спастись, и немалый: пока мина вверх поднимается и с апогея пикирует, все время тембр голоса своего меняя по мере разгона, можно заползти в какую-нибудь щель-укрытие. Мина дура дурой, а хитра. Когда она в землю со всего маху влипает, то не сразу лопается всей своей начинкой: вначале замедлитель тлеет, ждет, когда энергия удара несколько угаснет, а уж потом выбрасывает взрывчатку в воздух — тут она и лопается.
Смелого пуля боится, но для метателя мин это не самое главное качество. Во всем нужна мера: когда стрелять, а когда и ноги делать. Сегодня Лемб чувствовал, а через него это передавалось и всему остальному расчету в количестве двух, что самым главным ныне окажется второе. Только на чутье, в принципе, рассчитывать и приходилось. Стреляли они сегодня с закрытой позиции, по неизвестной подвижной цели, и корректировщика нового они в первый раз увидели вчера, а сейчас и вообще не наблюдали: сидел он где-то впереди, в двух с половиной километрах к востоку, на высоченном дереве, и общались они только по его желанию, через радиоэфир.
Волновались они, ничего не скажешь. Медленно, не торопясь, в четверть голоса, не демаскируясь и не отвлекаясь от дела, минометчики вели посторонние разговоры, поднимая боевой дух друг друга. Это длилось так долго, что им казалось, будто ничего интересного уже и не будет. Но чувство самоуспокоения их подвело — не зря они тут дежурили.
— Солитер, — вздрогнул маленький динамик, — «розовый фон».
Это был условный сигнал, извещающий о том, что цель появилась.
— Координаты... — пошел набор цифр, ничего не говорящий профану, — высота относительно вас... вектор...двигается колонной, интервал — десять, состав пять. Повторяю координаты...
Цифры одновременно выдавались по параллельному каналу информации на маленькое табло, однако помощник Лемба — Асси, торопясь, записывал цифры в электронный блокнот, а сам бас-сержант быстро перемещал сошки, разворачивая ствол, и тут же по памяти регулировал высоту, вводя нужный угол наклона. Второй помощник уже держат в руках снаряженную, с ввинченным детонатором мину. Лемб бросил взгляд на разложенную карту.
— Дурень, давайте данные непрерывно, черт вас дери! -рявкнул он в микрофон. — Быстро!
Из передатчика вновь пошел поток устной информации, а табло-дисплей усиленно замигало. Затем, не меняя тона, из динамика сказали:
«Малиновый фон». Повторяю: «малиновый фон».
— Сеть! — тихо скомандовал бас-сержант Лемб.
И сразу третий помощник дернул шнуры, хитро соединенные с пятнистой маскировочной сетью, и пошел занавес, демонстрируя миру маленький неприятный сюрприз.
Лемб вновь склонился над шкалами, вводя поправки. Остальные молчали. Лемб дал знак рукой, и все приоткрыли рты, опасаясь звукового удара.
И шарахнуло... И снова, снова и снова.
А потом Лемб поднял руку вверх, тормозя ритмичный процесс и глядя на дисплей, потому что плохо слышал динамик. А остальные замерли, как в пантомиме, на середине движения.
И снова перемещение сошек: все понимают команды жестами. И снова регулировка шкалы. И пошла в воздух следующая мина в неизвестную даль, за холм. И раскрытые рты, и пот, и копоть, и следующий ящик с зарядами, и коробка с детонаторами, и уходят, уносятся за холмы оперенные стрелы, соблюдая железный ритм. И придвинутый к уху динамик, наряженное внимание. И снова перемещение сошек, теперь уже без отвлечения на табло — пошла в ход чистая интуиция.
И еще ящик с зарядами. А затем быстрые, мгновенные сборы. А ящики, пустые и полные, и рация, и все, что не нужно, — все в большую груду, и мина с часовым детонатором сверху на куче. А они уже бегут: миномет разобран, он на плечах у всех понемногу. Наверное, попали, но обсуждать некогда, бассержант пока молчит — боится сглазить, и надо делать ноги.
