и весь Петербургъ знатный и богатый толпился во дворц?, поздравляя государя. Но на этотъ разъ торжественный пріемъ Св?тлаго Воскресенія вышелъ ч?мъ-то другимъ… вышелъ, по зам?чанію многихъ сановниковъ, «машкерадомъ».
Въ Св?тлое Воскресенье било приказано вс?мъ полкамъ и вс?мъ должностямъ въ первый разъ над?ть новые мундиры. И вс?хъ цв?товъ костюмы, отъ ясно-голубаго и желтаго, до ярко-пунцоваго и лиловаго, съ безчисленнымъ количествомъ галуновъ, шитья и эксельбантовъ зам?нили собой одноцв?тный, общій всей гвардіи, темно-синій. Прежній покрой тоже исчезъ, длинныхъ фалдъ не было и вс?, отъ фельдмаршала до сержанта, явились куцими, будто окургуженными.
И въ горницахъ дворца то и д?ло раздавалось:
— О Господи, вотъ чуденъ-то! Это кто жъ будетъ?
— Кирасиръ.
— Гляди, гляди, а это что?
— Да это Трубецкой, Никита Юрьичъ…
— Батюшки-св?ты, не призеалъ. Да въ чемъ же онъ?
— Преображенцемъ.
— Матерь Божья! Ну, а б?лые-то б?лые?
— Это по флоту!
— A энтотъ весь въ золотыхъ веревочкахъ, въ постромкахъ, будто пристяжная! Голубчикъ, да в?дь это полицмейстеръ Корфъ! Никого не признаешь. Ну, машкерадъ!
И вм?сто христіанскаго прив?тствія, христованія, во вс?хъ покояхъ дворца ходило новое прив?тствіе:
— Машкерадъ, родимый! Воистину, машкерадъ!
И весь день во дворц? толклись кучи народа до об?да, потомъ все пооб?дало за огромными столами и осталось до ужина.
И за этотъ денъ были дв? интересныхъ новости. Елизавета Романовна Воронцова явилась въ Екатерининской лент? и зв?зд?, а при выход? шла рядомъ, даже почти на четверть впереди, съ государыней Екатериной Алекс?евной. Воронцова, закинувъ голову, съ безсмысленно важной усм?шкой на красноватомъ опухшемъ лиц?, съ заплывшими жиромъ глазками, молча и глупо оглядывала толпы т?снящихся при ея проход? придворныхъ. Государыня Екатерина Алекс?евна прошла вс? горницы, понурившись и не поднимая глазъ и отъ обиды, и отъ стыда, и отъ боли на сердц?!..
Другая новость была см?шн?е и любопытн?е. По прі?зд? принца Жоржа въ Россію, государь приказалъ вс?мъ посланникамъ явиться къ нему, не дожидаясь его визита. Никто изъ нихъ не по?халъ, кром? прусскаго посланника. Теперь государь приказалъ, черезъ канцлера Воронцова, вс?мъ иностраннымъ резидентамъ изъ дворца ?хать тотчасъ же съ поздравленіемъ къ Жоржу, принимавшему у себя посл? большого пріема. По?халъ прусскій посланникъ Гольцъ и хитрая, румяно-рыжая особа, посланникъ гордаго Альбіона, Кейтъ. Остальные послы и иностранные министры опять не по?хали.
Государю даже побоялись въ первый день праздника и доложить объ этомъ. На его вопросъ, уже вечеромъ, за ужиномъ, были ли у принца Жоржа послы, Жоржъ покрасн?лъ, какъ ракъ, и отв?чалъ:
— Были.
Почти до разсв?та шло во дворц? ликованіе за ужнномъ. Многіе сановники, вернувшись по домамъ з?ло во хм?лю, чрезъ силу кое-какъ разц?пились съ своими новыми мундирами и амуниціей. И трезвому мудрено было сразу привыкнуть ко вс?мъ веревочкамъ, бирюлькамъ, постромкамъ и цацамъ, а ужь во хм?лю и совс?мъ… аминь! Что теб? гишпанская запряжка!
— Ну что, родимый, каковъ теб? кажетъ твой новый мундиръ? спросилъ графъ Алекс?й Разумовскій брата своего, гетмана.
— Да что, батя, отв?чалъ гетманъ старшему брату, — прелюбопытно! Перетянули всего, связали по рукамъ, до ногамъ и по горлу, и по спин?. Да гремитъ, стучитъ, хлебыщетъ все. И вотъ, ей-ей, сдается, будто тебя на ц?пь посадили! Хочешь двинуться — громыхаетъ да звенитъ все! Хочешь слово молвить, а отъ громыханія этого голоса своего не узнаешь. И сдается теб?, будто и впрямь, скачешь да лаешь, какъ песъ да ц?пи.
