— Ну так неси закуску, какую ты там хочешь, — усмехнулся Платон. — Привезли же тебе закусить. И выпить давай. Мне водки принеси.
Он сбросил пиджак, стащил с себя галстук, тяжело опустился на диван и откинулся на спинку, разложив по ней руки — так, что если бы Полина села рядом, она сразу оказалась бы прямо под его руками. Но садиться рядом она не собиралась.
— Может, лучше шампанского выпьем? — спросила она. — Красиво надо жить, Платон Федотович, все-таки к вам девушка приехала, не кошка.
— Тащи шампанское! — захохотал он. — Конечно, ты не кошка…
«Да уж, скорее мышка, — подумала Полина. — Прям сказка о глупом мышонке».
Кажется, теперь ему было весело. Или он просто получал удовольствие от игры с девчонкой, зная, что в любую минуту может сделать с нею все что угодно.
Полина вынула из холодильника свертки и коробки, которые могла ухватить одновременно, сунула подмышку бутылку шампанского и перенесла все это на стоящий перед диваном низкий столик с наборной каменной столешницей.
— Водку неси, водку, — поторопил Платон. — Чего ты одно шампанское? У меня сегодня день удачный был, отметим!
— Открывайте пока шампанское, — сказала Полина. — Вы хоть умеете? Или только водку, и то зубами?
— Да уж открою как-нибудь, — нетерпеливо сказал он. — Все неси!
Снова выйдя на кухню, Полина быстро наклонилась к своему рюкзаку, сиротливо стоящему у холодильника, и вынула из бокового кармана пластмассовую коробочку. Она и сама не знала, зачем взяла с собой французские снотворные таблетки. Ну, собиралась второпях, бестолково, заскочила в гарсоньерку на пять минут и побросала в рюкзак что под руку попалось. После отъезда родителей Полина перебралась ведь в их квартиру: жить в гарсоньерке одной было просто невозможно… Да, кажется, она подумала, что из-за разницы во времени ей будет трудно засыпать в Якутии. В общем, подумала очередную глупость, вот и взяла с собой таблетки.
Теперь Полина эту свою глупость от души благословляла.
«Он, конечно, не я, мужик здоровый, — думала она, вытаскивая сразу три таблетки из коробочки и засовывая их в карман, нашитый на рукав её рубашки прямо возле запястья. — Но подействует ведь и на него когда-нибудь. Хорошо бы поскорее!»
О том, что будет, если таблетки подействуют на Платона нескоро или не подействуют вообще, Полина старалась не думать.
Заодно с таблетками она вытащила из рюкзака мешочек, в котором лежал киндер-сюрприз с бриллиантом, и бросила его на холодильник.
Когда она вернулась к дивану, Платон уже открыл шампанское, расплескав при этом полбутылки.
— Аккуратнее надо, господин алмазный царь, — насмешливо заметила Полина; насмешка в голосе далась ей нелегко. — Ночь впереди долгая, так нам с вами и выпивки не хватит.
— Не бойся, чего-чего, а выпивки хватит! — хохотнул Платон. — Если понадобится, ещё привезут. Царь… Это ты правильно понимаешь, — с пьяным довольством сказал он. — Я здесь царь и бог. Если правильно себя поведешь, все у тебя будет. Да ты правильно себя поведешь — сообразительная! — Полина еле удержалась от желания запустить бутылкой прямо ему в лоб. — Прилетела же… Ну, хватит бегать, садись, давай выпьем.
Что и говорить, стукнуть по лбу надо было бы не его, а себя.
— Садись! А из чего пить будем? — поинтересовалась Полина. — Это, может, вы из горла привыкли, а я шампанское обычно из бокала пью.
— А чего ты мне выкаешь? — запоздало удивился Платон. — Я ещё не старый, сама сейчас увидишь. Возьми там бокалы, в кухне где-то должны быть.
