— Эрик, дозволь, я сниму Мясника из «гепарда». Нельзя упускать такую возможность — когда еще представится?
— Попробуй, — дал я «добро», отчетливо осознавая, что в нашем незавидном положении не до благородных методов ведения войны.
— Ты продержи его переговорами в этой позиции, а я прямо из кузова и пальну. — попросил поляк и стал незаметно взбираться на «самсон».
Я вновь приложился к рации:
— Ну что, мистер Уильяме, одумались? Нет, вы только взгляните, как трогательно сии рабы Божий вопиют о милосердии…
В ответ из передатчика в ухо мне ударил презрительный хохот:
— О, как же ты наивен, мальчик, на самом-то деле! Да начхать я хотел на мелкого урода и каких-то трусливых идиотов! Они всего лишь невинные жертвы, причем погибшие по твоей вине! Ты же меня знаешь: я без колебаний поступлюсь ими ради того, чтобы прикончить и тебя и твою, как я смотрю, слишком расплодившуюся свору!
Чуткие уши Конрада уловили свой приговор даже с нескольких метров, и он, перестав махать руками, подскочил ко мне, а после чего вырвал у меня рацию и, едва не проглотив ее, визгливо заорал в микрофон:
— Вы что там очумели, брат Бернард! Я как магистр Главного магистрата категорически запрещаю вам открывать огонь, слышите? Вы отправитесь под Трибунал за это!..
— Простите, ваша честь, — заговорила ему в ответ рация, — и прощайте. Вы погибнете при исполнении своего долга как истинный герой. Я знаю, в Перудже в честь вас уже названа улица; что ж, теперь появится такая и на окраине Ватикана. Я горжусь, что мне довелось поработать рука об руку со столь самоотверженным магистром…
— Отставить!!! Именем Пророка приказываю: отставить!!! — не унимался Конрад, у которого перспектива вновь увековечить себя в истории восторга отнюдь не вызвала, но передатчик хладнокровно пискнул и отключился.
— В укрытие, ваша честь! — крикнул я, хватая его за шиворот и волоча за «самсон». — Кто бы мог подумать: оказывается, мне вы куда дороже, нежели Корпусу!
И вовремя! Едва мы с ним притулились за колесом монстромобиля, как воздух прорезали и застучали по обшивке нашего укрытия первые автоматные пули. Ситуация до боли напоминала дамбу Мон-Сен-Мишеля — мы прятались за «самсоном», а по нам поливали очередями наши враги.
— Вацлав, ну где же ты!-задрав голову, громко проорал я. Он не ответил, но вместо него раскатисто прогрохотал
«гепард». Я высунулся в надежде засвидетельствовать гибель самого одиозного командира Братства, но Вацлав, как ни прискорбно, промахнулся. Тяжелая пуля угодила в опору всего в полуметре от головы Мясника, обдав того мелкими осколками бетона. Шанс был упущен безвозвратно — больше подставляться Мясник не желал и, перекатившись по земле, залег рядом со своими бойцами.
Я всерьез беспокоился за жизни Добровольцев, так и оставшихся на линии огня, но, как выяснилось, напрасно. Тут-то парни и проявили свою напрочь отсутствующую при несении службы расторопность! При первых же выстрелах они резво сиганули за борт, по вполне объяснимым причинам не желая участвовать в нашем празднике. Я заметил три их торчащих из воды головы, когда те, сносимые течением прямиком к Мангейму, были уже далеко. Вот будет теперь что порассказать Добровольцам своим приятелям за кружечкой холодного пивка!
Саймон и Михаил, имея более дальнобойное, чем карабин Гюнтера, оружие, принялись огрызаться в ответ прицельными очередями.
— Только не по столбу! — крикнул я им, но они и без меня знали, что делать.
Вацлав соскочил с кузова и приземлился рядом со мной.
— Прицел сбит, — разочарованно сообщил он. — Стрясли, пока везли. А ведь аккурат посередке лба у этого паразита оптику настроил, на ветер поправочку сделал… Эх, незадача!
И, дослав патрон в патронник автомата, он присоединился к Михаилу и Саймону…
Хоть мы и были неплохо защищены, все равно вздрагивали, когда пули били по монстромобилю и откалывали щепки от дощатого настила парома. Только Конрад, казалось, не замечал опасности. Он был в бешенстве. Надо же, его — магистра! — хотели убить как заурядного отступника проигнорировавшие его же приказ подчиненные! И потому гневный поток словоизлияний доведенного до белого каления коротышки временами перекрывал очереди нашего пулемета.
