женщину. Но, говоря по правде, одни ее калечили, другие отравляли, а третьи...
Не открывая глаз, Эри протянула руку и ущипнула его за живот.
— Пак с тобой, Дакар! Мы ведь не манки отвальные, верно? Мы делаем детей, когда хотим этого. Или когда нам посоветуют в Медконтроле.
— И что для этого нужно, кроме... — Пальцы Эри выписывали игривые круги и восьмерки на его животе, и он почувствовал возбуждение.
— Ну, сходить в Медицинский Контроль и снять блокаду. Но к этому я не готова, нет, не готова. Я еще слишком молода.
— Заметно, дорогая. Ручки у тебя шаловливые, — пробормотал он дрогнувшим голосом и повернулся к девушке. — Сколько тебе лет, Эри?
— Даже этого не помнишь? — Она пощекотала ему шею, откинулась, подставив грудь его губам. — Сорок один. Вот здесь поцелуй... и здесь... и тут тоже...
— Я думал, двадцать пять.
— В двадцать пять я столько не умела, как сейчас.
Через несколько минут, когда они разжали объятия и улеглись рядом, глубоко дыша, полные покоя и истомы, он поинтересовался:
— В твои плохие дни нельзя заниматься любовью? Когда они придут? — Что придет? — проворковала Эри, слизывая с верхней губки капельки испарины. — Ты о чем, Да... Павел?
— О месячных. О днях, когда у женщин бывают кровотечения.
Девушка застыла с полуоткрытым ртом. Затем, приподнявшись на локте, изумленно уставилась на него:
— Какие кровотечения? О чем ты говоришь?
— О менструальном цикле. Или?..
Она в растерянности помотала головой. Светлые волосы взметнулись львиной гривой, рассыпались по плечам и упругой груди.
— Никогда не слышала об этом мест... мест... словом, об этом цикле. Кровь течет у женщин и мужчин, если им шкуру попортить. Разве в твои времена было иначе?
— В мои времена была такая штука, как реклама, — сообщил он, — а в ней сплошь о прокладках и презервативах. Ящик не включишь, чтобы о них не услышать... Ну да ладно! Скажи, милая, могу я задать один... гмм... деликатный вопрос?
Усмехнувшись, Эри опустилась на постель.
— Думаю, можешь. После того, что ты тут со мною вытворял... а я с тобой... Определенно, можешь!
— Когда ты первый раз была с мужчиной... в самый-самый первый, понимаешь?.. ты чувствовала боль? Были вообще неприятные ощущения, кровь или
ее следы? Ну, что-нибудь в этом роде?
— Это случилось так давно... — пробормотала Эри, с задумчивой улыбкой опуская ресницы. — Так Давно... мы были такие смешные, неловкие... Большого
удовольствия я не испытала, однако боль... при чем тут боль? — Верно, ни при чем, — согласился он и добавил как бы про себя: — Неудивительно! Уже в мою эпоху были подозрения, что натуральные девственницы когда-нибудь переведутся. Все к этому шло, но спрос на девственниц еще сохранялся, и их стали воссоздавать искусственным путем. А в ваши времена, как видно, нет и спроса! Отчего же?
Эри шлепнула его по губам и повернулась на бок.
— Я спать хочу! Не мучай бедную девушку расспросами! Завтра Крит вернется, у него и спрашивай... у него, не у меня... — Глаза ее и в самом деле закрывались. — Он отведет тебя к приятелю... к Мадейре... и тот...
— Погоди, милая! Только ответь, каким образом...
— Не повезло мне, — сонно прошептала Эри, — не повезло... Мужчин в Мобурге миллионов пятьдесят, а мне достался трахнутый инвертор... Дакар, а может вовсе не Дакар... обо всем спрашивает, задает глупые вопросы... стоило пситаб снимать...
Он вздрогнул, будто его окатили ледяной водой, и, забыв о проблеме девственниц, сел в постели. Потом наклонился над девушкой, приблизив губы к ее уху:
— Сколько? Сколько, говоришь?
— Что... сколько?.. — Дыхание Эри было уже размеренным и тихим.
