Развлечений.
Кажется, Дакар был потрясен — во всяком случае, он замолчал надолго. Дело понятное! С крысами он уже познакомился, а значит, мог представить вариант, который не очень. Не очень гуманный и не очень быстрый. Я сорок лет без малого по куполам скитаюсь и навидался всякого, наемником был, и обром, и Черным Диггером, а скольких на компост отправил разрядником и пулей, не перечесть. То есть перечесть, конечно, можно, но счет я потерял на пятой сотне, лет четырнадцать назад. Но за всю свою бурную жизнь я послал к крысам лишь одного человека, гранда Лиона из Химических Ассоциаций. Хоть и мерзавец был, а жаль! Лучше бы я его сжег или скамейкой придавил... Скамьи в его резиденции были тяжелые, из серого гранита...
Коридор тянулся бесконечно, под ногами — то твердый камень, то подозрительно мягкий грунт с зияющими ямами. Такие же норы были в стенах и потолке, и пахло из них чем-то незнакомым. Точно не крысами и не манки, но я опасаюсь всего, с чем прежде не встречался, — процесс знакомства может быть болезненным. По этой причине я панцирь не снимал, а слушал ухом и прикладывал ладони, пока не уловил журчание воды. Даже не журчание, а гул — труба проходила совсем поблизости, и воду качали так, будто собирались выкупать сотню джайнтов. Но джайнты, конечно, были ни при чем.
Время полива... Воду берут на плантацию, много воды, а это значит, что там растут фруктовые деревья, либо площади полива велики, десять или даже двадцать квадратных километров. Но вблизи тоннелей Третьей трейн-станции мне такие латифундии не вспоминались, да и с грушами-сливами я ничего подходящего припомнить не мог.
Мы двинулись дальше и вскоре разглядели дыру, проделанную в стене, — круглую в сечении, почти в человеческий рост, но не имевшую к человеку никакого отношения. Не ведаю, какая тварь тут поработала — запах, как и прежде, был мне незнаком, — но ход, открывшийся за дырой, тянулся в нужном направлении, то есть к водному коллектору.
Поразмыслив, я решил рискнуть. Баллон огнемета был наполовину пуст, но, с учетом разрядника и моего «Ванкувера», схватку с крысами мы бы выдержали. И хоть я не имел понятия о существе, пробившем ход, оно казалось не страшней крысиной стаи.
— Иди за мной и посматривай назад, — велел я Дакару, и мы нырнули в темное отверстие.
Нору проложили в мягком, но хорошо утрамбованном грунте — ноги не вязли, и с потолка ничего не сыпалось. Шли согнувшись, и ствол огнемета, повинуясь взгляду, то и дело утыкался в стены, пока я не выключил реактант, бесполезный в этом замкнутом пространстве. Запах по мере продвижения вперед ослабевал, и это вдохновляло — во всяком случае, мы не приближались к существу, прорывшему тоннель. Если не считать сопения Дакара и гула воды, который делался все слышнее, здесь царила тишина. Кое-где попадались пятна светящейся слизи, и, прикоснувшись к одному ладонью, я ощутил покалывание, словно от слабого электрического тока.
— Крысиная дыра... — пробормотал инвертор за моей спиной.
— Нет, — откликнулся я. — Тут постарались не крысы.
— А кто?
— Не знаю. Но тварь здоровенная, и лучше с нею не встречаться.
Справа замаячил цилиндрический бок водяной трубы. Такие коллекторы, как и воздуховоды, облицовка трейн-тоннелей и многое другое, сделаны из практически вечного тетрашлака, который ни киркой, ни разрядником не прошибешь. Воду закачивают из глубин, с водоносных горизонтов, питающих Ледяные Ключи, и потому труба холодна и влага конденсируется на ее поверхности. Возможно, хозяин норы ползал сюда на водопой? Разумная гипотеза — ход примыкал к трубе на всем ее протяжении.
В бинокулярах полыхнуло розовым — мы приближались к источнику тепла. Я сдвинул очки на лоб, всмотрелся и невольно ускорил шаг. Передо мной была мозаика из шестигранников, прозрачных и сиявших ровным светом, таким знакомым и родным... Кристаллитовые блоки, из которых собирают купол! Труба пронизывала их, исчезая в выпуклой светящейся стене, а ход отклонялся вправо и огибал ее.
— Что там такое? — спросил Дакар. — Берлога фирмы «икс»?
