рыжая и впрямь знала, о чем говорила.
— Видишь, — Кэтрин кивнула на куст у обочины. — Вон их метка. Они ставят ее на тот случай, чтобы другие банды по ошибке вместо торговцев не повредили себе колеса.
И правда — под кустом, не особо бросаясь в глаза, но и в то же время на виду была воткнута в землю тренога из связанных между собой ошкуренных палок, какими крестьяне обычно метят границы своих наделов. Но крестьянских полей не было и в помине, а потому действительно вызывало недоумение нахождение здесь подобной конструкции.
— Но откуда тебе известна байкерская символика? — заинтригованный еще больше, поинтересовался я. — А может, этот знак обозначает совсем иное?
— Лучше не спрашивай, — по всей видимости, девушке не хотелось отвечать на вопрос. — Просто поверь на слово, ладно?
Держа-оружие наготове, подошли Саймон и Гюнтер. По концовке нашего разговора они догадались, о чем речь, и тоже принялись озадаченно обозревать заросшие кустарником склоны холмов.
— Байкер не попрет против Охотника, — сказал британец. — Сдвинем бороны на обочину и поедем дальше.
— Там не бороны, — покачала головой Кэтрин. — Когда устанавливают бороны, втыкают четыре палки. А три обозначают колесные мины-уничтожители. Вы сможете найти и обезвредить эти байкерские прибамбасы?
Подобные штуковины, безопасные для сидящих в машине людей, однако разрывающие в клочья покрышки, бродячие банды мотоциклистов производили из пороха и ружейных капсюлей. В них не было стальной оболочки и разящих осколков, но сила взрыва напрочь лишала автомобиль колеса, что, естественно, не могло нам понравиться.
— Кто знает, сколько этого дерьма тут позакопано, — промолвил Вацлав. — Можно до полудня провозиться, ища их. Разумней было бы повернуть назад и на ближайшей развилке поменять дорогу.
Я призадумался. Идти навстречу нашим преследователям двадцать пять — тридцать километров страсть как не хотелось. Ехать через мины не хотелось еще больше. Так что приходилось из двух зол выбирать наименее приближенное, но едва я собрался отдать приказ о возвращении, как вдруг Гюнтер, поведя носом по воздуху, проговорил:
— Чую запах табака!.. За нами следят… с левого склона.
Все сразу ощутили себя неуютно и начали с опаской озираться. Я медленно извлек пистолеты и, стараясь сохранять спокойствие, отдал распоряжение:
— Под прикрытие «хантеров» — разошлись! Саймон, дуй к Свинцоплюю! Без моего приказа не стрелять! Нам себе еще одних врагов нажить не хватало…
Однако Кэтрин, на этот раз и не подумала мне подчиняться. Наоборот — она подошла к подножию холма, пропустила мимо ушей мое «Что ты делаешь?», прокашлялась и, сложив ладони рупором, закричала:
— Ясного неба вам и сухой трассы, Люди Свободы! Оборотень, если ты там — отзовись! Я обещаю: тебе никто не причинит здесь вреда!
Мы пораскрыли рты и вылупились на несущую черт поймешь какую дребедень ирландку.
— Чокнулась Катька! — выдвинул наиболее логичную версию происходящего Михаил. — Нанюхалась бензина за двое суток пути, а крыша с непривычки-то и поехала! Надо бы скрутить бабенку от греха подальше. Кто со мной?
— Погоди! — остановил я его. — Отставить скручивание. Похоже, наша Кэтрин откроет нам сейчас некоторые тайны своего весьма любопытного прошлого.
Я вылез из-за «хантера» и подошел к ней.
— Эй, Оборотень! — не обращая на меня внимания, продолжала взывать к холмам Кэтрин. — Я всегда говорила тебе, что курение табака рано или поздно погубит твою шайку! Эту дерьмовую вонь ощущаешь за километр! Мы знаем, что ты там! Выходи! Клянусь — вас не тронут! Или ты прокурил уже все мозги и перестал узнавать меня, пугало волосатое?
Мой нос не отличался тонким обонянием, но даже он уловил едкий табачный запах, долетавший до нас со склона. Да и тот, кто сидел сейчас в кустах, видимо, понял, что с головой себя рассекретил, а потому, опасаясь, наверное, как бы наша пушка не начала вслепую шарить по зарослям, прекратил игру в кошки-мышки и отозвался-таки на призывы ирландки. И что самое удивительное — Кэтрин и впрямь была ему знакома!