Все дальнейшее Полина воспринимала так, как, наверное, воспринимает действительность канатоходец, идущий по проволоке без страховки. Особенно остро, просто пронзительно, она помнила, как уговаривала Платона выпить за её приезд не водки, а все-таки шампанского. Как он наконец согласился и выпил, потом поморщился, плеснул в свой бокал с остатками шампанского немного водки, «чтоб лучше брало», и — какое счастье! — наконец-то заявил, что хочет «отлить».
Пока он ходил в туалет, Полина бросила в его бокал все три таблетки. Они были шипучие, кисловатые, и их невозможно было почувствовать в шампанском, да ещё спьяну. Для верности она плеснула в Платонов бокал ещё водки, ощутив, правда, что-то вроде угрызений совести: кто его знает, как подействует такой коктейль?
«Ничего, цел будет, — сердито подумала она тут же. — Проститутки таким, как он, клофелин убойный подливают, а это все-таки обычное снотворное».
— Вот ты сама говоришь — царь, — сказал Платон, снова садясь на диван и одним движением вливая в себя все шипучее содержимое бокала. Несмотря на то что авантюра удалась так прекрасно, Полину чуть не стошнило оттого, что, выйдя из туалета, он даже не застегнул ширинку. — А думаешь, легко мне это далось?
«Ну, ясное дело, все равно обратно расстегивать», — подумала она и поежилась.
— Думаю, нелегко, — кивнула она. — Или все-таки легко? Рассказал бы!
Все решения приходили ей в голову с какой-то мгновенной точностью, поэтому она и говорила первое, что приходило в голову. Сейчас, например, она догадалась: единственная тема, которая хотя бы ненадолго отвлечет Платона от сексуальных устремлений, это тема его могущества и успеха.
Как она и предполагала, заставить его говорить об этом оказалось так же несложно, как стиральную машину — стирать.
— Куда там — легко! — усмехнулся Платон. Полина с замирающим от радости сердцем услышала, что язык у него уже заплетается. — Я тут, конечно, и раньше был не из последних, однако и мафия у нас крепкая. Знаешь, как с мафией надо себя вести? — спросил он.
Полине было совершенно неинтересно, как надо вести себя с мафией, но она изобразила на лице всепоглощающее внимание.
— Ты чего там сидишь? Иди сюда! — вдруг вспомнил Платон. — Сюда, сюда. — Он похлопал себя по ноге, как будто подзывая собаку.
Пришлось усесться к нему на колени, хотя оттого, что он тут же схватился свободной от бокала рукой за её грудь, заставило Полину побледнеть от злости и отвращения.
— Надо, чтобы твои интересы всегда были на один уровень выше, чем непосредственные интересы мафии, — тиская её грудь, с пьяной назидательностью объяснял Платон. — Тогда ты всегда будешь на полкорпуса впереди.
— Как-как? — вздрагивая и еле удерживаясь от того, чтобы не стукнуть его по морде или хотя бы по руке, переспросила Полина. — Это что ещё за закон экономики?
— Это жизни закон, а не экономики, — хохотнул Платон. — Ладно, чего это я… разговорился. Раздевайся, не в школу пришла.
«Ну, и что теперь делать? — подумала Полина. — Может, сказать, что у меня критические дни? Да нет, такой или не поверит, или ему наплевать».
Говорил он ещё довольно внятно, но глаза уже были мутные. Глаза то и дело закрывались, и рука соскальзывала с Полининой груди.
«Нет, надо хоть сдохнуть, а ещё немножко время потянуть, — решила она. — Авось все- таки…»
— Сам одетый сидит, а я раздевайся, — усмехнулась она. — Пока ты разденешься, я тут в ледышку превращусь.
— Сама б меня и раздела… — пробормотал он; теперь невнятным стал и голос.
— Давай я тебе лучше ещё водки принесу, — предложила Полина. — Смотри, всю уже выпил.
— Ну, неси, — кивнул Платон; от кивка его голова упала на грудь. — Ты не переживай, у меня от водки ещё лучше стоит…
— Орел, как есть орел! — сквозь зубы процедила Полина и, торопливо соскользнув с его коленей,
