оставайся на свобод? и ходи по столиц? безъ шпаги; это будетъ очень красиво, будетъ напоминать собаку, которой отрубили хвостъ.
Офицеръ, бл?дный какъ полотно, отдалъ шпагу и дрожащими губами пробормоталъ что-то, обращаясь къ государю.
— Простить! взвизгнулъ Петръ ?едоровичъ. — Пустяки!
— Я не прошу…. ваше величество…. Не простить, ясн?е выговорилъ Пушкинъ. — Я прошу дать мн? срокъ выучиться. Я былъ боленъ и взялъ только два урока…. Господинъ Котцау знаетъ самъ….
— Ходи, ходи безъ хвоста! см?ясь, воскликнулъ государь и прибавилъ:- Ну дал?е, вызовите кого- нибудь изъ старыхъ воиновъ, они лучше молодыхъ ум?ютъ…. Э-Э!.. Да вотъ одинъ молодецъ! прибавилъ громче Петръ ?едоровичъ. — Квасовъ, выходи!
Акимъ Акимычъ, стоявшій въ числ? прочихъ офицеровъ, явившихся въ качеств? публики, не ожидалъ вызова для себя. Онъ слегка смутился, вышелъ и выговорилъ:
— Ваше величество, я еще и совс?мъ мало обучился. Осрамлюся.
— Пустое, становись…. Какъ ум?ешь, такъ и д?йствуй.
Квасову тоже дали въ руки большой и тяжелый эспадронъ, нагрудникъ и перчатку. Котцау, котораго ни одинъ офицеръ не могъ, конечно, тронуть, хотя бы вскользь, фехтовалъ только съ одной перчаткой.
Квасовъ, ставъ на м?сто, скрестивъ эспадронъ съ профессоромъ, слегка изм?нился въ лиц? и, косясь на свиту государя, онъ закусилъ верхнюю губу; по всему видно было, чтоАкимъ Акимычъ старается затушить ту бурю, которая поднялась у него въ груди.
Разум?ется, не прошло н?сколькихъ минутъ, какъ Котцау разъ десять довольно сильно зац?пилъ Акима Авиныча безъ всякаго старанія съ своей стороны… Онъ заран?е называлъ русскимъ ломанымъ языкомъ разныя части т?ла, куда онъ сейчасъ попадетъ и зат?мъ кололъ или довольно сильно билъ плашмя по тому м?сту, которое называлъ. Котцау зналъ, что им?етъ теперь д?ло съ первымъ и отчаяннымъ н?мце?домъ всей гвардіи и захот?лъ пот?шиться.
— Пліешо, грутъ, нога, рука, восклицалъ Котцау и билъ.
Однажды, когда Акимъ Акимычъ, выведенный изъ терп?нія, собрался было ударить Котцау противъ всякихъ правилъ плашмя по плечу, пруссавъ искуссно отпарировалъ ударъ и, чтобы весело закончить поединокъ, надумался позабавить и себя, и государя, и публику.
Лейбъ-компанецъ, нал?зая на Котцау, неосторожно становился часто къ противнику бол?е ч?мъ въ профиль. Котцау сд?лалъ вольтъ и плашмя ударилъ Квасова по самымъ чувствительнымъ м?стамъ. Разум?ется, государь, вся свита и даже н?которые изъ офицеровъ, ненавид?вшихъ гордаго выскочку изъ мужиковъ, расхохотались отъ неожиданной штуки фехтмейстера.
Гулъ отъ см?ха сотни голосовъ огласилъ манежъ.
Акимъ Акимычъ побагров?лъ отъ гн?ва и съ лицомъ, которое стало такъ же пунцово, какъ обшлага мундира, яростно пол?зъ на Котцау. Фехтмейстеръ тотчасъ же зам?тилъ, что его неум?лый противникъ разсвир?п?лъ. Въ сущности пруссакъ вовсе не желалъ возстановлять противъ себя офицеровъ гвардіи и пріобр?тать все большее количество непримиримыхъ враговъ въ русскомъ лагер?; поэтому онъ тотчасъ же сказалъ своему ближайшему помощнику, Шмиту, который понималъ по-русски:
— Довольно. Пускай другой выйдетъ.
Помощникъ перевелъ это Акиму Акимычу, но лейбъ-компанецъ, разставивъ ноги на песк? и поднявъ эспадронъ, будто приросъ къ м?сту и, сверкая глазами на Котцау, озлобленно выговорилъ:- Небось, небось! Я въ долгу….
Оружіе скрестили снова. Котцау показалось, что Квасовъ шепчетъ слово «швейнъ». Чрезъ мгновеніе тотъ же вольтъ и отъ же ударъ по Квасову произвелъ уже взрывъ хохота.
Квасовъ оглянулся на весь манежъ почти дикими, кровью налившимися глазами, но не отступилъ, а л?зъ еще яростн?е и Котцау уже, ради удобства фехтованія, приходилось отступать. Посл? н?сколькихъ вольтовъ и насъ государь что-то такое крикнулъ по-н?мецки. Котцау, не принимая эспадрона, обернулся на голосъ государя, но въ ту же секунду неискуссный, но довольно сильный ударъ Акима Акимыча, хотя и плашмя, оглушилъ н?мца по голов?. Лейбъ-компанецъ не честно воспользовался минутой разс?янности!!..
