четко, и Лера рассеянно слушала ее, ожидая момента, чтобы уйти. О равных правах на профессию, о необходимости скорректировать законодательство…
«Господи, — подумала Лера, — что я делаю здесь?»
Ее место располагалось очень неудачно — почти в центре небольшого полукруглого зала — и ей пришлось, извиняясь, второй раз пробираться по рядам, встречая недовольные и презрительные взгляды.
Она едва не плакала, выбравшись наконец в фойе и почти упав в огромное кресло у черного мраморного камина. Она смотрела на жаркие языки пламени и чувствовала, как дрожь поднимается у нее внутри.
— Лера, что с вами? — услышала она голос Марины и вздрогнула от неожиданности. — Вам плохо?
— Нет-нет, спасибо, — сказала Лера, поднимая голову и стараясь унять эту неожиданную дрожь.
— Мне показалось, с вами что-то случилось, — произнесла Марина, внимательно глядя на нее. — Вы стали такая бледная…
— Марина, извините меня, — сказала Лера. — Я не должна была сюда приходить, извините меня! Есть же вещи, про которые знаешь, что не должен их делать. Просто так, без объяснений, не должен и все, правда? И я не должна была сюда приходить… Я перестала чувствовать токи жизни, вы понимаете? И какие права могут сделать меня счастливой, если это случилось со мной?
Это были именно те слова! Лера смогла ясно произнести их только сейчас, но они давно печально звенели в ней: токи жизни… Forse de la nature, сила природы, волшебное чутье жизни — все это вдруг исчезло, и Лера почувствовала, как у жаркого камина пробирает ее озноб.
Это было хуже, чем просто одиночество, это была утрата чего-то, составлявшего самую суть ее души и судьбы, — то, что никогда не покидало ее…
— Вы не виноваты в этом, — поспешно добавила она, глядя, какое изумление и непонимание выражается на Маринином лице. — Это не из-за вас произошло, это раньше… Просто когда я оказалась среди вас, это стало для меня очевидным. Я утратила — и ничем не заменить. Я вот смотрю сейчас на огонь — и даже не вижу, какого он цвета… Извините меня за эти глупости, они не имеют отношения ни к кому, кроме меня. Не сердитесь, Марина!
С этими словами Лера встала и почти побежала вниз по широкой черномраморной лестнице.
— Погодите, Лера, куда же вы! — крикнула ей вслед Марина. — Куда вы сейчас? Прямо в Москву?
— Да. То есть нет, не в Москву, — ответила Лера, останавливаясь посредине лестницы. Ей показалось, что Марина собирается что-то поручить ей в Москве, и не хотелось обманывать ее ожиданий. — Я должна еще… У меня дела еще… Я сейчас в Венецию, да! — неожиданно для себя сказала она.
— Дела в Венеции, — усмехнулась Марина. — По дороге из Рима… Как занята эта женщина — ей нет дела ни до чего, кроме собственных дел!.. Что ж, желаю успехов в вашем бизнесе!
И, резко развернувшись на высоких каблучках, Марина быстро пошла обратно в конференц- зал.
Лера сама не знала, почему вдруг вырвались у нее слова о Венеции. Но все остальное было правдой. Она действительно не различала сейчас даже цветов, не видела ни огня, ни резного каменного кружева над камином в холле. Краски мира словно пропали для нее, утраченные вместе с неведомым, неназываемым и неизвестно когда исчезнувшим чувством жизни…
Собственно говоря, в таком состоянии совершенно нечего было делать в Венеции. Она и по римским улицам шла в какой-то странной растерянности. Ведь это Рим, вечный город, великий город! А это Малый Авентин — вон купол Святого Петра виднеется вдали над невысокими крышами…
Лера думала об этом — и понимала, что не чувствует ничего. Она несколько раз бывала в Риме, ее всегда восхищал этот город, и потому контраст с сегодняшним ее состоянием был особенно ощутим.
