«Метрополе» или «Славянской».
— Ты живешь на партийной даче? — Она старалась говорить спокойно, хотя едва сдерживала нервную дрожь.
— А что? Ты считаешь, я не могу себе этого позволить?
— Наверное, можешь, раз позволяешь, — пожала плечами Лера. — Не понимаю только, почему это кажется тебе таким привлекательным.
— Тут надежная охрана, — пояснил он. — И строили на совесть, только небольшой евроремонт понадобился, да интерьер оформить. И соседи полезные. За возней с цветочками, знаешь, очень дельные разговоры ведутся. Если с умом.
Весь он был в этом — и ничего нового не было для нее в этом. И это было все равно…
Трехэтажная дача Стаса Потемкина располагалась невдалеке от шоссе; был даже слышен гул редких машин.
«Наверное, на более экологичное местечко денег не хватило, — про себя усмехнулась Лера. — Или влияния».
Она не стала говорить ему об этом, зная, как болезненно Стас воспринимает любые напоминания о своем нуворишестве, об отсутствии давних столичных связей и о том, что сильные мира сего, в круг которых он так стремится, сохраняют по отношению к нему дистанцию.
Все в его доме было рассчитано на то чтобы потрясти воображение, это Лера поняла уже на пороге гостиной, куда они прошли из просторного холла.
Все лампочки в огромной хрустальной люстре были зажжены, и в этом ярком свете особенно эффектно выглядела роскошная мебель — старинная, но хорошо отреставрированная, или сделанная под старину; Лера не разобралась. Массивные кресла и диван с гобеленовой обивкой в райских птицах и розовых букетах; большой стол в стиле «буль», весь покрытый резьбой и позолотой, и такой же резной шкаф неизвестного назначения; мраморный камин с позолоченными фигурками на каминной доске…
Вероятно, Стас доверил оформление своих интерьеров опытному дизайнеру. Они были вполне в его вкусе, но выполнены достаточно изящно; стремление к роскоши остановилось в них как раз на грани пошлости. Пожалуй, только картина на стене, на которой было изображено какое-то фруктово-ягодное изобилие, выходила за эту грань.
Может быть, окажись Лера в подобной гостиной года три назад, она с удовольствием разглядывала бы и роскошную мебель, и персидский ковер на полу, и камин. Но сейчас она не испытывала ко всему этому интереса. То ли потому, что привыкла изучать интерьеры европейских отелей, в которые направляла туристов, то ли из-за волнения, которым была охвачена сейчас.
— Что ты будешь пить, Лерочка? — спросил Стас, предлагая ей сесть в кресло у низкого, на резных ножках столика. — Мы сейчас поужинаем вдвоем, стол уже накрыт в соседней комнате. А сначала — аперитив.
— Покрепче что-нибудь, Стас, — попросила Лера. — Водку, наверное.
Он сам вкатил в гостиную стеклянный сервировочный столик на высоких колесах, уставленный хрустальными графинчиками с разноцветными водками.
— Повар у меня — блеск, — похвастался Стас. — И готовит классно, и водки сам настаивает, ему откуда-то с Алтая всякие травы привозят.
— Почему же ты в ресторанах любишь есть? — спросила Лера.
— Из любопытства, — ответил Стас. — И потом, домашний ужин, даже самый вкусный, есть домашний ужин. А ресторан — дело публичное, выходное.
Лера и сама понимала, в чем дело. Стасу мало было просто вкусно поесть, ему хотелось чувствовать свою значительность, и это было для него невозможно дома, даже в самой роскошной гостиной, при самом умелом поваре.
Она с удовольствием выпила какой-то темно-вишневой водки — действительно, очень хорошей, закурила. Ей хотелось опьянеть, хотелось снять напряжение не только этого дня, но и всех дней, что были перед ним — с того самого момента, как она познакомилась со Стасом.
Он сидел напротив на диване — как всегда эффектный, источающий обаяние, в мягкой домашней куртке из тонкой замши, в рубашке цвета морской волны. Увидев, что Лера закурила, Стас тоже подвинул к себе папиросницу из сандалового дерева.
— Красивая вещь, — отметил он, доставая сигарету. — Из Индии мне привезли, стоит — не поверишь — дороже, чем этот столик. Не для «Беломора», — усмехнулся он.
— А ты любишь «Беломор»? — спросила Лера.
— Не то чтобы люблю, но привык, — ответил он. — На Севере, бывало, больше и не было ничего. Еле отучился потом.
— А зачем отучался?
— А зачем эпатировать публику? Я же не хиппи какой-нибудь, чтобы «Беломором» бравировать, — пояснил Стас. — Еще подумают, косячок забиваю. К чему?
Лера цеплялась за любую ниточку разговора, чтобы не молчать, чтобы немного отдалить то, ради чего она приехала к нему, и что они понимали оба.
Но разговор угасал, они оба то и дело умолкали, и даже Стас, никогда не чувствующий неловкости ни с кем, не знал, что сказать.
— Ты не проголодалась? — спросил он наконец.
Лере совершенно не хотелось есть, но это была очередная ниточка, очередная зацепка, продолжение действия, и она ответила:
— Немного.
— Тогда — прошу ужинать, — пригласил Стас, и они поднялись, чтобы идти в столовую.
Стол был огромный, уставленный фарфором с вензелями и множеством блюд.
— Зачем столько, Стас? — удивилась Лера. — Неужели ты думаешь, я могу съесть хотя бы половину?
— Я же сказал, что будет праздник, — возразил он. — А к празднику нужен праздничный стол.
Именно огромный стол был уместен в этой столовой. Вся она была большая и смотрелась величественно — со стенами любимого Стасом цвета морской волны, с лепниной под потолком и целым цветущим деревом у окна.
Стас не хвастался, говоря о хорошем поваре: приготовлено все действительно было отменно. Лера похвалила стерлядь под каким-то особенным соусом, но на самом деле ей было безразлично, что есть. Она никогда не была гурманкой, к тому же пробовала блюда разных кухонь, и не в одной стране.
Ей вообще нравилась не сама еда, даже очень вкусная, а обстоятельства, с которыми она была связана. Она вспомнила, как они выбирали омара с Александром Алексиадисом в маленькой греческой таверне, как плясала танцовщица в алом платье и Александр радовался Лериному веселью, хотя сам видел все это не раз.
И тут же — давнее, полузабытое: как шла с Митей по рынку Капалы Чарши и пробовала нежные оливки и халву, и инжир, и еще что-то необыкновенное — вперемешку.
Сердце у Леры защемило при этом коротком воспоминании о Мите. Она взглянула на его колечко на своей руке — ажурное, серебряное с чернью, оно подходило к ее сегодняшнему платью, и Лера надела его, собираясь на концерт, а потом забыла снять…
— Твое здоровье, Лерочка! — Стас поднял рюмку с зеленой водкой. — Рад видеть тебя в моем доме.
— Да, спасибо, — рассеянно сказала Лера.
Ей вдруг стало страшно, просто страшно. Ей показалось, будто поднимается температура, и она даже коснулась пальцами своего лба, хотя таким образом все равно невозможно было это определить, потому что и ладони у нее горели огнем.
Она понимала, что это странно, смешно: молодая одинокая женщина сходит с ума при мысли о близости с мужчиной, к которому сама же и стремится. И Лера тряхнула головой, отгоняя назойливые сомнения.
— Ты хочешь посмотреть дом? — предложил Стас, когда ужин был окончен.
— Да, наверное, — ответила Лера; ей был безразличен этот дом. — Да, хочу, конечно.
