флакон мы отдаем кошель золота.
Он показал руками, какой величины кошель, и в экипаже наступила почтительная тишина. Потом Короткие Бакенбарды откашлялся, бросил опасливый взгляд на своего начальника и спросил:
— А нельзя ли... того-этого... нюхнуть?
— Никак нельзя. Во-первых, ларец запечатан, а во-вторых… — Тревельян выдержал паузу, — во- вторых, как было сказано, зелье очень возбуждает. Хотя Наставнику сто лет, но даже ему в момент пробуждения надо... просто необходимо... ну, вы понимаете, господа... На этот случай у него есть пара девушек-служанок. Ну, а нам ведь не сотня лет! И мы путешествуем без девушек!
«Здоров ты врать, внучок! — буркнул, пробудившись, командор. — Язык как на веревочке подвешен!»
«Не жалуюсь», — мысленно отозвался Тревельян, следя за лицами слушателей. Двое слуг и Завитые Бакенбарды внимали с интересом, а что до их шефа, то он, похоже, был вдохновлен — и до такой степени, что глазки сверкали, а челюсть отвисла. Наклонившись к Тревельяну, он пробормотал:
— Говоришь, за маленькую ложку берут золотой? И надолго ее хватает, этой ложки?
— Раз на двадцать. Потом бальзам выветривается.
— Хррм... — Физиономия Важных Бакенбард побагровела. — Я бы взял ложечку-другую может, и побольше... так, на пробу, из любопытства... Я знаком с Нурам-Сином, вашим дарующим кров. Как ты думаешь, у него еще есть это зелье?
Трое его подчиненных тоже сидели красные, явно сдерживая смех. Важные Бакенбарды окинул их грозным взглядом, и щеки у всех троих тут же начали бледнеть. Видно, их шеф был крутоват, злопамятен и скор на расправу.
— Ну, так есть у него зелье?
Тревельян раскрыл было рот, чтобы ответить, но тут их экипаж вырвался из леса на открытую равнину, и пассажиры приникли к окнам. Зрелище, открывшееся им, стоило того: впереди возвышались два скалистых холма, вершины которых, были выровнены и обнесены палисадом из темного камня. За этой первой оборонительной линией вставали стены внушительной ширины и высоты с восьмиугольными башнями через каждые семьдесят-сто шагов, и башен этих насчитывалось ровно сорок, по двадцать на западном и восточном холмах. Еще выше башен были центральные цитадели, увенчанные куполами в окружении бронзовых шпилей и каких-то каменных фигур, которых за дальностью расстояния Тревельян не разглядел. На уровне второй линии укреплений оба холма соединялись огромным каменным мостом на мощных гранитных опорах, по которому могли проехать в ряд десять колесниц. С обоих концов моста стояли по две башни, а его опоры были сделаны в виде двенадцати арок, подпиравших каменные балки, парапет и донжоны с бойницами для стрелков. Дорога перед крепостью делилась натрое: центральный путь шел на север под мощными арками, два других тракта, ведущих на запад и восток, проходили под холмами на расстоянии прицельного выстрела из лука, исчезая вдали. От каждой из этих дорог поднимались зигзагами лестницы к воротам во внешних стенах, а рядом тянулись пандусы для въезда фургонов и колесниц. На лестницах и у ворот поблескивали доспехи стражей, по верху стен прохаживались арбалетчики, на шпилях ибашнях развевались пурпурные с золотом имперские штандарты.
То была цитадель Меча и Щита, первая настоящая крепость, увиденная Тревельяном. Здесь стояли четыре тарколы, около пятнадцати тысяч солдат — внушительный гарнизон, охранявший подходы к столице и важный транспортный узел, откуда имперские тракты вели на три стороны света, ко всем цивилизованным державам. Впрочем, эти стены и башни, как и сама Полуденная Провинция, не видели врагов два с лишним тысячелетия. Воевали здесь в глубокой древности, когда Уршу-Чаг Объединитель бился с непокорными князьями.
— Грозный вид, — произнес Завитые Бакенбарды, поглаживая свисавшую на грудь золотую цепь. — Мощь Светлого дома нетленна, и тверда его рука.
— Да будет он жив, здоров и могуч! — в один голос откликнулись служители, а их господин очертил под сердцем круг.
Возок добрался до растроения дороги, где была круглая площадка с пилоном посередине. Тревельян напряг глаза, пытаясь прочитать надпись, и вдруг инерция прижала его к стенке кареты — они поворачивали. Через несколько мгновений, их экипаж, удалившийся от моста и центральной дороги, уже мчался, набирая скорость, мимо лестницы, поднимавшейся к восточным крепостным вратам.
