по городу в азартном поиске очередной партии товара. Теперь она то и дело бросала на Митю вопросительные взгляды, словно ожидая совета.
А Лера наоборот — воспрянула духом, и ее уже не могла напугать такая ерунда, как переполненный автобус.
— Но без вас ведь не уедут, правильно я понимаю? — спросил Митя и тут же, вскочив на подножку, обратился с этим вопросом куда-то внутрь автобуса. — Ведь не уедете же без них, правильно?
— Да что ты будешь делать с этими тетками? — извиняющимся тоном ответил ему водитель. — Ведь и знают же, что с места не тронемся, пока всех не загрузим, а все равно… Ну, пусть сидят на своих клунках, раз не торопятся, а я подожду! — Это он произнес уже громко, в салон.
То ли слова шофера возымели действие, то ли Митина веселая уверенность, но внутри автобуса нехотя зашевелились пассажиры, задвигались мешки, и вскоре оказалось, что вполне хватает места для Лериной и Зосиной поклажи.
— Вот и отлично, — удовлетворенно произнес Митя. — Спасибо за сознательность, товарищи! Ну- ка, девочки, быстренько, пока коллеги не передумали, — поторопил Митя, подхватывая их поклажу.
Общими усилиями мешки оказались в автобусе в мгновение ока. Зоська сразу нырнула в салон, помахав Мите рукой на прощание. Лера остановилась на минуту в дверях.
— А ты надолго сюда, Митя? — спохватилась она. — Я ведь даже не спросила…
— Ты вообще мало спрашиваешь. Ненадолго, сегодня вечером самолет.
— Тогда — до Москвы, дома увидимся? — сказала Лера.
— Не увидимся. Я ведь не в Москву, разве я не сказал?
— А куда же? — удивилась она.
— В Лион. Главным дирижером Оперы.
— Ничего себе! — поразилась Лера. — Почему же ты ничего не рассказывал, Мить? Ведь это же… Главным дирижером!
— Я же говорю: ты мало спрашиваешь.
— И на сколько?
— На год пока, а там видно будет. Меня ведь давно приглашали, но пока мама была… А сейчас — что меня удерживает в Москве?
Он неотрывно смотрел снизу на стоящую на ступеньке Леру. Та отвела глаза. Она тоже понимала, что Мите тяжело должно быть в Москве после смерти матери, и ей нелегко было встречать его взгляд — словно устремленный туда, где была теперь Елена Васильевна…
— Но ты же будешь приезжать? — неуверенно сказала Лера.
— Не знаю, посмотрим. Ладно, подружка, счастливо тебе! — Он легко коснулся рукава Лериной куртки.
— Спасибо, Митя! Если бы не ты, я бы с ума сошла, точно!
— Не сошла бы, — улыбнулся он. — Это не те страхи, от которых ты можешь сойти с ума.
И он пошел по улице, не оглядываясь, а Лера поднялась ступенькой выше, и дверь за ней захлопнулась.
Зоська уже сидела у окна и держала рядом место для Леры. Вид у нее был печальный, она была похожа на нахохленную синичку с остреньким носиком.
— Как он появился здесь… — проговорила она. — И почему?..
— Он же сказал: турецкую музыку изучал, — сказала Лера.
— А ты и поверила…
Глава 9
Несмотря на усталость, несмотря на то что Зоська оказалась права, обещая, что обратный путь будет труднее, — эти трудности показались Лере совсем ерундовыми.
Конечно, их автобус становился на каждой границе объектом пристального внимания. Приставали турки, приставали румыны, потом болгары. Каждый пограничник вспоминал, что у него есть жена, дети и множество родственников, которым не помешает новая тряпка.
Но все эти бесконечные препирательства с обнаглевшими должностными лицами уже не казались Лере ни унизительными, ни даже требующими душевных сил. Она и сама не понимала, почему это произошло, но она повеселела, почувствовала в себе прежнюю готовность дать отпор кому угодно — словно струна зазвенела у нее в груди. И, не утруждая себя лишними размышлениями, она вытаскивала из мешков коробочки, и пакетики, и банки с пивом — и отдавала таможенникам.
В этих хлопотах прошла вся ночь. Когда в Горной Оряховице автобус остановился у железнодорожного вокзала, измотанная Зоська сказала с тоской:
— Все, Лер, сил больше нет. А еще в поезд все это грузить, Господи! Сейчас наши все опять как кинутся, снова места не останется в купе!..
— Останется, — успокоила ее Лера. — Почему ты думаешь, что я их вперед пропущу? Было бы кого!
И соратники уступили ее напору. Лера не расталкивала никого локтями, не ругалась, но действовала так уверенно, что никто не решился оттеснить их с Зоськой от подножки вагона, и их мешки оказались в купе вовремя.
Правда, Лера и сама устала после этого мероприятия — присела на краешек вагонной полки, стараясь отдышаться. Зоська — та и вовсе была бледной, тяжело дышала, и капельки пота выступили у нее на носу. Даже странно: она, казавшаяся такой неутомимой и неунывающей в начале поездки, теперь совсем сдала; какой-то безнадежностью веяло от нее.
— Что с тобой, Зосенька? — попыталась приободрить ее Лера. — Погрузились ведь, сейчас поедем. Уже можешь расслабиться — по крайней мере, до границы.
— Не обращай внимания, — махнула рукой Зося. — Я не устала, это я так просто…
«Что с ней, в самом деле?» — мелькнуло у Леры в голове.
Но надо было как-то разместить мешки в купе, надо было не перепутать свои с чужими — и Лера забыла о странном Зоськином состоянии.
А разместить все, что они с Зоськой и их соседки втиснули в купе, — это была задача не из легких! Соседки были придавлены куда-то к самому окну, даже их голов не было видно из-за горы мешков. Лера с Зоськой, наоборот, стояли у самой двери, не надеясь сесть.
Как ни старались они все вчетвером превратить купе в пространство, пригодное для жизни, — это им не удалось. Кое-как забили мешками все верхние полки и весь пол, высвободив нижние полки, чтобы спать на них по двое.
Появился проводник, запричитал:
— Вещей какая прорва, и куда вы их прете? Перевес, с меня же штраф возьмут, не только с вас! Нет, не могу разрешить, не могу!
Разумеется, двух зеленых бумажек, полученных с Леры и Зоськи и с их попутчиц, оказалось достаточно, чтобы проводник испарился, забыв про перевес.
— Господи, что они с нами делают! — вздохнула одна из женщин — усталая, полная, в поношенном спортивном костюме.
— Ну и что? — хмыкнула вторая, с узкими блеклыми губами и пронзительным взглядом. — Вроде они не понимают: мы ж с этого дела неплохо поимеем — почему они не должны попользоваться? Если я про своих детей подумала, разве они не подумают?
Лере не хотелось сейчас никаких разговоров, рассказов о поездке, рассуждений о трудностях челночного дела. Но и попутчицам, похоже, было не до разговоров. Примостившись на своей полке, они задремали, не укладываясь, в ожидании границы.
— Теперь и граница-то какая, не поймешь — советская, украинская? — пробормотала одна из них.
