохотливая, не болтунья, теперь Василекъ почти рта не раскрывала. Такъ какъ все хозяйство въ дом? лежало на ней, то, вставъ до восхода солнца, Василекъ ц?лый день хлопотала и въ дом?, и во двор? и въ службахъ. Раза два или три въ день она накидывала теплый капоръ, куцав?йку и выб?гала взглянуть въ кухню, въ погребъ, коровникъ, даже конюшню. Часто вся пунцовая отъ долгаго стоянія передъ печью въ кухн?, она выб?гала прямо на морозъ, потому что кто-нибудь изъ людей приходилъ и звалъ ее ради какого нибудь пустяка.
Къ этому прибавились теперь службы церковныя. По два раза въ день Василекъ старалась избавиться отъ домашнихъ хлопотъ и успокоиться на минуту въ храм? отъ дрязгъ домашнихъ, а главное — забыться въ молитв? отъ того страннаго чувства, которое теперь завлад?ло вс?мъ ея существомъ.
Изъ головы ея ни на минуту не выходила мысль — гд? и что сестринъ женихъ, Дмитрій Дмитріевичъ? Что д?лаетъ этотъ юноша и почему уже давно не былъ у нихъ? Она узнала н?что, подославъ тихонько лакея въ квартиру Квасова, что немного ут?шило ее; она узнала, что Шепелевъ немножко хвораетъ.
«Стало быть, черезъ хворость свою не бывалъ у насъ», ут?шала она себя, а не отъ какой другой причины.
Т?мъ не мен?е она давнымъ давно не вид?ла его, не бес?довала съ нимъ и вдругъ, къ ея собственному ужасу, на душ? ея ощутилась какая-то страшная пустота. Все, что хотя немного занимало ее прежде, теперь опостылило ей. Во всемъ ихъ дом? былъ только одинъ предметъ или скор?е одно существо, къ которому съ какимъ-то страннымъ чувствомъ, почти любви, относилась Василекъ. Предметъ ея н?жнаго вниманія былъ тотъ п?тухъ, который когда-то сломалъ себ? ногу и котораго они перевязывали вм?ст? съ Шепелевымъ.
Василекъ думала иногда, что у ней умъ за разумъ заходитъ, потому что ей казалось, что этотъ глупый п?тушекъ ей дороже сестры и тетки. Принуждена она была уб?диться въ этомъ довольно просто.
Однажды утромъ, Гарина, не спавшая всю ночь отъ своей новой тревоги, въ которой боялась признаться даже себ? самой, почувствовала себя довольно плохо и осталась противъ обыкновенія на два лишнихъ часа въ постели.
Василекъ тихо и молча принесла тетк? въ ея утреннему чаю меду и варенья, зам?нявшихъ ради поста сливки. Она р?шила посид?ть около хворающей Пелагеи Михайловны. Она уже поставила было стулъ около кровати тетки, но случайно выглянула въ полузамерзшую раму окна и вдругъ ахнула. Опрометью бросилась она б?жать по корридору и по л?стниц? на крыльцо и, не смотря на морозъ, выскочила въ одномъ плать? на дворъ.
Она увидала, что ея любимецъ или, какъ звала она, «его п?тушекъ» б?галъ на своей хромой ног? по двору, пресл?дуемый какой-то чужою заб?глой собакой. Передать его на руки птичницы было не трудно, но зат?мъ Василекъ смущенная вернулась въ домъ. Сердце ея билось отчасти оттого, что она проб?жалась, но отчасти и отъ того чувства, которое она испытала. Идя по корридору въ хворающей тетк?, она вдругъ остановилась и, круто повернувъ, вошла въ свою горницу. Заперевъ за собой дверь, она с?ла на маленькій диванчикъ, прижала ладони рукъ въ пылавшему лицу и вдругъ заплакала, сама не зная отчего.
Она давно, хотя смутно, сознавала, что именно съ ней д?лается, но постоянно повторяла себ?:
— Нешто это можно!
