называй.
На Леру он, конечно, даже и внимания не обращал, и ей в общем-то нечего было бояться. Но его боялись и другие, и она хорошо понимала, почему.
Она не знала, случайно ли он столкнулся с Митей в этой полутемной арке, но холодок нехорошего предчувствия тут же пробежал по ее спине.
— А, музыкант! — сказал Витька, останавливаясь перед Митей.
Он говорил негромко, но каждый звук гудел в арке. Митя молчал, не делая ни шагу. Не дождавшись ответа на свое бессмысленное восклицание, Витька спросил:
— Что-то ты со мной не здороваешься, а? Сильно гордый стал?
— Ты, по-моему, тоже не поздоровался, — ответил Митя.
— А это я еще посмотреть должен! Хочу — поздороваюсь, хочу — на хер пошлю. Твое дело не моих приветов ждать, а ко мне вежливость проявить!
Тон у Витьки был издевательский, он явно нарывался на ссору. Лера только не могла понять, зачем нужна ему ссора с Митей Гладышевым. Очень уж разными они были, эти жители одного двора — как будто с разных планет.
Митя по-прежнему молчал, и это, кажется, начало бесить Жоха.
— Брезгуешь со мной поговорить? — произнес он свистящим шепотом. — А говорят: интеллигенция, искусство! С простым человеком поговорить брезгуют. Небось Зиночку трахать не брезгуешь, а? А она тоже, между прочим, не принцесса.
— Заткнись, — сказал Митя.
Он произнес это совершенно спокойно, обычным своим голосом, в котором Лера даже не расслышала угрозы. Но зато расслышала решимость — впрочем, в Митином голосе тоже звучащую обычно.
Зато следующие слова Жоха прозвучали даже как-то радостно.
— Чего-о? — протянул он. — Это ты кому заткнуться советуешь, а, музыкантик?
— Тебе, — сказал Митя.
Лера тут же расслышала глухой звук удара, и, высунувшись из окошка подальше, увидела, что Митя стоит теперь, прислонившись к стене, откинув голову назад, и скрипку держит на отлете.
— Зоська, — обернулась Лера к притихшей подружке, — ну-ка вылазь тихо и беги быстро к дяде Лехе Буданаеву! Он к себе в столярку пошел, я видела. Позови его, скажи, чтоб шел сюда скорее.
— А ты? — испуганно спросила Зоська.
— Да беги же! — не отвечая, сердито прошипела Лера. — Не видишь разве?..
Зоська выскользнула в узкое окошко и бесшумно, как мышка, побежала во двор, в столярку Буданаева.
— Ты смотри мне, музыкантик, — зловеще произнес Жох, встряхивая рукой. — Это я так только, для начала — поучить тебя, как разговаривать надо. Я невежливых прощать не привык… А теперь ты мне вот что — играть ты мне теперь будешь на своей скрипочке.
Митя, по-прежнему не произнося ни слова, как-то тяжело оторвался от стены и стоял теперь прямо перед Жохом.
— Не буду, — сказал он.
— Это почему еще? — процедил Жох. — Не понял учебы? Так я повторю, мало не покажется! Лучше сам играй. Я, может, тоже музыку люблю… Ну!
— Потому что не хочу, — сказал Митя.
— Да мало ли, гнида, чего ты там не хочешь! — воскликнул Жох. — Я тебя что, спросил, хочешь ты или не хочешь? Делай, что говорят, пока дерьмо не заставили жрать! Зиночку будешь хотеть…
Митя ничего не успел ответить, но Лера и так поняла, что он ни за что не будет играть этому гаду Жоху — даже если тот его убьет.
Дождавшись, пока Зоська скроется за углом, Лера приподняла решетку и тут же оказалась за спинами Мити и Жоха.
— Эй! — крикнула она, не зная, как привлечь их внимание. — Эй, вы что?
Голос у нее был звонкий, и Жох мгновенно обернулся на этот усиленный эхом звук.
— А! — сказал он, увидев маленькую девчонку. — Пшла вон отсюда.
