начался, но уже поминальный. А на поминальном пиру все должно быть: и бой с оружием, и пляски в броне полной, и многое, многое еше…
Поминаем деда Адраста!
Й - А дождь все капает, а эхо вести несет - нежданные, удивительные. Будто бы у погребального костра Адраста-ванакта поклялись его родичи дедово обещание выполнить, внуков его в их царства водворить. И что собрались они в Элевсин, чтобы там помянуть Семерых, потому как сам Адраст перед смертью о том просил.
И Эгиалей, ванакт новый, собрался, и все сыновья-эпигоны, кто оружие носить может. И Сфенел, грозного Капанея сын, и Амфиараиды - Алкмеон Заячья Губа и Амфилох Щербатый, и Полидор Толстяк, и Эвриал Смуглый, и Промах Дылда. Все, вот только Диомед не с ними. В Этолии Диомед Тидид, на Плевронском поле деда поминает. Ему до Фив дела нет.
Собрались - и пошли. Воинов мало взяли, чуток (с клюв воробьиный), чтобы разбойники дорогой дары в храм Элевсинский не растащили. И дивится вся Эллады - что это? Для войска - мало, для посольства - многовато.
В Микенах стражу дополнительную выставили, в Фивах басилей Лаодамант смотр своим Серебряным Палицам устроил. А Тиресий-прорицатель сказал: 'Пускай!'. 'Пускай!' - и все. Вот и думают в Фивах, затылки чешут. Чешут, а войскам на всякий случай на месте стоять велят. Потому как Элевсин - на востоке, а Диомед - на западе.
Вот так и в Кеми затылки чесали!
А на поле Плевронском уже не море - Океан! Новые гости за речкой шатры разбивают - места нет. А в центре, У алтаря еще теплого, главное начинается. Воина не слезами - доблестью поминают. Копьями постучали, мечами позвенели, настала пора для 'трагедии', а по-простому козлодрания. Расчистили поле. По краям - полсотни удальцов верхами. Посреди - козел, огромный, седой, испугаться можно. Приготовились, ждут. Зрители ждут, всадники - и козел ждет. И вот ударила медь…
Ха-а-а-ай!!!
Рванули, дороги не разбирая, сшибая друг друга на мокрую землю. Мемекнул козел, за шерсть седую схваченный. И вот уже тащат… перехватили… снова тащат… и вновь перехватили!
Ха-а-а-ай!!!
А выиграет в трагедии-козлодрании тот, кто козла к шатру басилееву бросит. Да только непросто это! Падают, кричат, в шерсть козлиную вцепляются, от морд конских уворачиваются, от копыт - кто на землю свалился… …А эхо не спит, вести несет. Из Элевсина повернули эпигоны прямиком к рубежам беотийским. Потому как велела сама Деметра, Элевсинской рощи хозяйка, дядю Амфиарая помянуть, что возле Фив навеки в землю ушел. А в Фивах уже войско готовят, басилеи местные дружины сзывают, да только опаска есть. С мальчишками-эпигонами две сотни всего воинов, а на западе Диомед Тидид со своими куретами пирует - деда Адраста поминает. А еще слушок появился: неспроста это. Пошлет Лаодамант, басилей фиванский, войска на запад, к Этолии ближе, а тут из Аттики эпигонам подмога подоспеет.
И чему верить? Разве что Тиресия-боговидца спросить, так ведь он свое уже сказал.
Пускай!
Упал у шатра козел, мемекнул в последний раз и в Гадес свой козлиный отправился.
Допереживался!
Вот и победитель - грязный, в земле мокрой, одни зубы белеют. Так это же Фоас! Ну, молодец, родич! Над полем Плевронским крик, над полем Плевронским рев, ба-силей Андремон сына целует, а вот и быка ведут с рогами золочеными и бубенцами на шее - серебряными. Победителю! Увидели куреты быка - замерли. Замерли - рты открыли.
Красаве!
Пока быком любовались, по шерсти мокрой гладили, на приап его бычий смотрели (у-у-у-у-ух!), эхо свое несет. Не выдержал басилеи Лаодамант! Послал своих Серебряных Палиц на запад, к Этолии, и сам велел колесницу закладывать. Понятное дело! На востоке мальчишки, горстка невеликая (хоть и с самим Эгиалеем-ванактом). Хитрят, внимание отвлекают. А с Диомедом вся Куретия пирует. С оружием, при конях. Пирует, дух боевой до небес играми-ристаниями поднимает!
Пошептало эхо мне на ухо. И Андремону-басилею пошептало. Переглянулись мы с ним. Переглянулись, пошли быка смотреть.
Краса-а-авец!
– Сегодня, мама? Сейчас?
– Да, сынок. Сейчас тебя разбудят…
– Мама, я…
– Ничего не говори! Ты победишь, Диомед. Ты уже победил!
– Просыпайся, Тидид!
В руке у дяди Андремона - факел. Трещит, смолой свежей пахнет.
– Эгиалей взял Танагру. Три дня назад. Фивы сняли с запада все войска.
Протер я глаза, оглянулся.
Ночь, на поле - грязь растоптанная. Спят у костров мужи куретские. Спят-досыпают - недолго осталось.
Кончилась козлиная трагедия. Настоящая впереди.
– Начинаем?
– Начинаем, дядя!
Начинаем, потому что Эгиалей, ванакт Аргосский, с горсткой мальчишек уже взял Танагру, ключ к Семивратым Фивам. Взял три дня назад (не было там войск, не было на запад ушли!), значит, сегодня, в эту ночь, он уже на полперехода ближе к столице. Начинаем, потому что Лаодамант Этеоклид Зевесовой молнией мчится спасать город, гонит войска по размокшим дорогам. Он думает, что догадался, понял, в чем наша хитрость… Ванакт Кеми тоже думал - и на копье попал!…А может, и не думает - страх его торопит, глаза слепит, ведь эпигоны, сыновья Семерых, не смилуются, не пощадят - ни города, ни жителей. Десять лет фиванцы праздновали победу над нашими отцами - веселились, гостей звали. Теперь - наше веселье. И пока Лаодамант уводит дружины с запада, чтобы раздавить, растереть в кровавую грязь горстку наглецов- недоростков, пока узкие дороги забиты его войском… …Семь дней! Я должен быть под Фивами через семь дней после Танагры. Три прошло, осталось четыре.
– Аре-е-е-й!
Крик - громовой, тяжелый - обрушился на спящее поле. И отозвался, отразился тысячью голосов.
– Аре-е-е-ей! Аре-е-ей! Это-о-олия! И над всем этим грозное, страшное:
– Кур-р-р-р-р-р-р!
По. коням! Арей! По коням!
Куретам не нужно объяснять, куретов не нужно уговаривать. Арей пришел! Могучий Эниалий, из богов бог, без которого жизнь - не жизнь, а бабье прозябание. Долго ждали, соскучились, от тишины надоевшей оглохли!..
Арей! На Фивы! Диомед Тидид, наш брат, наш вождь, веди!
Кур-р-р-р-р-р-р!
Бьют копыта по грязи.
Бьют!
