— Шесть дней я брожу вверх-вниз по улице на стороне Мэра, спрашивая каждую пару ушей, но дети здесь не главная достопримечательность, и никто не видел и волоса от них. Или они мне не говорят. Когда я говорю имя Грега Кантлисс, они затыкаются, словно я наложила заклинание тишины.
— Заклинания тишины трудно ткать, — задумчиво сказал Захарус, хмурясь на пустой угол. — Так много переменных. — Снаружи раздался хлопок, голубь сунул голову через занавески, и трескуче проворковал. — Она говорит, они в горах.
— Кто?
— Дети. Но голуби лгуны. Они говорят лишь то, что хочешь услышать. — И старик сунул язык в семечки в ладони, и начал шелушить их передними желтыми зубами.
Шай уже собиралась ретироваться, когда Камлинг крикнул сзади:
— Ваш завтрак!
— Что думаешь, зачем эти двое здесь? — спросила Шай, скользнув на свой стул и стряхнув пару крошек, которые их хозяин пропустил.
— Ради старательства, как я слышал, — сказал Ламб.
— Ты меня совсем не слушал, да?
— Я пытаюсь избегать этого. Если они захотят нашей помощи, думаю, они спросят. До тех пор это не наше дело.
— Можешь представить себе любого из них, просящим о помощи?
— Нет, — сказал Ламб. — Так что полагаю, это никогда не будет нашим делом, так ведь?
— Определенно нет. Поэтому я хочу знать.
— Я был любопытным. Давным-давно.
— И что случилось?
Ламб махнул четырехпалой рукой на свое покрытое шрамами лицо.
На завтрак была холодная каша, сопливые яйца и серый бекон; каша была не самой свежей, и бекон вполне возможно получен не из свиньи. Все появилось перед Шай на импортных тарелках с деревьями и цветами, нарисованными позолотой, и Камлинг стоял с видом льстивой гордости, словно еды лучше не найти нигде в Земном Круге.
— Это из лошади? — пробормотала она Ламбу, тыкая в мясо и наполовину ожидая, что оно скажет ей прекратить.
— Скажи спасибо, что не из всадника.
— В пути мы ели говно, но по крайней мере это было честное говно. А это что за хрень?
— Нечестное говно?
— Добро пожаловать в Криз. Можно получить прекрасные сулджукские тарелки, но есть с них придется помои. Все возвращается в чертов…. — Она обнаружила, что болтовня стихла, и скрип ее вилки был единственным шумом. Волосы на шее у нее встали дыбом, и она медленно повернулась.
Шесть мужчин добавляли отпечатки сапог к заляпанному грязью полу. Пятеро были головорезами, каких много увидишь в Кризе. Они распределялись по столам в поисках удобных для наблюдения мест, у каждого была этакая сутулость, говорящая, что они лучше тебя, потому что их больше и у них есть клинки. Шестой был другого вида. Короткий, но весьма широкий и с большим животом; костюм из прекрасной ткани, топорщившийся на всех пуговицах, словно портной был чересчур оптимистичен в измерениях. Он был чернокожим, со щетиной седых волос; одну мочку уха оттягивало толстое золотое кольцо, дыра в центре которого была почти достаточной, чтобы Шай могла просунуть в нее свой кулак.
Он выглядел довольным собой до непередаваемой степени, улыбался всему, словно это было в точности то, что ему нравилось.
— Не волнуйтесь, — пророкотал он голосом, распространяющим добродушие, — вы все можете продолжать есть! Если хотите весь день срать поносом! — Он залился смехом и шлепнул одного из своих людей по спине, почти вбив его в завтрак какого-то болвана. Он шел между столами, выкрикивая приветствия поименно, тряся руки и похлопывая по плечам; длинная трость с костяным набалдашником стучала по доскам.
Шай смотрела, как он идет, устраиваясь свободнее на стуле и расстегивая нижнюю пуговицу жилетки, чтобы рукоять ее ножа высунулась наружу, отзывчиво и дерзко. Ламб просто сидел и ел, глядя на еду. Не посмотрел вверх, даже когда толстяк остановился прямо перед их столом и сказал:
— Я Папа Ринг.
— Я догадалась, — сказала Шай.
— Ты Шай Соут.
— Это — не тайна.
— А ты должен быть Ламбом.
— Если я должен, думаю, я должен.
— Мне сказали, ищи охуенно здорового северянина с лицом, как колода для рубки мяса. — Папа Ринг повернул свободный стул от соседнего стола. — Не возражаете, если я сяду?
— А что если я скажу «да»? — спросила Шай.
Он помедлил на полпути, тяжело опираясь на свою трость.
— Скорее всего, я скажу «извините», но все равно сяду. Извините. — И он опустился. — Мне говорят, у меня ни хуя нет манер. Спросите кого угодно. Никаких, нахуй, манер.
Шай быстро глянула через комнату. Савиан даже не смотрел вверх, но она уловила под столом слабый блеск клинка наготове. От этого она почувствовала себя немного лучше. Он не много показывал на лице, этот Савиан, но был хорошей поддержкой за спиной.
В отличие от Камлинга. Их гордый хозяин спешил к ним, потирая руки так сильно, что Шай слышала их шипение.
— Добро пожаловать, Папа, вам здесь очень рады.
— А с чего бы мне были не рады?
— Ни с чего, совершенно ни с чего! — если б Камлинг тер руки чуть сильнее, он, возможно, добыл бы огонь. — Пока нет никаких… неприятностей.
— А кто хочет неприятностей? Я здесь, чтобы поговорить.
— С разговоров все и начинается.
— Мой интерес в том, как все закончится.
— Как узнать об этом, пока идет разговор? — спросил Ламб, все еще не глядя вверх.
— Совершенно верно, — сказал Папа Ринг, улыбаясь, словно это был лучший день его жизни.
— Хорошо, — сказал Камлинг неохотно. — Будете заказывать еду?
Ринг фыркнул.
— Твоя еда говно, и эти двое неудачников только сейчас это узнали. Можешь оставить себе.
— Слушайте, Папа, это мое место…
— Как удачно. — Внезапно показалось, что улыбка Папы заострилась. — Тогда ты знаешь, куда себя спрятать.
Камлинг сглотнул и ушаркал прочь с самым кислым выражением. Болтовня потихоньку вернулась, но была теперь немного нервной.
— Один из сильнейших аргументов в пользу того, что Бога нет, из тех, что я видел, это существование Леннарта Камлинга, — проворчал Папа Ринг, глядя, как хозяин уходит. Его стул несчастно хрустнул, когда он откинулся назад, и его добродушие вернулось. — Итак, как вы находите Криз?
— Грязный во всех смыслах. — Шай оттолкнула бекон, положила вилку и тарелку оттолкнула тоже. Она решила, что между ней и этим беконом не может быть слишком большой дистанции. Она позволила руке упасть вниз, где, так случилось, та улеглась прямо на рукоять ножа. Представьте себе.
— Грязный, как нам нравится. Вы встречались с Мэром?
— Я не знаю, — сказала Шай, — мы встречались?
— Я знаю, что встречались.
— Зачем тогда спрашиваешь?
— Слежу за манерами, уж какие они есть. Хотя я не обманываю себя, что они так же хороши, как и её. У нее есть манеры, у нашего Мэра, а? — И Ринг мягко потер ладонью полированное дерево стола. — Гладкие, как зеркало. Когда она говорит, чувствуешь себя завернутым в одеяло с гусиным пухом, так ведь?