— Ты сказала: в Мобурге пятьдесят миллионов мужчин... Это что — гипербола? Фигура речи?
— Какая... фигура?.. Пятьдесят... может, больше... Я их не считала... я не пьютер...
С минуту он глядел на спящую девушку, пытаясь оценить важность своих открытий. Первое заключалось в том, что, судя по всему, женский организм изменился радикальнее мужского. Если учитывать малую скорость эволюции гомо сапиенс, это давало ориентиры во времени, очень грубые, но тем не менее пугающие: возможно, с его эпохи прошли не сотни и не тысячи, а миллионы лет. Если только биологический прогресс не подстегнули каким-то хитрым способом, что тоже не исключалось — ведь в этом мире генетика была на высоте. Производить живых людей... пусть безмозглых, как эти одалиски... Все равно фантастика!
Но, разумеется, это открытие меркло перед вторым. Он полагал, что обитателей Мобурга миллионов десять, может быть — пятнадцать или двадцать, но, кажется, такое мнение было ошибочным, проистекавшим из опыта прошлого, где самый крупный мегаполис населяли пятнадцать миллионов человек. А здесь, если Эри не шутит, сто... Пятьдесят миллионов мужчин нуждались примерно в таком же количестве женщин, да и сам он видел на улицах, что слабый пол не уступает в численности сильному. Чего не встречалось, так это детей и стариков... еще одна загадка, дьявол!
Соскользнув на пол, он оделся, приладил на руку браслет и, хмурясь, осмотрел его. Массивный, но не из металла, слишком легкий и, вероятно, прочный... пошире ладони, с маленьким серым экранчиком, утопленным в овале из крохотных клавиш... Клавиш шестнадцать, десять с цифрами, шесть с буквами, и хотя цифры и буквы ясны, все остальное — темный лес... Он не знал, как обращаться с этим устройством, которое, видимо, заменяло паспорт, телефон, компьютер и чековую книжку.
Добраться к терминалу? Но в комнате Эри его не было — здесь находились только ложе (круглое, а не Полумесяцем, как в его хижине), легкие кресла и столики, какие-то решетчатые конструкции и множество шкафов за стенными панелями. Еще — холодильник, точнее — домашний раздаточный автомат, местная кормушка... Все остальное — зеркала и драпировки, занавес у входа, украшения, светильники и странный предмет, менявший окраску, — являлось чистой голографией. Возможно, где-то в этих разноцветных миражах и прятался компьютер, но он не мог его найти.
Эри спала, и будить ее не хотелось.
Он выбрался в кольцевой коридор, пустынный и тихий в это время суток, шагнул в кабинку лифта и спустился с триста сорок первого яруса на сто двенадцатый. Лифт не был похож на неуклюжие и тесные устройства, к которым он привык; этот двигался стремительно, бесшумно, и в его цилиндрической кабине можно было перевезти слона. Ну, не слона, так носорога...
Дверь патмента открылась перед ним, мигнул у потолка экранчик-сканер и тут же вспыхнул свет. Сбросив обувь, он подошел к терминалу, встал на металлический диск, взялся за рукояти, подождал, пока система его не опознает. Лицо синтета Эри возникло перед ним, и в голове мелькнула мысль: не такая уж мразь этот Дакар, любитель одалисок... Вот, синтета сотворил, и, кажется, с большим старанием! И патмент назван в честь любимой женщины...
— Работать не будем, — сухо произнес он, всматриваясь в синие глаза. — Мне нужно получить кое- какие справки, но до того скажи — могу я сесть? Ты не исчезнешь?
— Не исчезну, дем Дакар. Разумеется, вы можете сесть, если не собираетесь работать над новым клипом. — А если бы собирался?
— Тогда необходим прямой контакт с записывающей аппаратурой.
— С этим диском и стержнями? — Да.
Кивнув, он обулся, придвинул поближе одно из кресел и сел. В камине за его спиной плясало вечное пламя, облизывая горевшие и не сгоравшие поленья.
— Сколько жителей в Мобурге?
