Не забудем и мы, друзья, За что взялись!
Трое проклятой скоро гореть! И возьмет ее с нами вместе Бог Ахилл!
Эй, микенцы, острите мечи! Ждет нас море, ждет нас поход, Победа ждет!
Тишина… Мертвая, глухая, только слышно, как дождь по крыше стучит. И наконец, единое, дружное:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а!
А что аэд? Да вот он - снова носом в стол уткнулся! Странное дело, словно бы видел я его уже! И лицо незнакомое, и голос…
А все-таки встречались!
Первым, кого я за Львиными воротами встретил (они для козопасов Львиные, а вообще-то ворота Солнечных Львиц), оказался… Любимчик! Собственной богоравной особой! Я на него посмотрел, он - на меня… - Диомед! Ну, знаешь! И - лапищами. Хотел убежать - да куда там! Ой!
Слушаю, как кости мои бедные трещат, а сам глазам не верю. Он, Лаэртид! На подбородке - две волосины (почти как у меня), на плечах - плащ шерстяной, пастуший, вместо сандалий - сапожки, тоже пастушьи. Но все равно - он!
– Лаэртид! Ты же на Итаке! Ты же приплод считаешь! Погрустнел, вздохнул, волосину рыжую на подбородке дернул.
– Да тут такое дело, Диомед…
В общем, в Палаты Пелопсовы (в Микенах они тоже - Пелопсовы) мы вместе направились. Тем более у рыжего и колесницы не было. Верхами примчался. Удалец!
– На один день в Герею заехал! Всего на один день! Там стада наши, я с сидонцами договорился кое-что продать, а тут - гонец! От Атрида! Приезжай, мол, срочно. Ты чего-нибудь понимаешь, Диомед?
Понимать-то я понимал. Но не все. Зачем Агамемнону я понадобился, догадаться можно. Аргос Микен не слабее, по крайней мере, на суше. А вот зачем Любимчик? Или без превеликого воинства итакийского Парис Елену не отдаст?
А во дворе Палат Пелопсовых - суета. А во дворе - слуги толпятся, колесницы с повозками разгружают. Начал я считать - сбился. Ба-а-альшой заезд богоравных нынче! Это кто же пожаловал в Златообильные? Колесницы серебром-золотом блестят, кони - прямо с Олимпа, на нас, сирых, даже глаз не косят.
– А ведь война будет, - вновь вздохнул Любимчик. - Точно будет, Диомед! Только я им в этом деле не помощник!
Поглядел я на Лаэртида - ничего не ответил.
– Богоравного басилея Диомеда, сына Тидея, просят пожаловать…
Скрипнул я зубами (сами вы - басилеи!), но делать нечего - пожаловал. Мимо хризосакосов в доспехах сверкающих - прямиком в тронный зал. Под красные своды, что колоннами золочеными, с каймой пурпурной, подпираемы. Говорят, этот дворец Пелопс не просто так строил. Велел он, Танталид, себе точное подобие Дворца Мино-сов в Кноссе, что ныне в руинах лежит, воздвигнуть. И зал, как у Миноса, и колонны, и фрески, и трон…
Выше туч нос задирал Пелопс! Длинный был у него нос, говорят, подлиннее, чем у его богоравных потомков!
А вот и трон. Вокруг него, как водится, даматы с теретами' столбами стоят. А на троне - само собой, нос. Длинный, естественно. Над носом - венец золотой, под носом - бороденка козлиная (отрастил-таки!). А к носу - все, что полагается: скипетр кости слоновой, фарос пурпурный, сандалии красные. Все вместе сложить - ну точно, Зевс Додонский!
– Радуйся, богоравный Диомед, басилеи Аргоса, брат наш…
Увы, это не Зевс. Это всего лишь Агамемнон. -…Приветствую тебя в Микенах наших и во всяком нашем благоволении заверить спешу…
А я стою - котлом медным закипаю. За кого он меня принимает, этот носатый? За вшивую деревенщину, что сандалий красных не видела? Нужно мне его благоволение, как кентаврам колеса!
А даматы с теретами щеки, охрой намазанные, надувают, на меня не смотрят. Ждут. Вот сейчас аргосский баси-леишка на колени хлопнется, на живот брякнется…
Раскинул я руки пошире, ухмыльнулся радостно:
– Атридик! Сколько лет, сколько зим! Дай-ка я тебя поцелую, душка! У-у, ты мой бородатенький! И - полез лобызаться. Прямо на трон.
– Ну, извини, Тидид! Извини! Сам понимаешь, церемонии эти… Насели даматы, кричат, мол, лица терять нельзя, Микены с Аргосом равнять…
– Ладно!
Свиту прогнали, теперь сидим. Не на троне - на сту- Т с р е т - чиновник, чаще всего - военный. пеньках. Оно и удобнее, и проще. Когда не на троне и без скипетра, Агамемнон даже на человека походить начинает. Не то чтобы совсем…
– Менелай приехал. И Нестор из Пилоса. Знаком? Нестор? Ах да, папаша Антилоха. Еще один ванакт!
– Познакомимся. Я тут Одиссея Итакийца встретил… - Он уже здесь? - дернулся длинный нос. - Это хорошо, Тидид! Мне Менелай говорил, что этот Одиссей кого угодно уговорить может…
– Это точно, - улыбнулся я. - А кого уговаривать будем?
– Приама, - вздохнул Атрид. - Елена в Трое, Диомед! Десять дней назад корабль пришел, рассказали. В Трое Елена! Приам признал ее женой Париса…
Нехорошо свистеть в тронном зале. Но я все-таки присвистнул.
Ну и дела!
– Обряд в Лаомедонтовом дворце провели. Все были, все Приамиды - Гектор, Арет, Гиппофоой, Кебрион, Деифоб - все. Эней с сыновьями тоже был. Кассандра только не пришла, отказалась…
Этого длинного, с плоским носом и совиными глазами, я видел впервые. Зато слыхать и раньше приходилось. Калхант-троянец, смертный враг Приама, а заодно - прорицатель. Поговаривают, именно он помог в давние годы Гесиону из Трои увезти. С тех пор тут, в Микенах, кормится.
– Приам ее, Елену, обнял, в щеки расцеловал, дочерью назвал…
Тихий стон - жалобный, полный боли. Бедняга Менелай! Сидит рядом со мною, головой белокурой мотает, ни на кого не смотрит…
А я смотрю. Смотрю - и удивляюсь. Семеро тут нас, в маленькой горнице, что за парадными покоями спряталась. Мы тоже спрятались, чтоб не мешал никто. Хвала богам, трона тут нет, на лавках сидим. У окна - Агамемнон нос в грудь уткнул, одесную от него Нестор Сивая Борода (бородища!), ошуюю - Менелай, рядом с белокурым - я. Любимчик у дверей пристроился, Калхант-троянец посреди стоит (негоже ему сидеть!). А рядом с Лаэртидом кто?
Вот этот 'кто' меня и занимал. Низенький, толстенький, улыбчивый, борода светлая кудряшками. Сидит жмурится, словно ему светильник глаза режет. На пухлых пальцах - перстни, фибула камнями белыми светится…
Зачем мы здесь - понятно. Зачем Калхант - тоже (кого же еще по такому делу советчиком звать?). А пухлый для чего?
– В Трое праздник начался - целый месяц продлится. Игры, пиры… Соседи съезжаются - из Мисии, из Карий, из Лидии…