— Нет, латифундия. Рабочий купол, в котором, я думаю, что-то выращивают. Осмотрим его, сориентируемся.
Если глядеть сквозь кристаллитовый блок, все кажется мерцающим, озаренным золотистым туманом; контуры размыты, очертания искажены, размеры предметов увеличены, будто рассматриваешь их через огромную линзу. Но кое-что разобрать удается — тем более если представляешь вид за кристаллитовой стеной.
Как я и думал, там шеренгами тянулись деревья, но не плодовые, а с толстыми зелеными стволами, расходившимися на несколько отростков, искривленных у ствола и направленных вверх. Ни листьев, ни ветвей; только эти мясистые отростки, ребристые, угловатые, усеянные шипами. Их оплетала паутина, серый ковер из множества слоев, наброшенный поверх растительности и уходивший в глубину до нижних, самых массивных отростков. В земле виднелись полусферы распылителей с бьющей из них водой, а паутина, как и положено, кишела пауками — небольшими, размером с кулак, совсем непохожими на чудищ из Керуленовой Ямы. Они были юркими и постоянно двигались, выпуская тонкие длинные нити, отсвечивающие серебром.
— Кактусы! Очень похоже на кактусы, — с сомнением произнес инвертор, всматриваясь в пейзаж под куполом. — Кактусы и пауки... Что это значит, Крит?
— Мы у плантации «Пармы». Это одна из Компаний Стволов, производящая шелк, ткани из шелка, фантики и обертки. Самые лучшие и дорогие.
— Шелк? Из паучьих нитей?
— Да. Натуральное и очень ценное изделие.
— А кактусы зачем?
— Эти колючие столбы? Не знаю, партнер. Слышал только, что паукам-шелкопрядам необходим особый корм. Может быть, они их едят?
— А что такое Компании Стволов? Чем они занимаются?
Его любопытство было неистощимо.
— Делают предметы быта, — пояснил я. — Мебель, посуду, украшения, одежду, раздаточные автоматы, косметику, голографические проекторы. Друг с другом не воюют, но часто ссорятся с поставщиками — металлы им нужны, и пластики, и разные виды армстекла. Природное сырье — хитин, шелк, перламутр, дерево — получают со своих плантаций. Таких, как эта. — Я хлопнул ладонью по сияющей шестиугольной пластине.
Мы направились обратно к тоннелю, шагая вдоль округлого бока водяной трубы. Дакар замолк — видно, по своей привычке, раскладывал новые сведения в голове; гул воды затихал с каждой секундой, пока не превратился в негромкое журчание. Кроме него, слышался лишь шелестящий звук шагов.
Я был доволен. Теперь я знал, где мы находимся: за плантацией «Пармы» лежало несколько сельскохозяйственных зон, а по другую сторону тоннеля, ближе к линии на Вилс и Варш, — рабочие купола Первой Алюминиевой и фирмы «Норк-Скай», изготовлявшей авиетки. За ними, километрах в трех, но на том же уровне, располагалась промзона «Двойного „эф“, которую я мог прослушать — причем с близкого расстояния, если коридор, которым мы шли, куда-нибудь не вильнет. Но он тянулся в нужном направлении, вперед и вверх.
Мы вылезли из норы и отшагали положенное число километров. Правая половина тоннеля была каменной, но левая стена, потолок и пол состояли из рыхлой породы, испещренной круглыми дырами и ямами. Диаметр их был таким же, как в проходе, ведущем к плантации «Пармы», и, вероятно, их оставило одно и то же существо. Или существа — не исключалось, что этих тварей здесь целая сотня.
Я не стал снимать броню, а только прижался к холодной каменной стене ухом, щекой и ладонями. Схема этого участка вспомнилась во всех подробностях: метров шестьсот—шестьсот пятьдесят до купола «ФлайФайра» и подходившей к нему трейн-линии; вверху, слева и справа — зоны других компаний, со своими транспортными ветками, своей мелодией, включающей шорохи, шелесты, скрипы, лязг и гул. Зафиксировав мысленно эту картину, я слушал больше двух часов, пытаясь уловить вибрации тоннелей, которым в ней не находилось места. Я не услышал ничего — в смысле ничего внушающего подозрения. Все перевозки шли в обычном темпе и по известным каналам: сырье — в промзоны, а из них — продукция, где реже, где чаще, с периодом от двадцати минут до часа. Период зависел от размеров куполов — в тех, что