Котцау не ахнулъ отъ боли, но видимо взб?сился страшно и р?шился прим?рно поквитаться съ матерымъ лейбъ-компанцемъ, чтобы проучить его. Но, в?роятно, пруссакъ или слишкомъ разсвир?п?лъ, или слишкомъ на себя понад?ялся, и черезъ минуту, желая непрем?нно и поскор?е снова хлопнуть лейбъ- компанца въ третій разъ по т?мъ же м?стамъ, но только гораздо сильн?е… онъ вдругъ совершенно раскрылся… Ударъ его д?йствительно попалъ по м?сту назначенія, но въ то же мгновеніе Квасовъ, собравъ свои посл?днія силы, со всего маху такъ треснулъ фехтмейстера по голов?, что Котцау вскрикнулъ и, отступивъ, схватилъ себя за голову.
Государь быстро всталъ съ м?ста, вся свита посл?довала за нимъ и вс? приблизились въ поединщикамъ.
— Это не по правиламъ! воскликнулъ государь, обращаясь къ лейбъ-компанцу. — Такъ не фехтуютъ, такъ мужики дубинами дерутся!
— Ваше величество! воскликнулъ Квасовъ громко и съ сверкающими по-прежнему глазами. — Виноватъ! Но, стало быть, на войн?, если я н?мца убью этимъ способомъ, то меня не похвалятъ и не наградятъ мой командиры, а накажутъ за то, что я поб?дилъ, а не поддался врагу.
— Во-первыхъ, съ н?мцами за все мое царствованіе русскому офицеру воевать не придется, — многозначительно произнесъ государь, — а второе, на войн? совс?мъ другое д?ло! A зд?сь это только наука, искусство, а у искусства есть правила.
— Зач?мъ же правила сіи нужны, ваше величество, если офицеру на войн? они не пригодны?
— Котцау сейчасъ могъ тебя убить сто разъ, однако только пос?къ! воскликнулъ государь и хот?лъ что-то еще сказать, но запнулся.
Жоржъ что-то такое бормоталъ около него по-н?мецки, какъ будто успокоивая…
Гольцъ былъ уже около Котцау и спрашивалъ, какъ онъ себя чувствуетъ. Фехтмейстеръ, улыбаясь, старался казаться спокойнымъ и вымолвилъ по-н?мецки, презрительно мотнувъ головой на лейбъ- компанца, происхожденіе котораго давно зналъ онъ:
— Онъ в?рно смолоду привыкъ дубиной драться, а не шпагой. Впрочемъ, я самъ виноватъ.
В?роятно, подъ вліяніемъ т?хъ словъ, которыя прошепталъ принцъ Жоржъ, государь повернулся ко вс?мъ спиной, сд?лалъ н?сколько шаговъ, потомъ снова обернулся къ офицерамъ и произнесъ:
— Ну, учитесь. Над?юсь, что черезъ н?сколько времени вс? будутъ ум?ть.
Государь со свитой направился къ дверямъ манежа. Вкругъ Квасова и Котцау оставались только одни офицеры. Квасовъ, все еще слегка взволнованный, но довольный, обратился къ Пассеку, говорившему по- н?мецки, и вымолвилъ:
— Скажите ему, Петръ Богдановичъ, что я у него прощенія прошу, что ударилъ его по больному м?сту. Виноватъ, совс?мъ объ этомъ забылъ!
— Какое больное м?сто? отозвался Пассекъ.
Видя на лицахъ ближайшихъ офицеровъ, что они тоже не понимаютъ его словъ, Квасовъ прибавилъ:
— A по тому м?сту, гд? голубушка Орловская кострюлька сид?ла.
Разум?ется, см?хъ пошелъ въ толп? офицеровъ, и перевести словъ, конечно, никто не взялся, т?мъ бол?е, что Котцау уже двинулся од?ваться и у?зжать.
На этотъ разъ съ десятокъ гвардейцевъ разныхъ чиновъ, отъ бригадира до сержанта, вернувшись домой, или отправившись въ гости, волновались до ночи.
На другой же день по странной случайности, если только это была случайность, братья Орловы побывали въ гостяхъ и у Бибикова, и у Талызина, и у Пушкина, и у вс?хъ т?хъ, которымъ не повезло наканун?. И черезъ н?сколько дней эти офицеры уже особенно подружились съ Орловыми, стали часто бывать у нихъ, очевидно примкнувъ къ ихъ кружку.
Алекс?й Орловъ явился въ вечеру и у героя дня, матераго Акима Акимыча, у котораго прежде никогда не бывалъ, хотя былъ въ одномъ полку.
— Молодца, Акимъ Акимычъ! воскликнулъ онъ, входя въ маленькую квартиру Квасова. — Нарочно пришелъ поздравить и поблагодарить, какъ ловко отпотчивали вы бранденбуржца. Сказываетъ государь: не