Пошел мокрый тяжелый снег, она медленно брела по виа Эрколе Роза к собору Святого Петра и заставляла себя думать: может быть, в такую же погоду шел по этой же дороге заговорщик Катилина, и тогда еще не было даже великого собора, а вечный город уже был… Да мало ли кто мог таким вот точно днем идти по этим улицам, мало ли кого видел этот город!
И вдруг Лере показалось, что именно величие мегаполиса подавляет ее сейчас, заставляет теряться в нем, исчезать, как снежинку, мгновенно тающую на рукаве пальто.
«А может быть, я не случайно сказала — в Венецию? — подумала она. — Может быть, надо сделать что-то самое простое — например, переменить пространство — и все встанет на свои места?»
Эта мысль показалась Лере такой точной и естественной, что она даже улыбнулась, даже вспомнила, что в сумке у нее есть зонтик и зря она мокнет в своем новом жемчужно-сером пальто под римским снегом.
И Венеция вспомнилась ей — удивительная, неуловимая в своем очаровании, как отражение в поднявшейся воде на площади Сан-Марко. Вот где сияла и трепетала волшебная forse de la nature, которой Лере так не хватало сейчас!..
Она быстро выбралась на широкую центральную улицу и тут же махнула рукой, останавливая такси.
На венецианский вокзал Лера приехала поздним вечером: пришлось довольно долго сидеть на вокзале в Риме, потому что она попала как раз в паузу между поездами.
Лера пила кофе в вокзальном кафе и смотрела сквозь стеклянную стену, как беззвучно ссорится парочка у газетного киоска. Девушка то и дело порывалась уйти, парень удерживал ее, потом поворачивался и уходил сам, потом возвращался, сделав не больше трех шагов…
В каждом движении этих рассерженных ребят кипела жизнь, взрывался темперамент, и видно было, что мир для них полон ярких красок, сильных чувств и безудержных желаний.
Лера едва не опоздала на поезд, разглядывая людей за прозрачной стеной кафе и думая о своем. Вернее, не думая, а пытаясь обуздать ту холодную, но лихорадочную дрожь, которую чувствовала у себя внутри.
Поезд напоминал подмосковную электричку — с толпой веселых небритых парней в коридоре, с хохочущими девушками и открываемыми бутылками. Время от времени парочки уединялись в купе — если можно было назвать уединением их объятия и поцелуи за прозрачными дверями.
Во всем этом шуме и веселье время шло быстро. Лера не заметила, как промелькнули шесть часов дороги.
Хотя сама она чувствовала себя совершенно выключенной из этой неутомимой жизни, как будто бы все еще наблюдала ее сквозь стену кафе.
«А мне-то казалось, что исчезла пугающая пустота, что она была связана только с тем, что произошло с Аленкой, — думала Лера, глядя, как мелькают за окном поезда маленькие, сияющие в темноте февральского вечера станции. — А она осталась, только изменилась немного — пустота и холод неприкаянности… Зачем я еду, куда?»
Холод был не только в душе. Лера совсем замерзла, стоя на причале прямо за углом железнодорожного вокзала и пряча нос в тонкий сиреневый шарф в ожидании катера. Она бывала в Венеции, и ей даже не надо было теперь расспрашивать, куда следует ехать, где можно снять комнату в пансионе и сколько это будет стоить. Она везде бывала, все видела, жизнь ее была в последние годы такой насыщенной, что ей позавидовал бы любой.
Но она не знала, зачем ей плыть на стареньком катере по Канале Гранде, куда она хочет попасть…
На мгновение ей показалось, что Венеция вообще исчезла — как исчезла картина с той, отраженной Венецией, которая так поразила однажды ее воображение в начале нового, неведомого пути.
Ей показалось, что нет города, который она когда-то знала и любила, еще ни разу в нем не побывав, а есть другой город — очень красивый, который она весь обошла не раз, в котором у нее есть
