Кажется, этот тип совсем ушел в работу и даже не подозревает, как она мучается!
Из комнаты доносились шорохи, приглушенная музыка и иногда какой-то сердитый бубнеж, но Эрик явно сердился на что-то свое.
Обо мне он даже и не думает, с горечью подумала Соня.
Она рывком накинула куртку, надела сапоги и выскочила на улицу.
Порыв холодного ветра ударил в лицо. Соня, нагнувшись, брела в сторону Пармагосы, не чувствуя стужи.
В голове засела совершенно ясная картина, как она подходит и бросается в черную холодную воду, Эрик обнаруживает ее пропажу, он в отчаянии, а потом ее находят где-нибудь ниже по течению, и…
От жалости к себе Соня разрыдалась.
Наконец она увидела реку и проплывающие по ней нагромождения льда. Это была красивая картина, и Соня невольно залюбовалась. Потом вдруг вздрогнула, поежилась и стремглав помчалась обратно, зажимая уши красными пальцами, обожженными холодным ветром.
Дома она обнаружила все ту же картину. Эрик сидел у себя и, по-видимому, работал.
Соня согрела стакан чаю, поставила ноутбук на кухонный столик и кинулась в сетевые дебри.
Увы, все уже спали. Новых писем на сайт не пришло, а Кэтрин, конечно, досматривала десятый сон.
Спать совершенно не хотелось. Чтобы хоть как-то отвлечься от безумных мыслей, осаждавших голову, она поставила старую добрую комедию Вуди Аллена «Любовь и смерть» и где-то на середине фильма отключилась.
На следующее утро она проснулась в самом лучшем расположении духа, но услышала звук воды на кухне, все вспомнила, и настроение резко испортилось. Долго не хотелось вставать, но все-таки она заставила себя это сделать.
Можно ли было вообразить раньше, что присутствие Эрика в доме будет для нее не счастьем, а пыткой?
Соня медленно одевалась, пытаясь понять, как вести себя дальше. С одной стороны, невозможно было сдаться и признать себя неправой, а с другой стороны, священный гнев уже стал понемногу утихать, и она пошла бы на попятный, если бы Эрик сам проявил хоть какую-то инициативу. Так она объясняла это самой себе.
Ведь сердилась она, как теперь казалось, не на него даже, а на ту подлую тварь… Как он не понимает, что женщина не должна быть такой? И выслушивать его признания… Ведь это была для нее сплошная пытка! Эрик – такой тактичный, чуткий во всех других случаях, – и он заставил ее выпить эту чашу до дна! Вот что я не могу ему простить, думала Соня, его глухоту и бесчувственность…
Если бы он это понял! Если бы он попросил прощения! Не для виду, а по-настоящему! Тогда я бы, конечно, простила его, думала она, направляясь в ванную.
За дверью прозвучало:
– Э… Если что, я тут рядом, на кухне.
Соня не ответила. Хмыкнув, посмотрела на себя в зеркало: вид был несколько заспанный, но особых следов страданий она не заметила, и это оказалось приятно. Настроение поднялось на пару градусов.
Еще сильнее оно поднялось, когда за стеной послышалось шкворчанье сковородки и потекли вкусные утренние запахи. Приятно, конечно: не надо готовить… А вдруг этот тип готовит только на себя? Вряд ли, конечно, но кто его знает…
Соня принялась неспешно заниматься своим внешним видом, решая дилемму: завтракать или не завтракать с Эриком, если он предложит.
– Все за стол! – донеслось из-за стены.
Соня, уже истомленная ожиданием, немедленно покинула укрытие, в уютных тапочках с помпонами прошлепала на кухню и плюхнулась на стул. Столовый прибор уже поджидал ее.
Эрик был непроницаем и деловит. Он произнес молитву и молча принялся уплетать огромный омлет с грибами, помидорами, фасолью и цветной капустой.
Соня тоже взялась за вилку.
Вскоре Эрик бодро отрапортовал:
– Спасибо, замечательный завтрак! Было очень вкусно! – и пошел к себе, предоставив Соне убирать со стола и мыть посуду.
