Обернулся. Рядышком уже она, моя богоравная! Губы поджала, глазами сверкает.
– Я не желаю, слышишь, не желаю, чтобы мой муж, ванакт Аргоса, шлялся по ночам неизвестно где! Я не желаю, чтобы об этом болтали на торге!..
Зря это она! Даже зайца не следует загонять в угол. Говорят, заяц от отчаяния орла убить может. А я, в общем-то, не совсем заяц.
– Если ты не одумаешься, я обращусь к совету гиппетов, я…
– Угу, - кивнул я.
Посмотрела мне в глаза. Осеклась.
– Мне - новый фарос. Подбери получше. И хитон.
– Я тебе не служан… - дернулись губы. - Сейчас, ванакт!..
– И еще! - перебил я. - Мы, кажется, кое о чем договаривались, богоравная. Я расстался с Амиклой…
– Расстаются с женами! - прошипела она. - Блудли-вых рабынь гонят взашей!
Оставалось улыбнуться.
– Я расстался с Амиклой, о моя богоравная супруга. Поэтому сегодня позовем служанку, а лучше двух. Ты ведь говорила, что любишь смотреть?
– Ты!.. Ты не поеме… - выдохнула она, скривилась… смолчала.
– И так будет каждый вечер - пока я хочу. Поняла? Первый раз за два года мне было приятно смотреть на собственную жену.
– К сожалению, это правда, - вздохнул дядя Эвмел. - К сожалению…
Давно в Палате Печатей не было столько народу! Сфе-нел, Амфилох, Киантипп, Полидор (даже к Гере Анфии не пошел, толстяк!). Ну и мы с дядей.
Маленький свиток папируса лег на столик. Дядины пальцы развернули его… свернули.
– Пока известно вот что… Париса в посольство включили в последний миг, должен был ехать один Эней. Говорят, Парис сам настоял, хотя Гелен и кое-кто еще из старших Приамидов были против. Переговоры вел Эней, речь шла о гарантиях судоходства на море… В общем, ничего необычного. Но тут его, Менелая, пригласили на Крит. Там годовщину справляли - по Катрею, его деду по матери…
Мы переглянулись, все еще не веря. Каждый из нас слышал - на улице, на торге, от собственной жены. Слышал - и отмахнулся поначалу. А, выходит, зря!
– Через два дня после его отъезда Елена приказала погрузить на корабль все свои сокровища. Сказала якобы, что это ее богатство, а не мужа. На корабль села сама, взяла с собой служанок… Дочку оставила…
– Сука! - негромко бросил Амфилох. Мне казалось - возразят, возмутятся. Ведь это же Елена!
Смолчали.
– Когда уезжала, велела сказать, что отныне - она супруга Париса Приамида…
– А мне сказали - Энея! - встрял Полидор. (Знаю, знаю, толстяк, кто тебе это сказал!) - Пока трудно понять, - дернул плечами дядя Эв-мел. - В общем, Менелай послал корабли в погоню, но никого не нашел. Говорят, их на юге видели, у Сидона. Вот и все!
– Ничего себе, все! - не выдержал я. - Даже если Елена с ума сошла…
– Сука она! - это уже Полидор. -…Куда Эней смотрел? Ведь он-то - не козопас, не мальчишка! Ведь им двоим Приам головы оторвет!
– А может, и нет…
Дядина рука нащупала палочку. Киантипп подбежал, помог.
– А может, и нет,, мальчики…
Дядя медленно прошел к окну, поглядел в низкое, затянутое тучами небо.
– Первое, что в голову приходит, - Гесиона. Помните? Лет двадцать назад Теламон вот так же гостил в Трое и увез с собою дочь Приама. Мерой за меру…
И вновь мы переглянулись. Было дело! Теламон Эакид, папаша бычелобого Аякса! А его брат Тевкр - сын Ге-сионы!
– А может, мальчики, и того хуже. Парис говорил, что Елену ему подарили боги. Трепал языком, наверное. А если нет?
– Но ведь Елена - богиня! - В голосе маленького Ки-антиппа звенел ужас. - Разве богиню подарить можно? Дядя Эвмел, дядя Диомед, объясните!..
Кто-то выругался - негромко, зло.
От души,
– Сама не понимаю, сынок! Ничего не понимаю! И никто из НАС не понимает.
– Почти никто, мама! Почти! Ведь кто-то из ВАС это придумал?
– Не знаю… Болтают о каком-то яблоке…
– Яблоке?!
– Представь себе, Диомед! Будто бы на свадьбе у Пелея кто-то кинул золотое яблоко с надписью: 'Прекраснешей'…
– Так эта надпись на яблоке бы не вместилась, мама! Там же столько значков! Может, это репа была?
– Вот-вот, и я о том… И будто бы из-за яблока МЫ поссорились, кому, мол, достанется. Boлooкaя, Киприда и я отправились к Парису на Иду, чтобы он рассудил… - Что за бред?
– Не бред, сынок! Не так глупо и придумано - для козопясов, которые представляют нас ничуть не лучше своих жемытых жен. Парис якобы вручил яблоко Киприде… - А она сосватала Парису Елену… Да-а!.. А что на сотом деле?
– Я же тебе говорю - не понимаю! НАШИ, те, у кого в Восточном Номосе уже есть Грибницы, очень волнуются, да и другие тоже. Ведь может быть… Может быть война, уынок!
– Да что ты, мама! Мой родич Фоас как-то сказал, что из-за женщин нельзя начинать войну. У тебя жену укроли, а ты у врага укради! Воевать-то зачем? Елену вернут, Париса сошлют к гипербореям…
– Если бы… Если бы, сынок!..
– Сука! Елена - сука!
– Су-у-ука-а-а!
Золотой истукан качнулся - раз, другой. Рухнул…
– Сука! Предала! Всех нас предала! Сука!
Волоокая - Гера.
Теперь по золоту молотили - камнями, дубинами, ногами, чем попало. Молотили, плющили, уродовали лик…
Толпа пришла сюда, на Глубокую, еще с рассветом. Стояли, окружив знакомый мне с детства храмик, шептались, потом стали кричать. Стражников не трогали, просто в сторону отодвигали. На нас с Капанидом и не смотрели. Будто бы не аргосские владыки у гибнущего храма стоят.
– А мы ей молились! Этой суке молились! Поджигай! Храм поджигай!
– Тидид! - Голос Сфенела дрожит. - Нельзя! Нельзя, чтобы так! Храм ведь!
– А как? - вздыхаю я.
Мне тоже жаль, до боли жаль Золотую Елену, богиню нашего детства, нашего маленького царства- государства на Глубокой. Сколько раз забегали сюда, молились, говорили о Ней! Но - поздно. По всей Ахайе, по всей Элладе громят храмы, разбивают статуи, оскверняют алтари…
Уже не богиня - сука!
– Предала! Предала! За Парисов приап предала! За-глотнула - понравился! Су-у-ука! Жги! Жги-и-и!
Вот и хворост с соломой несут. Стража догадалась, к соседним домам отступила. А там готовятся -