Слова эти относились въ тому чувству, которое давно сказалось въ ней въ красивому юнош? и которое удвоилось за его посл?днее отсутствіе.
Когда это чувство черезчуръ ясно сказывалось на душ?
Василька, то она вскакивала, въ испуг?, даже въ ужас? и крестилась, говоря:
— Спаси Господи! Спаси! Не допусти!
Василекъ открещивалась и молилась, какъ если бы ясное сознаніе этого чувства было сознаніемъ приближающегося несчастія, смертельной бол?зни или потери любимаго существа. Она будто чуяла, что когда это чувство совс?мъ, вопреки ея вол?, подползетъ къ ней и захватитъ ее, то овлад?етъ ею такъ, что спасенія никакого уже не будетъ. Надо будетъ выбирать одинъ изъ двухъ исходовъ, или смерть или то, что невозможно, что отъ нея не зависитъ. Разв? онъ можетъ полюбить ее и жениться на ней вм?сто Насти?! Да и кто жъ, не только онъ, женится на ней, изуродованной ужасной бол?знью?!
И въ дом? Тюфякиныхъ было томительно тихо и тяжело. Даже люди, подъ вліяніемъ настроенія своихъ господъ, тоже гляд?ли какъ-то сумрачно. Конца, однако, не вид?лось, потому что ни одна изъ трехъ обитательницъ не р?шалась и не знала, какъ прервать это тяжелое положеніе и вызвать объясненіе. Случалось, что тетка и об? княжны садились за столъ, сид?ли около часа и вставали, не сказавъ другъ другу ни слова, или же сдержанно и чрезъ силу бес?довали о такихъ пустякахъ, которые никого изъ трехъ не интересовали.
Только однажды, вечеромъ, Василекъ, увидя Настю въ темномъ углу гостинной, давно сид?вшую съ головой, опущенной на руки, не совладала съ сердечнымъ порывомъ и, подойдя къ сестр?, опустилась передъ ней на кол?ни.
Настя вздрогнула, слегка вскрикнула и, огляд?вшись, оттолкнула сестру
— Ахъ, какая ты… дура! воскликнула Настя. — Перепугала меня на смерть.
— Что съ тобой, Настенька? кротко спросила Василекъ. — Не теперь, а вотъ уже давно… ты не но себ?, в?дь я вижу. Скажи мн?, что съ тобой?
Настя вдругъ выпрямилась, поднялась съ кресла и, презрительно глянувъ на старшую сестру, оставшуюся на кол?няхъ передъ пустымъ кресломъ, вымолвила насм?шливо:
— A съ тобой что? Ты-то по себ??! Я хоть по крайней м?р? знаю, что со мной, а ты и не знаешь. У меня хоть забота настоящая, а у тебя что? П?тушекъ другую ногу что ли сломалъ, а энтотъ знахарь не идетъ?
Василекъ ахнула, оперлась рукой на полъ и осталась такъ въ полулежачемъ положеніи. Сердце ея замерло, какъ отъ удара. Она никому ни разу не сказала, даже не намекнула о томъ, что было ея тайной, о томъ, что сама себ? боялась назвать, и эти посл?днія слова, брошенныя ей въ лицо сестрой, заставили ее содрогнуться. Она поднялась съ пола, тихо вышла изъ горницы и только. къ вечеру оправилась, ут?шивъ себя, что сестра, намекая на Шепелева, не хот?ла ничего сказать особеннаго.
Наступила страстная. Въ понед?льникъ утромъ къ подъ?зду дома подали колымагу Тюфякиныхъ съ цугомъ сытыхъ красивыхъ лошадей, чтобы ?хать въ церковь, начинать гов?ніе.
Въ то же время княжна Настасья вошла въ спальню въ од?вавшейся тетк? и объявила ей, что она гов?ть не будетъ.
Пелагея Михайловна раскрыла ротъ отъ изумленія и перем?нилась въ лиц?. Немного постоявъ, молча и не глядя на племянницу, она ступила два шага и опустилась въ кресло.
