костры под дождем дымят да Джером где-то в темноте просеку прокладывает.
Помозговали еще чуток, прикинули расклад да решили: все, путь один — сматываться пора. В Корпусе на перспективе лишь Трон да клетка огненная, а так, глядишь, по воле чуток побегаем, а следовательно, поживем еще малость. Жизнь-то, Эрик, как ни крути, и в отступничестве прекрасна: крест на лысину не давит, Святое Писание карман не оттягивает, но что самое главное — за речью следить не надо, ругайся когда и где хочешь любыми словами и в любых количествах.
Позыркали мы по сторонам — одни «самсоны» стоят. Так бы, конечно, чего полегче да пошустрее прихватили, но на безрыбье и удочку обглодаешь. Зато лагерь почистили будь здоров! Еды, горючки, барахла всякого — полный кузов. Да, про стволы и патроны тоже не забыли. Братья так сильно рвались найти тебя и пристрелить, что арсенал забыли запереть — нам и замки ломать не пришлось. «Земляка» своего хоть вернул; никогда бы не простил себе, если бы там его, горемычного, бросил. «Гепарда» одного подрезали на всякий случай, а второму на ствол колесом наехали, дабы он кого-нибудь из нас издали не пришлепнул — пакость еще та, когда против тебя играет. Пулемет ральфовский Саймон забрал, больно он ему по сердцу пришелся при штурме. А еще он зачем-то огнемет виссарионовский прихватил. Говорит, костры под дождем жечь очень удобно — быстро и не дымит. А по мне, так только место занимает…
Короче, ничего не забыли. Даже пару раций эти раздолбаи нам оставили — вот Циклопу-то опять по лысине достанется! Они-то, кстати, нас на тебя и вывели, но об этом позже… Хотели на прощание запалить этот гадюшник к чертям собачьим, но Вацлав — умная голова! — сказал, что огонь всех назад пригонит, а так, пожалуй, только к утру обернутся. Ну, а мы-то к утру уже ищи-свищи! Все равно недурной подарочек оставили:— вторую измену да Аврелия с грязной тряпкой во рту. Будет знать, как хороших парней унижать, мерзавец! А для полного комплекта колеса у трейлеров, тягачей и второго «самсона» попротыкали; пускай побортуют, поползают, аки свиньи по грязи. Покатило веселье, одним словом!..
Только выехали, заспорили, куда бы Стрелок дернул с бабой и детьми. Поскрипели извилинами и порешили, что на восток — к русским, в Петербург. Рискованно, но при желании выполнимо, а это, брат Хенриксон, твой стиль. Правда, мы считали, что ты на бензин и тому подобное встречных грабить будешь, а ты ишь как грамотно все провернул с помощью прыща этого мелкого. Молодец, чувствуется моя школа! Но время потерял — это минус…
Валяем, говорит мне Вацлав, и мы на твою исторический родину; драпать так уж всем под одно крылышко. На том и сошлись да понеслись во мрак. Дороги только наши не совпали из-за твоего рейнского наскока. Вы через Лаваль пошли, а мы на Алансон. Но рассчитали мы ваш маршрут правильно: по побережью вам путь заказан — слишком многолюдно, — а южнее — крюк солидный выходит. Так что, командир, твой оптимальный вариант мы раскусили в один присест!
Короче, несемся, свободой упиваемся, лишь ветер в ушах. Веришь — нет, но будто пьяные, хотя и капли в рот никто не взял из магистерской бочки. Лично я легкости такой и в теле и в мыслях с детства не ощущал, будто неимоверную скалу с плеч спихнул, истинно говорю! Саймон предложил: давай рацию включим; о чем там эти уроды трещат. А по говорилке одно: «не видели», «не проезжали», «чисто». ..Уже светать начало, вдруг кто-то из сироток Гонсалеса как заорет: Эрик попер на Ренн — его «хантеры» засекли невдалеке от этого городишки!
