елочная канитель — сжимала кулак и сердито просила: «Черт-черт, поиграй и отдай!» — а ключи все не находились… И это тоже всплыло в памяти только в Камарге, как светлое пятно из мрака той новогодней ночи.
Все это можно было вспоминать бесконечно, но тревога не давала Георгию полностью отдаться воспоминаниям. Надо было понять, куда Полина пропала, а для этого надо было сосредоточиться.
«Она говорила, сестра у неё в больнице! — вдруг вспомнил он. — Ну точно, у Покровских ворот где-то, на Маросейке!»
Простая логика подсказывала, что если женщину положили в больницу, потому что она вскоре должна родить, то вряд ли эта женщина ни с того ни с сего куда-нибудь уедет.
Эта мысль пришла Георгию в голову на рассвете — все-таки правда, что утро вечера мудренее, даже после бессонной ночи! — и он еле дождался восьми часов, предполагая, что примерно в такое время начинаются в больницах какие-нибудь часы для посещения или что-то вроде этого.
Правда, он не знал адреса больницы и не знал даже фамилию Полининой сестры, но это, конечно, не могло его остановить. Вряд ли на Маросейке окажется несколько таких больниц, а фамилия… Георгий вспомнил, как Полина рассказывала, что её сестру называют в школе Капитанской Дочкой, и догадался, что фамилию та, значит, в замужестве не поменяла. Да и имя у неё было редкое.
В общем, все это были не те обстоятельства, которые могли бы его остановить или хотя бы задержать. Да и никаких теперь не было обстоятельств, которые его остановили бы.
Только стоя в очереди к окошку регистратуры — Ева Гринева была, конечно, на всю больницу одна, — Георгий сообразил, что к ней могут ведь и не пустить совершенно постороннего человека. Да и пускают ли вообще посетителей в такие больницы, это же что-то вроде роддома?
К тому же у него не оказалось с собой обязательных тапочек и пришлось навязать на сапоги полиэтиленовые пакеты, за которыми он сбегал в ближайший магазин.
Но, к его удивлению, пропуск ему выписали мгновенно.
Правда, когда Георгий поднялся на второй этаж, где, если верить вывешенному рядом с регистратурой списку, находилась Евина палата, его тут же отправили этажом выше.
— И куда вы все подевались?! — ахнула полненькая круглолицая медсестричка, сидевшая за столом в коридоре. — Просто чума, а не родственники — то толпой ходят по сто раз в день, то как корова их языком слизала! Разве так можно? — укоризненно сказала она, впрочем, поглядывая на Георгия с кокетливым интересом.
— Да я вообще-то в первый раз… — пробормотал он. Не объяснять же было, что он и сам не прочь узнать, куда все подевались. — А разве что-нибудь случилось?
— Он ещё спрашивает! — возмутилась медсестричка. — Конечно, случилось. Родила же она, сегодня ночью родила! Или это, по-вашему, не событие?
— По-моему, событие, — оторопело кивнул Георгий. — Но я же…
— Посмотрела бы я, как бы вам понравилось родить, и чтоб ни души родной рядом! — продолжала возмущаться медсестра. — Она и так, можно сказать, мать-героиня, первые роды в таком-то возрасте, да ещё раньше времени!.. Безобразие, — сердито добавила она, неизвестно к чему относя это определение, к первым родам или к отсутствию в такой момент родственников. — Но вы не волнуйтесь, — смягчилась она наконец: видимо, Георгий выглядел очень уж обалдело. — Все в общем-то в порядке, хоть и немножко пораньше, но у нас же здесь все под контролем. Трех мальчишек она родила! — Девушка сообщила об этом с такой гордостью, как будто сама родила трех мальчишек. — Хотя это, конечно, кошмар.
— Почему? — не понял Георгий.
— Да потому что с мальчишками одна морока. — Медсестричка даже удивилась его непонятливости. — Ладно, пока маленькие, а потом? Хулиганят, лезут куда зря, и только жди, что в тюрьму сядут.
