потратился. И пусть жалеет! А пообещать ему есть чего - за полмины удавится!
Люблю родичей!
– А если я не соглашусь, племянничек?
– Так мы без спросу, дядюшка Терсит!
– Узнают, узнают, хи-хи, не выйдет ничего!
– Не выйдет - у тебя, дядюшка, добычу наберем. Куретам, знаешь, все равно, чьи стада угонять. Ха-ха!
– Шутник же ты племянничек, хи-хи!
– Ха-ха, дядюшка!
Вернулся к тете Деянире, а на улице уже сумерки. Сумерки, дождик мелкий, ветерок с гор (Борей, по-здешнему - Дориец). Хорошо! Самое время гулять!
Про гулянье мы с дядей Эгиалеем и поговорили - после того, как я его из-за стола вытащил (сидят дядя с тетей, на головах - венки из цветов каких-то лиловых, от обоих - дух благовонный, дядя чашу к потолку тянет). Вытащил, про 'Ганимеда' рассказал, где и как встретиться им с дядей Эгиалеем. Рассказал, он мне: 'Кур-р-р-р-'-. Похоже так! ('Ганимедом' мы, понятное дело, решили меж собой в Калидоне Терсита называть, потому как красив больно. И привычки, говорят, вполне Ганимедовы. Вслух называть - на всякий случай. Ну а 'Кур-р-р-р!' - еще понятие. Пора мне за реку. Из Этолии Калидонской в Этолию Плевронскую.) Спросил я, когда его самого ждать. Потому как, если ночью, то хорошо бы у моста десяток родичей моих белозубых в дозор выставить. Тоже на всякий случай. А то знаем мы эти места!
Задумался дядя Эгиалей, на меня поглядел, потом на тетюДеяниру, венок на голове поправил… В общем, поутру решил ехать.
Ай, дядя! Ай, тетя!
А потом начался пир. Да такой пир, что и на самом Олимпе не бывало. Всем пирам пир! Всюду не поспеть, аэду не воспеть. На всю Куретию Плевронскую!
Пируем!
Полетели гонцы по дорожкам да тропинкам под редким дождичком - мужей куретских на поле Плевронское звать. На том поле уже и шатры стоят, и баранов с козами режут, и злое молоко наливают. Потому как радость великая - к Андремону-басилею, всей Куретии владыке, сын его приемный, Диомед Тидид, в гости пожаловал.
Хейя-я-я-я! (Дядю Эгиалея они не заметили почему-то. Будто не было наследника Аргосского. Даже странно как-то! Я то удивлялся!) - Поеду, Тидид! Может, еще застану отца. Если за стану-скажу, что ты- молодец…
Дядя Эгиалей усмехается, по плечу меня хлопает. А мя не по себе почему-то. И не из-за деда, ванакта Адраста, - из-за дяди. Вновь проклятый туман над морем вспомнился.
– Договорились, значит? Ты помнишь…
– Танагра, - киваю я, - ровно через семь дней, в пол день. Я успею, дядя! Он кивает в ответ, берется за повод…
Почему не хочется, чтобы он уезжал? Почему не хо чется, чтобы все начиналось?
– Дядя, а нельзя все это… как-то иначе?
– Поздно, - в его глазах тоже что-то странное, будт и он жалеет. - Мы готовились десять лет. Это - мечта отца…
И я понимаю - поздно. Кера уже вырвалась из Тартара, вот-вот вздрогнет мир от ее крика - Ну, мальчик!..
Обнял, снова по плечу хлопнул, вскочил на коня.. Ударили в мокрую землю копыта… …А я папу почему-то вспомнил - как он с нами прощался…
А на пир уже, считай, треть Куретии собралась. Белозубые, чернобородые, в плащах меховых. Ну и, понятно, оружие не забыли. И не потому, что воевать собрались (Какая война, понимаешь? Гость дорогой приехал!), просто, что за мужчина без оружия? Женщина - не мужчина!
Кричат бараны в ужасе предсмертном, гремят медные щиты, моросит дождик на Плевронском поле. И костры горят…
Пируем! Хейя-я-я-я!
А ветер-Дориец с гор дует, вести во все стороны разносит. И возвращаются вести эхом, да таким, что ушам больно. Ойней Живоглот стада в ущелья дальние угоняет, добро из дворца вывозит - о пире услыхал. И уже поговаривают в землях дальних - неспроста пир этот. Видать, решил Адраст Злосчастный перед смертью слово свое исполнить, внуков на престолы вернуть. Только теперь не с Фив решил начать - с Калидона. Иначе зачем Диомеду на Плевронском поле с родичами гулять-веселиться?
А мы себе пируем. Хейя-я-я-я-я!
А гости - один за другим, баранов гонят, подарки везут. Басилею - отдельно, сыну его Фоасу - отдельно, и Диомеду-родичу, само собой. Один панцирь медный привез, другой - копье, третий - щит, четвертый - поножи. И шлем, и лук. Странно как-то: сам собой у меня полный Доспех сложился.
Да чего странного? Обычай тут такой - оружие дарить. Днем пируем, ночью пируем, утром тоже пируем…
У Фоаса борода - до ушей. Как у его отца. И зубы - гвозди бронзовые кусать можно.
– Пять сотен на запад послали. Еще две готовят. Думают, умные очень, понимаешь!
И зубы скалит. Смешно ему, Фоасу! И мне смешно: мы тут пируем, а фиванцы войска с востока на запад передвигают. И чего им бояться? Будто гуляют здесь титаны с главным титаном Диомедом во главе, все с сосну корабельную ростом, скалы плечом передвигают. Ведь далеко мы, чтобы в Беотию попасть, надо земли калидонские пройти, а потом и Локриду. А ведь все знают - не пропустит Живоглот куретское войско. Костьми своими живоглотскими ляжет!
Смешно! - Помнишь, Фоас, ты сказал, что мы вырастем, а мир - состарится?
Смеется мой родич. Помнит!
А когда народу на все поле набилось - кто в шатре, кто просто у костра, - самое интересное начали. Это у ахейцев-неженок на пир флейтисток с танцовщицами кличут. А у куретов вместо музыки - звон медный, вместо танцев женских-девичьих - игрища военные. Прутья в землю воткнули - стрелами с сотни шагов сбивать, щиты вкопали - это для копий, дорогу под горой расчистили - на конях длинногривых гонять.
Пируем!
А ветер-Дориец все дует, вести разносит, а ему навстречу - эхо. И вот однажды дрогнули горы, камешками мелкими вниз покатились. Потому что горькая весть - как гром. Стоишь, оглушенный, и что делать, не знаешь.
В Аргосе, за стенами Лариссы Неприступной, умер ванакт Адраст Талид, роду Амифаонидов, прозванный среди людей Злосчастным…
Тихо умер - не так, как жил.
Прощай, дед! Легкой тебе дороги! Хайре!
Замерло поле, понурили головы бородачи. Ведь радоваться приехали, не печалиться! А тут горе такое! Потянулись толпами к шатру моему (мне и шатер подарили), головами качали, а затем камни собирать принялись. И выросла среди поля алтарь-гора, и вновь заревели бараны, и быки заревели, и вознесся к серым небесам жертвенный дым…
И еще пуще народ на поле наше повалил. Если радость, то и дома посидеть можно. А тут - беда, горе, ведь родич умер (сразу вспомнили, что дед мой Андремону-басилею - дядя троюродный)! И снова пир