Не обращая внимания на его слова, Лера подошла ближе — и тут же увидела, что из носа у Мити течет кровь.
— Митя! — воскликнула она, едва не плача. — Как же…
Но плакать ей тут же расхотелось. Сузив глаза от злости, она повернулась к Жоху. Лера что угодно готова была сделать с ним сейчас! Хотя что она вообще-то могла с ним сделать? Укусить, поцарапать?
— Лера, — спокойно сказал Митя — правда, голос его звучал глуше, чем обычно, — ты что здесь делаешь? Возьми-ка скрипку и иди домой. К себе домой, — уточнил он. — Я потом зайду.
Не отвечая, Лера подошла вплотную к Мите и взяла у него скрипку. Но домой она идти не собиралась.
— Ну? — сказал Жох. — Домой вали, не поняла? А скрипку оставь… Дай-ка мне!
— Сейчас! — по-прежнему звонко сказала Лера, отпрыгивая в сторону. — Так и отдала!
— Ах ты, малолетка! — процедил Жох. — Я тебе!..
Он резко качнулся к Лере, но она была проворнее и отскочила еще дальше.
— Лера! — воскликнул Митя. — Иди отсюда немедленно, я кому сказал!
Неизвестно, чем все это могло кончиться. Трое стояли в гулкой арке, и непонятно было, что связывает их друг с другом и что не дает спокойно разойтись.
— А ну-ка, детки, — услышала вдруг Лера, — что это вы тут собрались?
Дядя Леха Буданаев быстро входил в арку со стороны двора, издалека окликая их.
Лера не случайно вспомнила именно его, как только поняла, что ситуация принимает угрожающий оборот. Дядю Леху она помнила с того самого момента, как помнила себя. И даже больше: когда она думала о своем дворе, почему-то сразу представляла именно его, мрачноватого жэковского столяра.
Буданаев жил в небольшой служебной квартире на первом этаже. Он был единственный из жэковских рабочих, кто занимал отдельную квартиру, а не комнату в коммуналке, несмотря на то что даже не был женат. Впрочем, дядя Леха работал с таких незапамятных времен, что, наверное, имел на это право.
Но то уважение, которое испытывали к Буданаеву все в их дворе, не было связано ни с его трудовым стажем, ни даже с безупречной репутацией непьющего столяра-краснодеревщика. В нем чувствовалось такое неколебимое спокойствие, такая надежность, которую ценила и Лерина мама, и молчаливая гладышевская Катя, и даже папа-дипломат Женьки Стрепета.
Если надо было успокоить буянившего пьяницу-мужа, а милицию звать не хотелось, женщины звали Леху Буданаева — и он успокаивал. И ссоры скандалисток из коммуналок он тоже разбирал мгновенно — вернее, не особенно вдавался в суть спора, а просто прекращал его, и все. А вот как он это делал — останавливал ссоры и драки — это и было его особенной способностью, которую невозможно было определить.
И сейчас он стоял в арке, в двух шагах от них, и молча смотрел, засунув руки в карманы широких потертых брюк.
— О чем, спрашиваю, спор? — повторил он.
— Не твое дело! — схамил Витька Жох. — Иди-ка ты, дядя Леха, куда шел, не мешай молодежи беседовать.
— Ты, сопля зеленая, — вдруг сказал Буданаев; Лера даже опешила, услышав от него такие слова. — С кем на «ты» разговариваешь, а? Не научили тебя на зоне, так я научу.
Дядя Леха произнес это негромко, и даже без угрозы в голосе — как будто действительно просто обещал Жоху какую-то необходимую науку. Но одновременно с этими словами, еще прежде, чем Жох успел открыть рот, Буданаев взял его за плечи и резко ударил о стену — так, что раздался хруст.
Уже было довольно темно, и Лера не успела понять, что именно сделал дядя Леха. Но она тут же услышала, как Жох взвыл от боли!
И все-таки, наверное, дело было даже не в боли. Во всем, что так мгновенно сделал Буданаев,