— Мы свернули! — сообщил Тревельян, бросив за окно недоуменный взгляд. — Похоже, наши возницы не в ладах с географией. В Мад Дегги — на север, а эта дорога в Провинцию Восхода!
— Клянусь богами, рапсод прав! Едем не туда, — поддержал его Важные Бакенбарды.
— Ну-ка, ты! — Он ткнул пальцем в пучеглазого. — Разберись!
Служитель открыл задвижку в передке кареты, высунул голову в маленькое оконце и пустился в переговоры с возницами. Затем, вернувшись на место, доложил:
— Объезд, мой господин. Возничие говорят, мост рухнул через Мийош. А река глубокая, бродом не перебраться... Едем к другому мосту, старому, что около Мад Ская.
— Не предупредили, сыновья пацев! — недовольно пробурчал Важные Бакенбарды. — А плачено им за быстроту! Я с них деньги назад стребую! Треть или даже половину!
— Клянутся, что будем на месте вовремя, какобещались, — сообщил пучеглазый. — Сказали, объезд недолгий, только чуть потрясет — к старому мосту лесом поедем.
— Чтоб их прах не доплыл до Оправы! — проклял возниц Важные Бакенбарды, и тут экипаж свернул с имперского тракта на север, в лес. Дорога была грунтовая, узкая, но довольно ровная — трясло не сильно. Звонкий цокот копыт по камню сменился глухиммонотонным стуком, скорость упала, однако возок благополучно пробирался вперед среди огромных сосен. Этот лес уже не был заповедным, и кое-где виднелись следы вырубки — сосны шли на мачты и обшивку кораблей.
Успокоившись, Важные Бакенбарды повернулся к Тревельяну.
— Так что насчет этого зелья? Которое по золотомуза ложку? Есть у Нурам-Сина запас?
— Есть, мой господин, не сомневайся. Нурам-Син дарующий кров, а значит, человек запасливый. Коли ты с ним в дружбе, он, быть может, тебе бесплатно даст.
«Догонит и еще даст», — ехидно добавил командор.
— Хрмм, бесплатно... Бесплатно — это хорошо. Мы служители Светлого Дома, и хоть эта служба почетна, на ней не разбогатеешь. Хрмм... А как это зелье пользуют. Надо ли только нюхать или можно внутрь принять?
— Можно и внутрь, — с любезной улыбкой сообщил Тревельян. — Все от цели зависит, почтенный. Если ты хочешь осчастливить женщину один раз, достаточно нюхнуть, а если два или три, то лизнуть. Самым кончиком языка.
— А если каплю в вино и выпить?
— Ну, тогда одной женщины не хватит. Одной такого счастья не вынести, нужны по меньшей мере, четыре или пять.
— Четыре... — задумчиво произнес Важные Бакенбарды, подняв глаза вверх. У меня как раз четыре жены... Если Нурам-Син все же потребует денег, во что мне обойдутся их радости?
Он погрузился в сложные вычисления, а Тревельян глядел на него, развлекаясь от души. Глядел, хихикал про себя, потешался и потому пропустил нечто новое и странное: в глухом лесу вдруг возникли за деревьями высокие стены с башенками по углам, а в стене — небольшие, но прочные ворота. Створки их были гостеприимно распахнуты, и экипаж, свернув с дороги, въехал во двор и остановился.
— Прибыли, — сказал Завитые Бакенбарды, снимая висевшую на шее цепочку.
— Точно, прибыли, — подтвердил пучеглазый, сунулся в баул, но вытащил на этот раз не закуску и не кувшин с вином, а прочный кожаный ремень.
— Должно быть, харчевня, — сказал Тревельян, выглядывая в окошко.
— Харчевня, — кивнул Важные Бакенбарды, ощерясь в ухмылке. — И ты, сын паца, будешь столоваться в ней, пока зубы не сгниют. — Он приподнялся с сиденья и вдруг гаркнул: — За дело, молодцы! Хватай его! Вяжи!
На Тревельяна навалились трое. Не просто навалились: Короткие Бакенбарды ткнул его дубинкой в живот, пучеглазый схватил за ноги, пытаясь обкрутить ремнем лодыжки, а Завитые Бакенбарды с неожиданной ловкостью захлестнул вокруг шеи цепь. Она оказалась очень прочной, явно не золотой, а
