так?
А я не понимал, о чем Прекрасная со мной говорить хотела? Вот, значит, о чем!
– Я вас всех старше, Диомед! Мои братья, Кастор и Полидевк, они уже на Олимпе. А я все такая же молодая… Знаешь, хочу быть старой! Хочу сидеть у очага, и чтобы рядом возились внуки… Плохо быть бессмертной! И вечно молодой - плохо. Может, тем, кто на Олимпе, легче? Отвечать нечего. Прекрасная говорила не со мной. И не мне было понять ее.
– Отец… Мой земной отец, Тиндарей… Я для него тоже что-то вроде Золотого Руна… Женщине - просто женщине, без ихора в жилах, иногда везет. Иногда ее любят. Это так мало - и так много!.. А меня просто хотят продать, Диомед! И нет никого, кто бы заступился. Не за богиню - за женщину…
А мне опять не по себе стало. Словно я виноват во всем. Словно я это сватовство затеял. А ведь и правда! Сцепились богоравные за Золотое Руно!
– Есть парень, - улыбнулся я. - Когда он на тебя смотрит. Прекрасная, у него - золото перед глазами. Но не то, на которое быков покупают. Знаешь, что такое, когда тебя ветром ночным над лесом уносит?
– Ветром… - тихо повторила она. - Ночным ветром… Завидую той, кого ты любишь, Диомед! Но… Я попросила тебя прийти не для разговора о любви. Не знаю, какую нить плетут Парки, но я долго жила на земле среди людей. Очень долго… Может случиться беда! То, что придумал отец, очень плохо кончится. Постарайся, чтобы не было крови, Диомед!
Теплые золотистые пальцы на миг прикоснулись к моей щеке. Давний знак просьбы, даже не просьбы - мольбы…
Я молча поклонился, пытаясь понять, о каком отце говорит Прекрасная? О земном или о НАСТОЯЩЕМ?
– Фанори кироси ама Миноси каатавити тумо апаса… в Слушаю. Киваю. Киваю - уроки дяди Эвмела вспоминаю. Те самые 'танаси' и 'куноси'. Сам виноват - заговорил с этим парнем на Древнем языке!… Ладонь - как корабельная доска: широкая, крепкая. И смоленая, с вечными мозолями. И сам он - весь просмо-? ленный, обожженный чужим, ненашим солнцем. В светлых глазах - Океанская зелень. И высокий, словно сосна корабельная. Завидно даже. Вот уж кто моря не боится!
– Миносе та? - удивляюсь. - Миносе акате но?, А как не удивиться? Оказывается 'Минос' - не имя, как думают все у нас, не титул, как рассказывал дядя Эв-мел, а что-то среднее. Вроде как степень посвящения. Растет себе царевич, царем становится, а после уже - Миносом. - А ты… ты тоже Минос? - спрашиваю осторожно. Уже не на Древнем (Дий Критский с ним!) - на нашем, общепонятном. - Нет, - на смуглом, загорелом дочерна лице (привет Эвриалу) еле приметная усмешка. - Мой дед был последним. Отец не успел…
Я киваю - слышал. Идоменею, басилею Крита, последнему из династии Миносов, было, как и мне, шесть, когда погиб его отец, Девкалион Миносид. И царства великого Критского больше нет, и Кносс, древняя столица, уже в руинах. Но все равно…
Говорим о пустяках - как и положено при первом знакомстве. О серьезном - после. За широкой спиной критского басилея - пять сотен кораблей, наследство Великих Миносов. С таким союзником никакие Микены не страшны! Но это потом, сейчас - просто болтаем. Но и это интересно. Да еще как интересно!
– А те куреты, что на Крите жили, - не отстаю я. - Они из Этолии? Или наши, этолийские, с Крита?
Теперь он уже не улыбается - смеется. Смеется, длинными жилистыми руками разводит:
– Ну ты и спросил, Тидид! Тебе бы с моим дядей покойным поговорить, с Астерием. Он-то все знал! А я с семи лет в море. Сегодня - Таршиш, завтра - Кеми. Какие уж тут куреты!