— Знаешь что, голубчикъ, какъ горю пособить?
— Какъ?
— Помирать… Ей-ей, пора! A то еще козой од?нутъ и плясать заставятъ съ медв?демъ…
— Ну что жъ. И попляшемъ! Не важность… В?дь не долго…
— Что? Плясать-то не долго… Ну, Кириллушка, это бабьи сказки.
— Н?ту, батя, погляди… Будетъ перем?на погоды и ведро!
— Кто ее сд?лаетъ?!.
— Не мы!..
XIV
На другой день посл? торжественнаго пріема во дворц?, государь поднялся довольно поздно, угрюмый и съ сильной головною болью. Любимый его слуга негръ, по имени Нарцисъ, напомнилъ ему, что головная боль проходила у него н?сколько разъ посл? двухъ или трехъ кружекъ англійскаго портера.
Петръ ?едоровичъ тотчасъ же приказалъ себ? подать портеру и черезъ часъ времени головная боль прошла и онъ повесел?лъ.
Огляд?вшись въ своемъ кабинет?, онъ съ удовольствіемъ зам?тилъ, что почти все было на м?стахъ. Н?которыя вещи, которыя онъ не усп?лъ самъ пристроитъ, устроилъ умный Нарцисъ, хорошо знавшій его привычки. Покуда во дворц? пировали, об?дали и ужинали, Нарцисъ все до мелочей привелъ въ порядокъ и въ спальн?, и въ кабинет?; даже любимой собак? государевой «Мопс?» онъ придумалъ отличное м?сто въ углу за шкафомъ съ книгами и нотами.
Обстановка кабинета государя была довольно простая, но можно было подумать, что это кабинетъ какого-нибудь прусскаго довольно богатаго генерала, такъ какъ вс? мелочи, даже н?которыя гравюры и картинки на ст?нахъ, все говорило о Германіи. Н?сколько акварельныхъ видовъ города Киля занимали одну ст?ну; на другой были разв?шены въ два ряда портреты н?сколькихъ предковъ въ иноземныхъ мундирахъ. Ц?лая ст?на была занята оружіемъ холоднымъ и огнестр?льнымъ, и коллекція эта была д?йствительно зам?чательная. На самомъ видномъ м?ст? вис?ли рядомъ два портрета двухъ д?довъ государя. Эти два челов?ка, два врага при жизни, нарисованные въ полъ-оборота, теперь совершенно случайно, у внука на ст?н?, повернулись другъ къ другу спиной и смотр?ли въ разныя стороны. Эти два портрета, два д?да государя были — Петръ Великій и Карлъ XII.
Подъ портретами стояла большая турецкая софа, обставленная столиками, сплошь покрытыми коробками съ разнымъ табакомъ и съ кнастеромъ, тутъ же лежало безчисленное множество всякаго рода глинянныхъ трубочекъ и большихъ фарфоровыхъ трубокъ съ кривыми чубуками. Не смотря на недавній пере?здъ во вновь отд?ланный дворецъ, кабинетъ государя уже сильно проникся кр?пкимъ запахомъ кнастера, такъ какъ онъ ц?лый день почти не выпускалъ изо рта свою любимую фарфоровую б?лую трубку, узенькую и высокую на кривомъ чубук? и съ видомъ Гейдельберга.
Въ спальн? государя мебель была почти не видна, такъ какъ была сплошь завалена всякаго рода мундирами. Государь любилъ им?ть вс? эти мундиры на виду и подъ рукой, чтобы передъ вы?здомъ выбрать и над?ть тотъ, который вдругъ вздумается. Не разъ случалось ему над?ть мундиръ, подойти къ зеркалу и тотчасъ же сбросить и над?ть другой. Теперь, благодаря новой обмундировк? всей гвардіи и зам?н? прежняго темно-синяго и темно-зеленаго мундира различными новыми и яркихъ цв?товъ, выборъ былъ гораздо больше.
Въ спальн? не было ничего особеннаго и въ глаза бросался только большой портретъ Фридриха прусскаго въ великол?пной рам?, который вис?лъ надъ кроватью, въ головахъ. Подъ нимъ вис?ло н?что въ род? картинки въ черной бархатной рам? подъ стекломъ. Это былъ очень зат?йливо и хитро сд?ланный видъ церкви и могилы герцога, отца государя, но видъ этотъ былъ не нарисованъ, а сд?ланъ изъ волосъ покойнаго.