Не, думаем, ерунда это — не сунется Стрелок на юг, там для него тупик. Ну разве что для запутывания следов… И дальше едем, но уже малость потише. Чем черт не шутит, авось догоните вы нас? Только-только к речушке подрулили, как рация опять в крик, но уже без остановки: типа, преследуем беглецов — те уходят; открыть огонь — есть открыть огонь; движемся к Лавалю и ля-ля-ля в том же духе…
Вот те раз — Лаваль! Так ведь вон же он, на горизонте! Речку по какой-то запруде переехали и по газам до той точки. А передатчик верещит не переставая; Бернард еще пару машин вдогонку отправил. Слышим: город вы миновали, дальше несетесь. А через десять минут раз — и вот вы, прямо перед носом! Шпарите себе по проселку, а паразиты уже вам в хвост вцепились…
Ну-ка, брат-еретик, ответь: наложил небось под себя-то, когда нас увидал? Наложил, не отпирайся! Англичанка вон до сих пор какая бледная сидит… Ой, простите великодушно, мисс: не знал, что вы ирландка. Виноват, коли обидел; впредь не повторится…
Вот такие поганые наши дела, мистер швед. Сегодня к закату все епархии обогатятся твоей подноготной и описанием внешности и завтра нам уже придется ныкаться по щелям, как тем тараканам. Но самое страшное я тебе еще не сказал; Аврелий, когда нас стращал, заодно поведал о том, что Мясник перед облавой дал при всех Слово Командира, что возьмет тебя любой ценой живым или мертвым. Чуешь, что к чему? То-то же…
Теперь у нас одна надежда — князь Сергей; так, кажется, матрос, которого я допрашивал, его называл. Доберемся — хорошо, ну а нет, тогда хоть шкуры свои продадим подороже. Вот только соплячков жаль будет, но не серчайте раньше срока, мисс ирландская ведьмочка, вас ведь опекают самые боеспособные отступники Святой Европы за всю ее историю, уж клянусь моими обожженными усами…
18
'— Что за чертовщина! — сказал он. — Уж не спятил ли доктор Ливси ?
— Не думаю, — ответил я. — Из нас всех он спятит последним'.
Спал я крепко и без сновидений, заснув практически мгновенно. Мысль о том, что нас отныне не два боеспособных человека, а целых пять, здорово меня успокаивала.
Странная штука жизнь. Ну ладно я, загнанный в угол, пошел на такое, но Гюнтер, Михаил, Вацлав и Саймон… С ними-то что случилось? Их ведь никого казнить не заставляли, ультиматумов не предъявляли и изначально Троном не грозили. У Гюнтера, как выяснилось, был-таки принцип, стоящий выше Устава, и он не смог им пренебречь, а все, что требовали от последних трех, так это сказать лишь четыре слова: «Да, Эрик Хенриксон — предатель!» Но не сказали же, не поверили самому Аврелию, не встали в один строй с остальными! Непредсказуемая вещь человеческая душа, все сильней и сильней в этом убеждаюсь…
Под вечер совсем распогодилось. Теплый ветерок подсушил землю, буквально за полдня уничтожив последствия этого затяжного моросящего проклятия, оставив кое-где лишь наиболее глубокие лужи. Проснувшись, я лежал, не открывая глаз, и слушал вечернее птичье щебетание. Сонм роившихся в голове мыслей покрыла легкая безмятежность, заставляя вот так валяться, расслабившись, на пожелтевшей траве и вдыхать ее чуть прелый, щекочущий ноздри, аромат.
Справа донеслось громкое шмыганье носом. Я нехотя раскрыл глаза и повернул голову. На расстоянии вытянутой руки от меня сидел, прислонившись спиной к обшарпанной стене полуразрушенного здания, старший сын Жан-Пьера Поль и стегал прутиком сухие травинки.
— Как жизнь, молодой человек? — улыбнувшись, спросил я его, но лицо мальчишки осталось хмурым и озабоченным. — Что тебя тревожит? Утренняя погоня напугала?
— Эрик, — игнорируя мои вопросы, отозвался Поль, — дайте мне автомат!
— Рановато тебе баловаться этой игрушкой. Да и помощь твоя пока не к спеху. Видишь, сколько нас теперь, больших и до зубов вооруженных.
— Ну тогда пистолет. Папа учил меня стрелять из него, честное слово!
— Зачем он тебе? Хочешь попалить по консервным банкам?
— Нет, я хочу драться с теми, кто убил моего папу, когда они снова придут!
— А кто тебе сказал, что он умер? — Я приподнялся на локте и пристально посмотрел на него.
— Кэти. Только что…
Кэтрин вскрывала банки с консервами и нарезала хлеб, готовя ужин перед ночной дорогой в неизвестность. То и дело она косилась на дрыхнущего возле колеса «самсона» магистра Конрада. «Как бы ее нож не был использован не по назначению», — с опаской за судьбу коротышки подумал я, наблюдая, как наша гордая ирландка расправляется с жестяными крышками банок.