– С Астерием? - удивляюсь я, вспоминая уроки дяди Эвмела. - Но твой дядя…
– Его еще Минотавром звали, - охотно поясняет Идоменей Критский. - Дядя Минотавр тебе бы всю эту древность вмиг разъяснил!
Шутит? Нет, не шутит, моряк! Да-а! А хорошо звучит: мой дядя Минотавр, моя бабушка Гидра…
Впрочем, и я - Медузы Горгоны праправнук!
И снова богоравные на поле толпятся, снова орут, снова руками машут. Но на этот раз не копейщики по доспехам гремят - лучники мастерством хвалятся. - у-у-у-у-у-ух! А-а-а-а-а-а-ах!
Это, конечно, Любимчик. Три стрелы, одна задругой - и три голубя, одурев от нежданной свободы, взлетают в жаркое белесое небо. Срезаны нитки - как раз посередине каждая.
– Э-э-э-э-э-э-эх!
Улыбается Лаэртид, от удовольствия нос морщит. Всех победил, даже Аякса Оилида, даже Тевкра. А ведь тот лучшим считался! (Ну, лук-то понятно. А вот вчера Любимчик даже меня удивил - на мечах всех обставил. И ростом вроде бы не вышел, и статью, и двигается, словно краб по песку, - а подижьты!..) А я на рыжего смотрю - и все диву даюсь, маму вспоминая. Нет, он действительно Любимчик! Пожалела его мама! А ведь могла бы и в паука превратить. Говорят, это у нее хорошо получается! А как она по-куретски щебетала! Смех, да и только! Интересно, о чем это они так долго разговаривали?
Но как нос дерет, Любимчик! Прямо Агамемнон какой-то!
– Радуйся, Диомед!
Засмотрелся! А если в бою сзади подойдут?
– Радуйся!
Киваю, а сам вспомнить его не могу. Немолод уже, хоть и не стар, морщинки в уголках губ, на висках седина, как у Патрокла, а глаза… Ой, непростые глаза!
– Я - Протесилай из Филаки.
Точно! Какой-то родич тамошнего басилея, кажется.
– У нас много общих знакомых, Диомед Тидид. Сказал - и странно так взглянул. Словно я догадаться должен.
– Бывает, - согласился я. - Ты мне, случаем, не дядя? Чуть дрогнули губы. Смеется? Смеется! Словно дедушка над неразумным внуком.
– Не дядя, Тидид, хотя мой дядя, говорят, очень любил тебя. А вот твоя мать меня не любит. Боюсь, это взаимно.
А в глазах… Словно кто-то другой на меня смотрит.
Страшно даже!
– Моя мать…
– Я не имею в виду Аргею, дочь Адраста. Прощай, Диомед. Если буду тебе нужен, приезжай в Филаку.
Вновь дрогнул губами, поклонился. А я с трудом сумел собственную челюсть поймать - руками. Отвалилась челюсть.
Любимчик меня по плечу своей лапищей хлопает, смеется, головой рыжей качает.
– Видел, как я их всех? Видел? Пошли выпьем, а? Почаше, не больше!
– Пошли, - вздыхаю я, а сам о Протесилае Филакском думаю. Ничего себе, намеки! Да кто он такой, Протесилай этот?
А Одиссей меня к поварне дворцовой тащит, не отпускает. Ну, лапищи у парня!
– Сделал я их, сделал! И Тевкра сделал, и Оилида! Эх, жалко, сестра твоя не видела!
Чуть не спросил 'какая?', да вовремя язык прикусил.
– И угораздило ее замуж так рано выйти! Такая девушка, я тебе скажу, куда там Елене! Прямо здесь бы и женился, Афиной клянусь! Как у нее кожа пахнет! А губы!.. Эй, ты чего, Диомед? Ты не падай!
Упадешь тут!..