Кажется, ему все нипочем, горько думала она, с грохотом задвигая дверцу посудомойки. Он прекрасно устроился. Видит же, что я влюблена в него, не слепой… Разве он не понимает, как я страдаю? Но ему все равно… Конечно, зачем я ему нужна? У него есть эта змея…
На глаза навернулись слезы.
Ну что он в ней нашел? Она ведь просто… дрянь. На языке вертелись и более крепкие выражения на чистом русском языке, но Соня не могла их себе позволить даже наедине с собой: она была слишком хорошо воспитана.
За мытьем посуды она пространно объясняла воображаемому Эрику, что такое настоящая любовь и кто ее достоин. Воображаемый Эрик увиливал, доказывая, что больше не любит Стеллу, но Соня находила самые беспощадные выражения, чтобы разоблачить его хитрости. От этого ее собственное сердце просто разрывалось на части. В этой ситуации она виделась себе единственным страдательным лицом.
Ну и что, что они расстались? Все равно у них было счастье, которого и до сих пор им не забыть. То-то он все и вспомнил при первом удобном случае!..
Но потом стало ясно, что все не так, и что Эрик все-таки порядочно намучился. Соня вздохнула и поклялась себе, что не хочет причинять ему новых страданий.
Но любить его она не сможет, конечно. Да ему и не нужна бледная тень его прежней любви, – тут Соня в очередной раз всхлипнула, – но она готова простить его… Только бы он сам ее больше не мучил, ведь все было так хорошо в последние дни перед катастрофой!
Внезапно скрипнула дверь и на пороге появился Эрик:
– Пойдем прогуляемся до речки? Хочу посмотреть на ледоход.
Все слова и мысли спугнутой стайкой птиц вылетели из головы. Соня только кивнула.
На прогулке Эрик все время болтал сам с собой, словно ему и дела не было до того, что думает его спутница. Соня понимала, что он хочет сделать вид, будто вчерашнего разговора не было, и поначалу внутренне сопротивлялась этому. Но потом стала больше смотреть по сторонам и уже бездумно реагировала на слова Эрика односложными репликами.
Депрессивный мрак сам собой постепенно рассеивался. Дышать становилось легче.
Она уже была благодарна Эрику, что он не осуждает ее за вчерашний всплеск эмоций, уже сердилась на себя за то, что вышла из берегов почище всякой Пармагосы. Но причина ее протеста по-прежнему казалась справедливой, и малейшая мысль о сопернице, которой она проиграла уже дважды, ввергала в самую мрачную меланхолию.
А ведь после знакомства с Эриком неведомая мисс Сильвер уже не казалась исчадием ада, сбившим талантливого ученого с пути истинного и разбившего сердце его ученице. Соня смирилась с потерей Чарльза. Но теперь, после рассказа Эрика, ненависть вернулась в утроенном размере.
Ничего более отвратительного, чем портрет, встающий из рассказа Эрика, Соня и помыслить себе не могла. Еще фраза Кэтрин о том, что Сильвер меняет мужчин, как перчатки, больно ранила ее (в какие же ты грязные руки попал, Чарли!), но этот образ казался ей обычным преувеличением, типичным для Кэтрин. Однако Эрик все подтвердил, и даже более того.
Не укладывалось в голове: как он без ненависти может общаться с женщиной, которая из его объятий переходит в другие? Ничего более мерзкого и представить себе было нельзя. Стелла Сильвер стала для Сони прямым олицетворением зла.
Но Эрик ни словом не упоминал о Стелле ни на этой прогулке, ни потом. И постепенно мрачная тень прошлого растворилась в идиллических буднях. Эрик был нежен и предупредителен, брал на себя почти всю домашнюю работу, и Соня радовалась каждому дню, проведенному с ним вместе.
Втайне она уже ждала, что тепло этого почти семейного уюта перерастет в настоящий жар. Сама же держалась крайне робко, и хотя нередко ловила на себе нежный взгляд Эрика, в котором угадывалось многое, ни одного смелого шага от него она так и не дождалась.
Атмосфера дома все больше напоминала предгрозовую и неминуемо должна была разразиться
