— Этого еще не хватало! — усмехнулся он. — Нет, конечно. Но она стала слишком много себе позволять.
— Вмешиваться в твою жизнь?
— Это так же маловероятно, как изменять мне. — Он жестко прищурился. — Нет, вмешиваться я бы ей не позволил. Я же тебе сказал: моя жена должна быть моей женой, а не отдельной единицей, живущей по своим правилам.
Вот после этого разговора Лера и поняла, что все это надо прекращать немедленно.
Но одно дело понять, а другое — осуществить. Осуществить было тем более нелегко, что это явно не входило в планы самого Стаса.
Стоило Лере два раза подряд по телефону отказаться от встречи с ним — от похода в казино и в ресторан — как он тут же явился к ней вечером в офис и спросил:
— Как это понимать?
Лера всмотрелась в его каменеющую челюсть, в жесткий прищур его светлых глаз.
— Никак, Стас. Почему ты вообще считаешь, что я должна тебе это объяснять? Ты что, хозяин мой? Допустим, мне опротивели рестораны, допустим, надоели разговоры о новом парфюме с запахом дикости и дубовой коры.
— Ты предпочла бы, чтобы от меня пахло потом?
— Я предпочла бы, чтобы ты меньше об этом говорил.
— Лера, женщина не должна быть так самоуверенна.
— Откуда ты знаешь, какой должна быть женщина, и кто тебе вообще дал право об этом рассуждать?
— Я сам дал себе это право, я вообще сделал себя сам! И я от этого не откажусь.
— Дело твое, — пожала плечами Лера. — При чем здесь я?
Ей стоило больших усилий разговаривать с ним так резко, и ей приходилось призвать все свое мужество, чтобы не испытывать в эту минуту ничего, кроме желания вырваться из-под его власти. Он был по-прежнему притягателен для нее, даже такой — со сжатыми губами и жестко прищуренными глазами. И может быть, именно такой…
— Ты не боишься, что тебе придется об этом пожалеть? — спросил он.
— О чем, Стас? — Лера постаралась придать своему лицу как можно более недоуменное выражение. — Мы разве ссоримся с тобой?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И хочу тебе сказать: я тебя не понимаю…
— Давай отложим этот разговор? — вдруг попросила Лера.
В ее голосе невольно проскользнули эти просительные нотки: она вдруг сама испугалась неизбежности разрыва. Зачем, почему? Что за безумный отказ от самого сильного своего желания?
— Хорошо, — согласился Стас. — И я даже не прошу, чтобы ты позвонила мне, когда подумаешь хорошенько. Я сам тебе позвоню. Послезавтра.
«Два дня на размышления! — усмехнулась про себя Лера. — Наверное, он считает себя предельно великодушным».
Но и его можно было понять. Ни один нормальный мужчина не смог бы объяснить самому себе, что удерживает Леру от последнего шага навстречу Стасу Потемкину. Да что там мужчина — разве она сама могла себе это объяснить?
Весь следующий день был просто мучителен для нее. Правда, было много дел: «Горизонт-банк» проводил международный симпозиум.
— VIP-прием нужен, Лера, — сказал Стрепет, не вдаваясь в подробности.
Лера и сама знала, что это значит и каких усилий требует. Но что значили эти усилия по сравнению с тем, какое усилие ей приходилось делать над собою?
Она думала о Стасе каждую минуту, ей казалось, что внутри у нее тикают часы и отсчитывают время — до чего? До расставания или до того как она бросится в сладкий омут, отдастся его неумолимо притягательной силе?
'И что тогда будет? — пыталась охладить себя Лера. — Он же в бараний рог тебя скрутит, он же потребует, чтобы ты была «его», а не «отдельной единицей»…
Она содрогалась, представляя себе такую возможность, и даже горячие, страстные мысли о его сильных руках, о чувственных губах не могли быть сильнее этого страха.
Неизвестно, что ответила бы она Стасу Потемкину ровно через два дня, если бы обычное течение этих дней неожиданно не было нарушено.
И нарушил его Костя Веденеев — ее муж, ее первый и единственный мужчина, бывший и полузабытый, но не забываемый никогда.
Костя позвонил ей в офис, и Лера узнала его голос прежде, чем он назвал себя. Это был его второй звонок с того дня, когда они расстались на пороге загса, подав заявление на развод. Первый раз Костя позвонил, когда Аленке исполнилось два месяца и он случайно узнал о ее существовании — тоже по телефону, от Надежды Сергеевны.
— Лера, я все-таки хочу знать… — звучал тогда его голос в трубке. — Ведь эта девочка может быть и моим ребенком?
Его слова ножом полоснули Леру: «может быть и моим», «эта девочка»!..
— Может, — сказала она. — Более того, так оно и есть. Что дальше?
Костя молчал. Потом наконец выдавил:
— Ты сама должна мне сказать… Что я должен делать, чтобы ты…
— Ты мне ничего не должен, — оборвала его Лера. — Если ты имеешь в виду алименты, то я их от тебя не требую. Ребенок записан на мою фамилию, у нее мое отчество. Если ты хочешь переменить ей фамилию и отчество — пожалуйста, это твое право, если хочешь ее видеть — я не возражаю. Что еще?
— Я должен подумать, — сказал тогда Костя.
«И посоветоваться с Люсей», — добавила про себя Лера.
— Я тебе потом еще позвоню, — торопливо простился он.
— Ты долго собирался позвонить, — сказала Лера, услышав на этот раз его голос. — Год прошел, кажется?
Она сама расслышала иронию в своем голосе, и ей тут же стало жалко Костю.
— Мне все-таки хотелось бы встретиться с тобой, — попросил он. — Не хочется по телефону…
— Хорошо, — согласилась Лера. — Только давай сегодня, ладно? Завтра я… Может быть, придется в командировку уехать.
На самом деле завтра должен был звонить Стас, и ей почему-то не хотелось объяснять ему, что она идет на свидание с бывшим мужем.
Они встретились в маленьком подвальном кафе на Сретенке. Лера сама предложила это место: ей нравился полумрак небольшого зала и то, что здесь почему-то бывало не много людей, хотя место было бойким. Наверное, для студентов-кофеманов было дороговато, а для людей при деньгах — простовато.
Костя опаздывал, и Лера заказала чашечку двойного кофе, затянулась сигаретой. Она снова начала курить недавно, и не слишком много, но кофе с «Данхиллом» — это святое.
«Он совсем не изменился», — подумала Лера, увидев, как Костя стоит на пороге и оглядывает зальчик, пока глаза привыкают к полумраку.
Даже сейчас, при неярком свете, было заметно, что глаза у него все те же — ясные, широко открытые. Как у Аленки…
— Здравствуй, Лерочка, — сказал Костя, останавливаясь возле ее стола и словно бы не решаясь сесть. — Ты так переменилась…
— А ты так и не научился делать комплименты, Костя, — улыбнулась Лера. — Кто это так неопределенно говорит женщине, что она переменилась? Садись, ну что ты стоишь.
Он сел, не сводя глаз с Леры. Она вдруг вспомнила одно их свидание — первое после расставания, в кафе «Блинчики» на Пушкинской. Тогда она была беременна, все виделось ей каким-то воспаленным, трагическим, и она не могла тогда смотреть на него без боли в сердце. А теперь…
Костя молчал, как будто это не он предложил встретиться, как будто не он хотел поговорить. С