— Ну, может, у неё хорошие будут мальчишки. — Георгий еле сдерживал улыбку. — Почему обязательно в тюрьму?
— А вы ей кто будете? — наконец поинтересовалась девушка. — Что-то я вас раньше не видела.
— Я в первый раз, — повторил он и добавил просительно: — Можно я к ней зайду, раз все равно никого получше нету?
— Да уж зайдите хоть вы! — засмеялась медсестричка. — Поздравить только не забудьте, а то она, бедная, совсем измучилась. И халат лучше снимите — накиньте просто, а то он у вас на плечах сейчас лопнет.
«Идиот, мог бы хоть цветы догадаться принести!» — подумал Георгий, входя в палату.
Палата была отдельная, но такая маленькая, что он даже остановился в дверях, не понимая, как сумеет в ней поместиться. Женщина, которая лежала — точнее, полусидела — на кровати, посмотрела на него с удивлением.
Она была совсем не похожа ни на Полину, ни на брата — светловолосая, светлоглазая. Все они были совсем разные, но вместе с тем… Георгий не умел назвать то общее, что сразу чувствовалось в них, таких разных. Да он и вообще не мог сейчас что-либо сравнивать и оценивать. Он видел только, что глаза у этой женщины — как звезды в воде и что при этом она сильно взволнована, и немножко встревожена, и немножко испугана.
— Здравствуйте, — сказал он. — Извините… То есть поздравляю!
Он чувствовал себя законченным кретином, бестолково торчащим на пороге и несущим полную чушь, и эта женщина должна была, конечно, немедленно послать его куда подальше. Но она вдруг улыбнулась, и глаза её сразу засияли так, что он чуть не зажмурился. Он и представить не мог, что бывает такое сияние!
— Вы, наверное, и есть Георгий? — спросила она, садясь повыше и скручивая узлом длинные русые волосы, которые, правда, тут же снова рассыпались по подушке. — А я Ева.
— Ну да, — кивнул он, наконец протискиваясь в палату. — Я и есть… И я знаю, что вы Ева.
— Как удивительно, правда? — спросила Ева без тени смущения или недоумения — как будто они о чем-то разговаривали, а потом он вышел на полчасика, а теперь вот вернулся, и они продолжают разговор. — Я все-таки не верила, что это когда-нибудь будет… Но с ними правда все в порядке? — спросила она, и тревога в её лице и в глазах стала главной.
— Конечно, — кивнул Георгий, хотя понятия не имел, как там обстоит дело с тремя мальчишками.
— Ведь меня не стали бы обманывать, правда? — Она посмотрела на него так, словно именно он мог разрешить все её сомнения. — Они, конечно, родились очень маленькие, но они здоровы. И это даже лучше, что маленькие — им было легче рождаться.
Она говорила все это так просто и доверчиво, что Георгию вдруг стало совсем легко и смущение его мгновенно улетучилось. Он сделал шаг от двери, поискал глазами стул, не нашел и присел на корточки рядом с кроватью.
— Конечно, все с ними хорошо, — сказал он и осторожно погладил прозрачную Евину руку, лежащую поверх одеяла. — Вы такая молодец, что с ними не может быть плохо. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. — Ева улыбнулась. — Так хорошо, так спокойно, вы себе не представляете! Тема расстроится, что его не было, — сказала она. — Это их папа, Тема. Как странно — их папа… Но, по-моему, даже хорошо, что его при этом не было. Я думаю, мужчине совсем не надо это видеть, правда?
— Как вам лучше, так и надо, — сказал Георгий.
— И лучше все-таки, что мальчики родились, да?
Евино лицо было теперь прямо перед ним, и Георгий видел, как разные, мгновенные чувства сменяют друг друга в светлой глубине её глаз.
— Почему же мальчики лучше? — сдерживая улыбку, спросил он.
Все-таки она была очень похожа на Полину, хотя он по-прежнему не понимал, чем; внешнего сходства не было никакого.
— Но ведь трое детей — это действительно очень много, — объяснила она с какой-то наивной