БАШНИ ГОРОДОВ
Пока сравнительно легкие машины прорывались в город с юго-востока, тяжелые четырехгусеничные танки элитной дивизии «Магнолия», снабженные атомной силовой установкой, родившиеся на свет для многосуточных сражений, съехали с гигантских прицепов и, не торопясь, придвинулись к городу с востока. Стекломильметоловое покрытие, по которому еще не так давно проносилось несчетное множество электромобилей, трескалось и брызгами выстреливало из-под гусениц. Бронированные гиганты такого класса еще никогда не передвигались по этому городу. Неспешность была их технической чертой характера, первоначально заложенной в конструкции, им не нужна была подвижность легких бронетранспортеров, они были готовы стойко перенести воздушную ударную волну атомных взрывов и подкалиберные бронебойные снаряды. В этом городе у них не было достойных противников, поэтому их продвижение напоминало парад. Находящиеся внутри экипажи, состоящие из пятнадцати человек, пытались обмениваться шуточками, насколько позволяла шумовая составляющая движения. Нервничали только рулевые, уж слишком узки были эти улицы пригородов, но ближе к центру столицы они надеялись выбраться на широкие автострады и площади. Танки были довольно высоки, но окружающие здания, конечно, превосходили их — обзор был ограничен, как ни вертели командиры свои перископы. Их начальники не были полными дураками, они понимали, как элементарно можно заблудиться в большом незнакомом городе, поэтому в каждом танке находился прикомандированный офицер особой полиции, он сидел в кресле .корректировщика огня, эта должность была необходима в танке, так как он имел пять орудийных и огнеметных башен.
— Вот они, — сказал Лумис, наблюдая в бинокль. Отсюда, с огромной высоты, танки казались совсем игрушечными, и двигались они по игрушечным улочкам. Лумис доложил в штаб о противнике, хотя там, ясное дело, были уже в курсе.
— Вы готовы? — спросили оттуда по рации, хотя тоже знали ответ.
Мы готовы, — ответил Лумис, продолжая наблюдать за бронетехникой, движущейся по трем параллельным улицам.
— Взрывайте здание.
— Давай, Карбан, — обратился Лумис к сухощавому пареньку, — делай свое черное дело.
— У нас в запасе пять минут, — произнес тот и повернул рубильник.
— Сматываемся! — распорядился Лумис.
— Я никуда не пойду! — внезапно ожил в углу астроном, он уже давно оборвал свою лекцию и просто сидел, уставясь в одну точку.
Лумис встал, схватил старика под мышку и побежал, прыгая через ступеньку, к ожидающему дирижаблю.
Они успели отлететь достаточно далеко, когда «Восточная Башня» беззвучно осела, а затем стала заваливаться набок. Она валилась и валилась. Создавалось впечатление, что она удлиняется на ходу: человеческое зрение по-разному воспринимает вертикальные и горизонтальные размеры. Старик заплакал, тихонько, как ребенок, а потом их настигла ударная волна.
После нескольких проб, явно бесполезных, четырехгусеничные машины прекратили попытки преодоления преграды, генерал Балифан, командующий дивизией «Магнолия», лично наблюдавший за этими импровизациями младших командиров на изображении, передаваемом с патрульного дирижабля, был в растерянности. После подрыва линии небоскребов та сторона города стала непроходима для танков. Он мог своей властью дать распоряжение отойти, хотя это было тяжеловато: громадные машины кое-где еле- еле помещались на узковатых улочках, и развороты там были затруднены, но проблема была не в этом. Как он, не выполнив задание, посмотрит в глаза командующему ударными наступательными силами Баркапазеру? Просто так взять и передать славу пехоте, которая вот-вот прибудет из района Патинелии, и плюнуть на карьеру? Его коллега генерал Лако уже обделался, подвели его «Абакуры», лететь ему с должности за плохое моральное состояние личного состава. Но «Абакуры» — танки легкие по сравнению с его железом, а если отступит «Магнолия», стыда не оберешься. «Держать завоеванные позиции!» —