— Вот негодяй! Нет, каков негодяй, а! — потрясал кулачками магистр. — Меня в герои?! Да еще посмертно?! Уж я-то доберусь до тебя! Клянусь: твоей карьере конец! Мерзавец! Эрик, милейший, дайте мне автомат, я прикончу недоноска лично!
Я знал, что он нисколько не шутит, ведь прецедент уже имелся, и не так давно. И, будь у меня под рукой свободный ствол, то выдал бы его малорослому карателю без раздумий, но все оставшееся не у дел оружие лежало в кузове «самсона», а лезть туда под огнем не очень-то хотелось.
— Успокойтесь, ваша честь, и не дергайтесь, а то и впрямь подстрелят! — одернул я возжелавшего испить бернардовской крови Конрада. — Примите как должное то, что сегодня ваша жизнь обесценилась до уровня наших, однако не настолько же, чтобы подставлять свою лучезарную лысину под свинец! Следующий раз, обещаю, я самолично вручу вам то оружие, какое только пожелаете!
Я не мог нарадоваться на работу паромщика. Несмотря на плотный огонь с берега, он делал свое дело, и делал его на совесть. Свернувшись калачиком возле дизеля, этот воистину героический мужичок довел обороты того до максимума, и расстояние между нами и западным берегом продолжало неуклонно расти. Вот пули стали разлетаться по все более широкому сектору, шлепая преимущественно по воде, а не по парому; вот противоположный берег придвинулся еще на треть, а байкеры, до этого боявшиеся даже голову оторвать от палубы, принялись переползать к стоявшим у переднего края мотоциклам…
Внезапно все прекратилось. Очевидно, Бернард приказал поберечь патроны, поскольку стрельба по цели, уменьшившейся до размеров пуговицы от плаща, была напрасной тратой и времени, и боеприпасов.
Как и ожидалось, передатчик вновь призывно запиликал.
— Что, думаешь, скрылся от нас, предатель? — Несмотря на неудачу, голос Мясника оставался спокойным, как и прежде. — Еще и прикончить меня хотел? Обидно, да: промазал по такой превосходной цели! Похоже, что приписываемое тебе умение сшибать мух на лету всего лишь фикция! Я вижу, кишка у тебя тонка; ты только и умеешь, что братьям в спины стрелять!..
— Мой кишечник не тоньше вашего, мистер Уильямс, — парировал я. — Вы ведь тоже говорите со мной по рации, а не напрямую.
— Не радуйся раньше времени, каинов выродок! — Все же нотки гнева прорезались и у выдержанного Бернарда. — Неважно, что сегодня ты ускользнул; ты ведь меня знаешь — я вырою тебя из любого дерьма, в которое только зароешься! И посмотрим, что останется тогда от твоего дешевого сарказма! Ты мертвец, усвоил? Мерт-вец! Уж поверь…
— Извините, старина, но мы спешим. Взаимно был рад поболтать и, надеюсь, до нескорой встречи! — Полемику с Бернардом мне вести не хотелось, и я вышел из нее посредством щелчка тумблера…
— Все в порядке, все целы, — доложил Михаил после того, как проверил группу на наличие потерь. — Дерьмовые, однако, в Первом стрелки… А вот поторопиться нам очень даже не помешает — сдается мне, бернардовцы чесанули на мост и теперь захотят догнать нас по восточному берегу.
—Да, скорее всего, — согласился я, — но пока они сделают крюк, а это километров пятьдесят- шестьдесят, мы успеем углубиться в пустошь…
Несмотря на то, что никто из нас не пострадал в скоротечной и слепой перестрелке (как, видимо, и бойцы Мясника), кое-что мы все-таки потеряли. Наш постоянный спаситель — верный боевой товарищ «самсон» — стоял перекошенный на правый бок и испускал остатки воздуха из двух своих шин, вновь прикрывших собой доверившихся им людей. Нечего было теперь и думать о том, чтобы тащить его за собой. Мы — бывшие Охотники — столпились у монстромобиля и склонили головы, будто бы провожая в последний путь старого друга. За нами следили недоуменные взгляды байкеров, считавших, наверное, что только им