— Эге, да мне действительно не почудилось, — донеслось откуда-то сверху. — Саламандра, ты ли это?
— Я, Покрышка, ты не ошибся! — Видимо, Кэтрин узнала говорившего с ней по голосу. — Да, это я, та самая Саламандра, что вправила твою кривую руку, когда ты слетел в кювет на своем «харлее» три года назад! Где Оборотень? Я хочу поскорее увидеться с ним!
— Э-э-э, не гони, дорогуша! Мы прекрасно видим, с кем ты приехала! — Невидимый собеседник, однако, не спешил бросаться ей в объятья. — Что, поменяла компанию отмороженных еретиков на кодлу пророческих головорезов ? Не похоже, что ты их пленница — вы только что так мирно беседовали там внизу! Черт побери, неужели ты пошла к ним добровольно? Вот уж чего от тебя, рыжик, не ожидал так не ожидал! Чтобы ты снюхалась с инквизиторскими псами! Ай-я-яй, девочка, как не стыдно! А может быть, ты и сдала им Жан-Пьера? Мы хоть и далеко от Парижа, но многое знаем и нас на разбавленном бензине не проведешь!..
О, как же Кэтрин покоробили слова ее старых знакомых! Но несмотря на это, она с перекошенным от ярости лицом все же нашла в себе силы терпеливо вынести их упреки.
— Это долго объяснять, Покрышка, — бешено сверкая глазами, прокричала в ответ ирландка, — но эти люди больше к Охотникам не принадлежат! Они вышли из Братства! Вышли с боем, убив много своих! А к бунту их побудил приказ Пророка об убийстве детей Жан-Пьера! В такое с трудом верится, но это действительно так! И теперь они помогают мне бежать с ребятишками к русским в Петербург! Их не стоит бояться, они вам не враги!
— Как же, заливай больше! — не поверили байкеры, в чем, однако, не было ничего удивительного — неверие являлось одним из принципов выживания этого племени в условиях святоевропейских порядков. — Ты просто поешь под их дудку, чтобы до кучи сдать им и нас в придачу! Только обломитесь, ребята! Вам нас не догнать — дорога заминирована!.. Эх, тяжело будет, Саламандра, рассказывать о тебе Оборотню! Он-то считает, что ты погибла или в плену, убивается, бедняга, не ест, не спит! Ну а теперь и вовсе опечалится!
— Послушай, ты, горбатая образина! — Кэтрин медленно, но неотвратимо достигала температуры кипения. — Нам некогда чесать языком по твоим уродливым ушам, но припомни: разве Охотники хоть раз в своей истории опустились до переговоров с байкерами? Да будь они сейчас на службе, никто из них не вел бы здесь с тобой беседы! Жахнули бы пушкой по холму да поехали другой дорогой, а тут слушают тебя, идиота, и молчат, а я расстилаюсь перед тобой, упрашиваю! Ну посуди сам: на черта им — элите силовиков — возиться с вонючими грабителями торгашей ?
— Конечно, резон в твоих словах есть, — в душе Покрышки все-таки начали прорастать зерна сомнения, — но уж больно невероятные сказки ты нам травишь! Интересно только вот что: раз уж вы дали деру, то чего же самого Жан-Пьера с собой не прихватили? Я слыхал, что его взяли живым и здоровым! Чего же вы отца-то погнушались освободить?
— Жан-Пьер умер три дня назад,-голос Кэтрин сорвал ся и зазвучал тише. — Его запытал насмерть собака Аврелий. И если бы не парни, что стоят здесь со мной, та же участь ждала бы и меня, и его детей в том числе!
Байкеры притихли, очевидно, совещаясь. Но вот снова раздался со склона холма прокуренный голос того, кого именовали Покрышкой:
— Так ты утверждаешь, что они больше не Охотники?
— Так и есть, Фома ты неверующий! — ответила уже вконец раздраженная ирландка.
— Ну что ж, тогда пусть во всеуслышание проклянут Бога и сложат оружие! Таковы наши условия, если хотите встретиться с Оборотнем!
